А ее сердце ликовало! Еще никто не имел такой привилегии, а она… Она первая прочтет его книгу! Он предлагал ей не тело, не имя и даже не душу! Картер предложил ей книгу, которая составляла смысл всей его жизни! То, что было для него ценнее всего на свете!

– Ты что, хочешь уморить меня? – спросил Мэдисон на следующее утро, попивая в кухне ароматный кофе. Слоун яростно сбивала яйца.

– Я наказываю тебя за то, что ты спустился сюда завтракать. Ты что, забыл? Мы же договорились, что я буду приносить завтрак тебе в комнату.

Картер сделал большой глоток.

– Да я давным-давно проснулся и метался по комнате, ожидая, когда можно будет спуститься вниз, не нарушая приличий, – принялся объяснять он. – Сколько ты прочитала?

– Ешь омлет. – Она поставила перед ним тарелку с дымящимся блюдом.

Ее единственный постоялец выругался себе под нос, но на еду набросился с отменным аппетитом; сама же она ела куда медленнее.

Аккуратно одетые, они сидели друг против друга за кухонным столом, одни во всем доме, и Слоун мечтала. Она представляла себе, что никакой Алисии на свете вообще не существует. И весь «Фэйрчайлд-Хаус» в их распоряжении, и ей так уютно в нем… Впрочем, то, что касалось уюта, вовсе не было плодом фантазии. Дом просто потонул в дожде, который без устали барабанил по крыше и по подоконникам, надежно отгородив их от всего остального мира.

– Что ты думаешь о первой главе? – спросил писатель с набитым ртом. – Ты уже прочла первую главу?

– По прогнозу, дождь будет лить по крайней мере еще три дня, – не глядя на Мэдисона и аккуратно намазывая варенье на хлеб, промолвила девушка.

– Ну ладно, ладно, я все понял, – проворчал Картер. – Передай бекон, пожалуйста.

Потом она отнесла грязные тарелки в раковину и вернулась к столу с горячим кофейником. Налила еще кофе. Картер нетерпеливо барабанил пальцами по столу, поглядывая на нее поверх очков.

– Первая глава – просто замечательная, – наконец заявила Слоун, отпив кофе.

Мэдисон вздохнул было с облегчением, но потом его лицо снова напряглось.

– Ты это… не просто так, из вежливости говоришь? – Очки перекочевали к нему на лоб, где он, собственно, всегда их и носил, если не работал.

– Нет, – рассмеялась Слоун, качая головой. – Я сперва подумала, что человек, убегающий по переулку от своего преследователя, и есть главный герой.

– Так и должно быть. Я так задумал.

– И ты так описал звук его шагов по темным, мокрым от дождя улицам, его бешеное сердцебиение… Я просто воочию все увидела! Ты знал, о чем пишешь! Я переживала вместе с ним, испытывала тот же страх, ту же панику. И мне так же не хватало воздуха, я задыхалась… Я была невероятно удивлена, узнав…

–..что этот человек – негодяй, а его преследователь и есть герой? – договорил за нее писатель. – Так?

– Да! Вот это ход! Читателям понравится.

Но…

– Но – что? – с тревогой спросил он.

– Неужели надо было с такими подробностями описывать кровавое убийство? – поежилась девушка.

– Это было не убийство, это была казнь, – усмехнулся Мэдисон. – Он был нацистским преступником. Жестокосердным мерзавцем. К тому же герой должен быть не только смелым сам по себе, но и для кого-то опасным. Большую часть моих читателей составляют мужчины. Книги дают им возможность помечтать. В жизни ведь бывают случаи, когда кому-нибудь стреляют в голову из револьвера, и мозги человека размазывает по кирпичной стене! До такого ни одному писателю не додуматься! Это надо знать.

Слоун с трудом сглотнула:

– Ты что… ты это видел?

– Да-а… Один мой приятель работает в ФБР, и, когда я рассказал ему, что мне нужно, он позвал меня…

– Пожалуй, меня не интересуют подробности, – поспешно остановила его девушка.

– О'кей, – улыбнулся Картер. – Стало быть, ты дочитала до этого места? Ты прочла всю первую главу?

– Я дочитала до четвертой главы. И мне понравилось, Картер.

– Да ты что? Правда?

– Правда, – подтвердила Слоун. – Я не преувеличиваю. – Она по-детски приложила к груди сложенные крестом руки, но выражение ее глаз оставалось серьезным.

– Взор Мэдисона задержался на ее груди, но раз уж они заключили соглашение, делать было нечего, и он перевел взгляд на ее лицо.

– Рукопись в полном беспорядке. Ты во всем разобралась? Я то и дело что-то правил. А когда у меня ничего не выходило с последней главой, я срывал злость на остальных страницах, вымарывал целые абзацы.

– Да, в некоторых местах я с трудом разбирала исправления и редакторские значки, но, думаю, мне удалось с этим справиться. Действие у тебя разворачивается так быстро и герой оказывается в таких невероятных ситуациях, что мне не терпится узнать, как он выберется из них. – Внезапно оживление с ее лица исчезло, голова поникла, она словно погасла. – Он, наверное, умрет или что-нибудь в этом роде, ведь так?

Мэдисон усмехнулся, увидев, как она огорчена.

– Нет, он не умрет, – заверил он Слоун.

– Да? В таком случае мне не терпится вернуться к книге. Ты будешь работать сегодня?

– Да. Хочу переделать одну сцену в шестой главе, пока ты до нее не добралась.

Пока они говорили, девушка вытирала со стола, а теперь она стала загружать посудомоечную машину. Она не представляла себе, до чего соблазнительна ее поза, если посмотреть сзади.

– Зачем? – поинтересовалась Слоун, повернув назад голову.

– Ты вдохновила меня. Хозяйка выпрямилась; с ее рук на пол капала вода.

– Я?!

– Я уже говорил тебе, как ты мне нравишься в джинсах. Вот я и решил вставить это в книгу?

Задумавшись, Слоун вытерла руки полотенцем, стараясь не смотреть на Картера.

– Я надела джинсы потому, что здесь никого нет, а мне надо кое-что сделать в душе.

– Не стоит извиняться за то, что ты чертовски сексуальна в этих штанах, Слоун, – тихо проговорил он.

Оробев, девушка заправила за ухо выбившуюся прядь.

– Я не… Я хочу сказать, мне и в голову не приходило, что я вообще могу быть… сексуальной… чертовски…

Его глаза буравили ее с такой силой, что она просто оцепенела.

– Знаю. Ты не нарочно. И от этого эффект еще сильнее.

Слоун могла бы и не обратить внимания на его слова, если бы проникновенный голос Мэдисона не напомнил ей о норковой перчатке. Эту самую норковую перчатку рекламировали на обложке одного из журналов, и она представляла собой игрушку – сексуальную игрушку, которую придумали специально для того, чтобы любовники могли делать друг другу массаж. Именно об этой вещице и подумала Слоун, услыхав голос своего необычного постояльца. Ее тело покрылось мурашками, когда она представила, как нежный мех ласкает ее кожу. Закрыв глаза, девушка постаралась прогнать от себя это наваждение, не думать о том, как перчатка скользит по ее животу, ее бедрам…

– А к-как ты… как же ты вставишь мои джинсы… в книгу?

– В конце пятой главы моего героя – Грегори – ранили в плечо. Он бродит по улочкам швейцарской деревушки, едва не падая от головокружения и от боли. Лиза, с которой он встретился в четвертой главе, следует за ним по пятам…

– Да, о Лизе я уже знаю. Картер кивнул:

– Так вот. Когда Грегори все-таки теряет сознание от большой потери крови, его уносят в дом к Лизе, и она сама лечит его рану. Герой несколько дней находится в полубредовом состоянии. – Писатель пожал плечами, похоже, не одобряя этой части романа. – М-м-м… Это, конечно, банально, но производит впечатление. Короче, когда Грегори приходит в себя, Лиза, как ангел-хранитель, склоняется над ним. Он приподнимается в постели и кладет голову ей на грудь, словно для того, чтобы решить для себя, жив он еще или уже умер. Ну… и после того, как его… м-м-м… плоть отвечает на близость женщины, Грегори понимает, что, пожалуй, он все еще на этом свете. Так было в этой главе.

– Не вижу в этом ничего такого, – заметила Слоун, не в силах отвернуться от Мэдисона, глаза которого так и притягивали ее к себе.

– Да нет, все в порядке. – Картер откашлялся. – Только теперь я кое-что переделаю. Когда Грегори откроет глаза, то первое, что он увидит, это будет потрясающая женская попка в тесных джинсах. Лиза наклонится, чтобы поправить что-нибудь в ногах постели. Ну да… – Глаза писателя заблестели от охватившего его возбуждения. – Да! У Грегори ведь была лихорадка, он разметался, и простыни сбились.