– Мне казалось, ты сам пытался от них оторваться, – сказала Полли.

– Полли, – произнес Ник снисходительным тоном, подразумевающим, что вопросы безопасности – не женского ума дело, – хорошие телохранители не позволяют Отрываться от себя людям, которых они, предположительно, охраняют.

Он вздохнул:

– Господи, вы только посмотрите, до чего я докатился! До телохранительниц.

– Судя по тому, как идут дела, – сказала Полли, – скоро они всем нам понадобятся. Ты заметил, какой шум подняла в этот уик-энд пресса вокруг пьяного зачатия?

– А что, очень трогательно получилось, – вставил Бобби Джей. – Тебе не кажется, что «Сан» попросту опозорилась, отведя этим людям столько места? Я переговорила с Дином Джарделом из «Скотча и бурбона», а это две трети продажи спиртного в Вашингтоне, так он сказал, что на следующий месяц «Вашингтон сан» никакой рекламы от них не получит.

– Эх, – вздохнул Бобби Джей, – вот был бы у нас рычаг вроде этого… Да только оружие они рекламировать не желают. Даром что купить его в Вашингтоне проще простого.

– Послушать их, так мы подстрекаем беременных женщин пить горькую. Такую развели политическую корректность, что мне захотелось…

– Ну-ну?

– Я даже удивилась, что нынче утром никто не похитил меня по дороге на работу.

Ник слушал Полли, вспоминал встреченную на улице женщину, и в нем крепло подозрение, что у него того и гляди отнимут честно заслуженные им никотиновые нашивки за отвагу.

– Полли, – наконец сказал он, – вряд ли у тех, кто работает в индустрии спиртных напитков, есть резон бояться похищения. Наступило натянутое молчание. «Спиртные напитки» прозвучали в его устах как «слабительная микстура» или «кошачий корм». Полли неторопливо закурила, затянулась и выпустила краем рта длинную струю дыма – подчеркнуто невозмутимо; глаза ее не отрывались от глаз Ника, нога постукивала по полу.

– Так мы теперь уже не такие нечестивцы, как ты?

– Постой, – сказал Ник, – я не имел в виду ни тебя, ни Бобби, просто табак, сравнительно со спиртным и оружием, ненавидят куда сильнее.

– Да ну? – отозвалась Полли. – Это ново.

– Ладно тебе, – сказал Ник. – Я каждый день сравниваю наши цифры с вашими. Курево уносит четыреста семьдесят пять тысяч жизней в год, это тысяча триста в день…

– Минутку-минутку, – сказала Полли. – Ты же сам кричишь на всех углах, что четыреста семьдесят пять тысяч – это дерь…

– Хорошо, пусть будет четыреста тридцать пять. Двенадцать сотен в день. Сколько людей ежегодно мрет от спиртного? От силы сто тысяч. Двести семьдесят с чем-то в день. Не будем мелочиться, возьмем двести семьдесят. Скорее всего, примерно столько же гибнет, поскользнувшись в ванной комнате на куске мыла. Так что я не понимаю, с чего бы террористам озлобляться настолько, чтобы похищать кого бы то ни было из работающих в алкогольной индустрии. Бобби Джей сказал:

– Слушаю я, как ты считаешь потери в живой силе, – ну вылитый Макнамара. Поостыньте, детки.

Ник повернулся к нему: – Сколько людей каждый год погибает в США от огнестрельного оружия?

– Тридцать тысяч, – сказал Бобби Джей, – это если брать чохом.

– Восемьдесят человек в день, – фыркнул Ник, – меньше, чем на дорогах.

– На самом-то деле гораздо меньше, – мирно ответил Бобби Джей. – Пятьдесят пять процентов этой цифры дают самоубийства, еще процентов восемь убийства с целью самозащиты, так что на нас приходится чистыми одиннадцать тысяч сто.

– Тридцать человек в день, – сказал Ник. – Вообще говорить не о чем. Никакие террористы в вашу сторону, и не посмотрят.

– Видел бы ты угрозы, которые я время от времени получаю по почте, – вспыхнула Полли. Ник не помнил ее такой сердитой со дня, когда ей пришлось разговаривать на телевидении с родителями детей, пострадавших в разбитом пьяным водителем школьном автобусе.

