Жрец надрывался, срываясь на визг:

— Нвах, жертва! На колени!!

Взбешенная донельзя его наглостью, не обращая внимания на секущие кожу и выворачивающие кости заклятья, Аррайда рубанула мечом. Жрец рухнул бескровной серой тряпкой; длинный клинок в падении задел идол. Не было ни грома, ни зубовного скрежета. Половина идола сразу осыпалась липкими кусками, вторая замерла в неустойчивом равновесии — и тоже рухнула. Ярость боя покинула Аррайду, и сразу навалились боль, слабость, усталость. Колени подогнулись, и сознание оставило девушку.

Во сне синяки и царапины зажили, и, несмотря на жесткую «постель», проснулась Аррайда отдохнувшей и бодрой. Заклинание Тьермэйлина привело в порядок одежду и стерло присохшую кровь. Клеймору наточить и отполировать было нетрудно. Но вот доспехи… В тоске девушка рассматривала вмятины на шлеме, сбитые заклепки панциря, разорванные ремешки… Потом решительно встала. Брезгливо, как кошка переступает весеннюю лужу, переступила тело жреца. В серых тряпках блеснул огонек. Преодолевая отвращение, Аррайда вытянула из складок ткани овальный эмалевый медальон на серебряной цепочке. Встряхнула, обтерла, кинула в сумку. Заглянула в левое корыто. Похоже, его использовали вместо шкафа или сундука. Там нашлись и добротная одежда, и пояса, и пара узкогорлых запечатанных кувшинов, и изрядняя сумма денег в матерчатом кошеле, а во втором таком же — горсть сверкающих камешков. Не мудрствуя особо, Аррайда сочла это все военной добычей и запихала в телваннийскую сумочку — Ариллев подарок. Волшебная вещица послушно выросла и проглотила все.

Закончив с левым корытом, Аррайда заглянула в правое, и ее едва не стошнило. Корыто до половины заполняло мясо — мерзкие на вид розовые с перламутровым оттенком куски. Шипя от омерзения, Аррайда своротила чашу с треножника и опрокинула в корыто. Масло растеклось и запылало. Куски мяса зашевелились, будто живые, гнусно завоняло паленым. Подхватив сумку и меч, девушка кинулась прочь из пещеры.

Слава и дело государево. Балмора

Сходящую с «блохи» Аррайду с привычно торчащей за спиной клейморой спутать с кем-либо было невозможно: среди бородатых грузчиков-босмеров она смотрелась, как пиния среди пеньков. Пассажиры люди и данмеры не уступали девушке в росте, но тоже почтительно расступались — перед плащом, набрежно заброшенным на левое плечо. Вблизи становилась ясна причина этой почтительности: плащ был вовсе не плащ, а тонкая, как перчатка, шкура скального наездника. Голова со злобно распахнутым клювом болталась у охотницы на груди, а за спиной волоклись здоровущие кожистые крылья и тощий, длинный, как змеюка, хвост. Костяной набалдашник отстукивал по плитам причального помоста.

Едва девушка, не утруждая себя ходьбой по ступенькам, мягко спрыгнула с нижней площадки на пристанционную площадь, мелкая хаджитка в синем платье прыгнула на нее и стиснула в объятиях с воплем:

— Где мои грибы-ы?!

Аррайда покачнулась, но устояла. Кто-то в толпе приезжих захохотал. Ажирра фыркнула, дернула усами и потащила подружку за руку, вопя на всю площадь:

— Чего стоишь? Я и так два дня потеряла!! А Галбедир, эта дура белобрысая… А котелки…. Непрерывный процесс. Это алхимия, а не гуар чихнул! А я тут торчу-торчу, Мелисса же не может, только вечером, она проводник. Трудно, что ли, на «блоху», туда-сюда, а два дня, а тебя нет…. а мы с Мелиссой думали, что тебя уби-или-и…

Кошечка неслась с такой скоростью, что встречные просто не успевали уворачиваться, и количество оттоптанных ног, отбитых плеч и извинений, которые Аррайда бормотала, становилось тем больше, чем гуще делалась толпа.

Девушки обогнули трактир "Счастливая тюряга" и погрузились в гомон, тесноту и пыль Торговой площади. От запахов и шума кружилась голова. Вопили, надрывая легкие, разноплеменные торговцы, нахваливали свой товар, разложенный на прилавках и прямо на земле, на подстеленной мешковине. Ветер раскачивал хоругви-вывески. Звенели колокольчики вьючных и упряжных гуаров. Звери кивали крупными головами, стоя на задних лапах, опираясь на массивные хвосты, уморительно сложив перед собой передние лапки; жевали сено, облизывались лиловыми языками, взревывали, показывая острые треугольные зубы. Узорчатые шкуры пахли корицей. Оси высоких тележных колес алели свежим лаком.

— Ну и зверюга!

— Ага! Она ее мечом…

— Молнией!

— Мечом!

— Молнией!

Три детеныша — ящер, редгард и бретонка — с восхищением обсуждали скального наездника Аррайды, тыкая мурзатыми пальцами и голося на всю площадь, а также пробуя ухватить шкуру за хвост.

— Она ее в лавке купила! — рявкнула Ажирра. — Брысь!

Ребятишки дернули в толпу.

— Кончай зевать! Грибы целы?

— Целы. Прости… — последнее относилось к данмеру, что нес на голове плетеный поднос с перламутровыми яйцами. Данмер задел Аррайду плечом, поднос накренился, содержимое, на радость детишек и попрошаек, полетело в пыль. Но вместо чтобы орать и ругаться, или хотя бы спасать товар, разносчик застыл. Аррайда присела на корточки подобрать упавшее, Ажирра, сердито шипя, навалилась сверху, данмер подхватил под локоть с другой стороны:

— Ты… я чувствую себя так, будто только что проснулся… от жуткого сна… про Шестой Дом.

— Скуумы пить надо меньше! — Ажирра потянула Аррайду за руку. Данмер легко отодвинул шипящую хаджитку в сторону. Встал лицом к лицу с Аррайдой:

— Не уходи… как тебя звать?

— Аррайда.

— Сударыня Аррайда, вы можете разделить со мной постель.

— Что?

— Ты можешь у него в доме ночевать! А не то, что подумала, — захихикала магичка. — А ты ничего не перепутал, милейший?

Щеки Аррайды заполыхали. Как у воровки-карманницы, пойманной на горячем. Кругом были лица: насмешливые, изумленные, жадные…

Данмер опустился на колено:

— Меня зовут Лландрас Белаал. Вы спасли меня, и я обещаю служить вам и живой, и мертвый.

Стыд и сомнения оставили Аррайду. А мир вокруг словно застыл: стал тягучим и стеклянистым, лица отодвинулись, шум исчез. И в этом странном мире, где просто поднять руку уже подвиг, Аррайда произнесла чужим звенящим голосом:

— Лландрас Белаал, я принимаю твое служение.

— Что с тобой?! Да что ты?! Шевелись, стражник бежит!! — голос Ажирры сумел пробиться через стекло, лапа дернула с неженской силой, поволокла сквозь толпу, и когда окованные железом двери гильдии магов захлопнулись за спиной, Аррайда достаточно пришла в себя. Как ни странно, девушка умудрилась не потерять ни телваннийскую сумочку, ни шкуру скального наездника, только из-под двери пришлось высвобождать застрявший хвост.

Аррайда стряхнула зверюгу с плеча и протянула усевшейся на сундук и обмахивающейся лапой Ажирре:

— Это тебе.

Хаджитка икнула, вздернула от счастья уши, облапила скального наездника и бодрой рысью потащила к себе, наступая то на хвост, то на шею. Аррайда устало шагала следом.

— Это что такое? — охнула Мелисса Мериан, забывая поздороваться.

— Подарок, — гордо заявила Ажирра. — Правда, прелесть?

И ткнула шкуру имперке в нос. Мелисса, отшатнувшись, рухнула на свое возвышение:

— Ажирра!!.. Я… не собираюсь оспаривать твои взгляды на красоту, но… счесть это прелестью?..

И тут же деловито поинтересовалась:

— А где ты такого взяла?

— Я подарила, — хмурая Аррайда присела рядом с имперкой и вытряхнула содержимое сумки на пол. Среди вещей отыскала узелок: — Ажирра, вот твои грибы.

— Уф-ф, — Мелисса встряхнула каштановой гривой, потянулась, по-кошачьи выгибая спину, — слава богам, наконец-то она перестанет о них говорить. Кстати, есть хочешь? Ты чего такая бледная?

Аррайда, не отвечая, уткнулась лицом в колени, и пока хаджитка, отмывая грибы в рравировском тазике, в лицах пересказывала уличное происшествие, не произнесла ни слова. Переложив грибы в ступку, и на минуту не желая расстаться с подаренным скальным наездником, Ажирра уселась рядом с подружками, подстелив шкуру под себя. Прижалась к Аррайде теплым боком и мерно заработала пестиком.