– Угрозы? Время от времени? – Ник саркастически усмехнулся. – Да вся моя почта состоит из одних угроз. Я теперь и бандеролей-то не распечатываю. Просто-напросто исхожу из того, что внутри бомба. Всю мою почту отправляют прямехонько в лаборатории ФБР. И там мужики в свинцовых костюмах вспарывают ее струей перегретого пара. Так что насчет почты ты со мной состязаться даже и не пытайся.

– Может, снимем боксерские перчатки и закажем что-нибудь? – сказал Бобби Джей. – Я есть хочу.

– Верно, – стиснув зубы, выдавил Ник. «Ждешь от них какого-никакого сочувствия… стоп, стоп, Полли и была полна сочувствия, пока я не вылез с поздравительными открытками». Снова во рту этот поганый вкус, точно окурок держишь под языком. Врачи говорят, что никотин будет выводиться из организма еще месяца три. Еда больше не доставляет ему удовольствия, а специи так и вовсе отдают «Драно». Ник заставил себя сказать:

– Я вовсе не утверждал, будто я нечестивее вас.

– Пустяки, – лаконично отозвалась Полли. Чтобы не смотреть друг на друга, Полли и Ник уставились в меню. Разговор пришлось вести Бобби Джею – собственно, это был монолог. Бобби сокрушался по поводу близящейся годовщины покушения на президента Финистера. Каждая из них сопровождалась оргией, как выразился Бобби, писем в газеты с призывами запретить продажу ручного оружия: все почему-то забывали, что Финистера застрелили из охотничьей винтовки с оптическим прицелом.

– Что же, у нас теперь и охотничьи ружья отнимут?

– Никогда, разве что вырвут их из наших охладевших, мертвых рук, – пробурчал Ник, остановившийся на спагетти в надежде, что хоть они не будут отзываться пятновыводителем.

А Бобби Джей уже рассказывал об упреждающей пропагандистской кампании, планируемой его Обществом по распространению в предвидении этой годовщины. Через своих людей в Конгрессе Общество пыталось также добиться от Белого дома разрешения на проведение «Недели распространения знаний о мерах безопасности при обращении со стрелковым оружием», на которую годовщина как раз бы и пришлась. Белый дом пока чинил им препоны, но Обществу именно благодаря этому удалось загнать его в угол: «Мы просили Белый дом, мы умоляли его поддержать в масштабах страны недельные мероприятия, которые позволят внушить людям более ответственное отношение к оружию, и чего мы добились? Ничего…» Кроме того, Стоктон Драм, которого программа «Лицо нации» обвинила недавно в геноциде по отношению к молодежи негритянских гетто, распорядился, чтобы каждый высокий чиновник Общества один час в неделю отрабатывал в общественных организациях, подвизающихся среди чернокожего юношества. Так что в следующий раз, когда какой-нибудь либеральный ханжа обвинит Драма в массовых убийствах, тот сможет поотрывать ему яйца. Большинство подчиненных восприняло приказ начальства без особого энтузиазма, но кое-кто продемонстрировал и высокую гражданскую сознательность. Один, например, предложил создать в гетто бесплатные стрелковые курсы. Если эта шпана, говорил он, собирается превратить улицы в зону свободного огня, так уж лучше научить их стрелять пометче, чтобы они не убивали ни в чем не повинных прохожих. Бобби Джей это предложение отклонил.

– Самое грустное, – вздохнул он, прилаживая специальной конструкции нож к крюку на протезе (им уже принесли еду), – что идея-то неплохая.

Подали кофе глясе. За едой Полли молчала. Ника все пуще томило раскаяние за свое поведение. Пока он размышлял о том, как загладить содеянное, Бобби Джей упомянул о статье в сегодняшней «Вашингтон мун», и Полли с нарочитой небрежностью спросила:

– Ну, как там Шизер?

– Шизер?

– Хизер.

– Хорошо, – сказал Ник. – Вроде бы. Не знаю. Пытается получить работу в «Сан». Беседовала с Атертоном Блэром.

– С этой поганой задницей? Скорее всего, он-то и вытащил пьяное зачатие на первую полосу. Он ведь у нас трезвенник.

– Непьющий газетчик, – вздохнул Бобби Джей. – Дожили!

– Мало того, он состоит в АА.

– Неужто? – удивился Ник.

– По нашим сведениям. Таскается зачем-то в Рестон, а зачем – никто не знает.

– Интересно, – произнес Ник. – Надо будет сказать Хизер. Полли нахмурилась: