– Вы что, мне угрожаете? Или голову морочите?
– Сам выбирай, что больше нравится, – хихикнул Мексиканский Крокодилий Кактус. – Мы и на то, и на это горазды.
– Неоказание помощи полиции, – начал Георг, – классифицируется статьей 193 как…
– А чего мелочиться, – прогудела Большая Бетонная Труба. – Организуй из нас добровольную дружину охраны правопорядка. Будет еще смешней.
«Весельчаки, – неприязненно подумала Мари. – Зря Георг затеял с ними играть в „Кто круче“. Не тот случай».
Полицейский сложил руки на груди.
– А отдаете ли вы себе отчет в том, что создание препятствий проведению следственно-розыскных мероприятий…
Мари стало скучно. Никто никого здесь не собирался ни сдавать, ни бросать в воду с пером в боку. Можно было спокойно уходить. Но Георг, разозленный шуточками ужасов, завелся не на шутку.
«Может, и переупрямит их в конце концов, – решила девушка. – Только нескоро это случится. Пойду, присяду… а, вон и ящик стоит как раз».
«Ящик» моргнул. Мари вздрогнула, Немного повращала лопатками под кителем, чтобы разогнать забегавших мурашек, и подошла поближе. «Ящик» моргнул еще раз, и девушка снова вздрогнула. Внезапно прорезывающиеся на крышке обычного старого ящика глаза кого угодно заставят вздрогнуть. Особенно если эти глаза – миндалевидные, с подрагивающей радужкой – занимают полящика.
«Так вот у какого страха глаза велики!» – некстати озарило Мари.
– Ой, – сказала курсантка, – а я на вас чуть не села. Извините.
– Но не села же, – под парой мерцающих глаз на мгновение вспыхнул провал рта. Мари опять вздрогнула. – Так что не о чем и говорить.
– А вы почему не со всеми? – девушка кивнула на Георга в окружении кошмаров.
– Смотрю.
Голос у Ящика был странный, скрипящий, но не скрипом старого ящика, а треском и скрипом падающей вековой сосны.
– А, – сказала Мари и тоже посмотрела на шефа. Тот как раз срывал форменную фуражку со словами: «Да чтоб мне провалиться!».
– Твой начальник правильно боится, – вдруг произнес Ящик.
– Правильно? – Курсантка удивилась. Испуганным Георг совсем не выглядел. – Это как?
– Он свой страх внутрь загоняет. Поперек страха идет. Кто так не может, теми страх управляет. Это тоже правильно. А ты…
Ящик замолчал и уставился на Мари. Выждав немного, девушка спросила:
– А я?
– А ты ни так, ни этак. Твой страх из тебя выливается.
Мари снова задумалась.
– Моргните, пожалуйста.
Ужас моргнул. Девушка вздрогнула и прислушалась к себе.
– Да… похоже. А как вы это увидели?
– Работа такая. Смотреть. Видеть.
Курсантка вспомнила курс общения с криминальными элементами (раздел «Преступные сообщества», глава «Базовые понятия») и уточнила:
– Вы здесь Смотрящий, да?
В скрипящем голосе послышались ироничные нотки:
– Поглядывающий.
Мари посмотрела на Поглядывающий Ящик с уважением. И тут же сказала:
– Раз вы все видите, то должны и про Хамелеона знать?
Глаза-миндалины прищурились.
– А какое вам, полицейским, дело до нас? Мы не преступники. Никого не грабим, не похищаем, не убиваем – в отличие от вас, людей. Ты ведь не вегетарианка? Вы, чтобы прокормиться, убиваете животных, а мы – нет. Пуганем немного – и сыты. Так?
Ящик слегка повернулся в сторону девушки. «Ждет, – поняла она, – что спорить буду. Интересно, что у него под крышкой?» А сама сказала:
– Вы как бабочки.
Поглядывающий заморгал совсем по-человечески и не страшно.
– Бабочки, – пояснила Мари, – тоже никого не убивают. Собирают себе нектар, а заодно опыляют.
Ящик заколыхался, как водяной матрас при землетрясении. Курсантке отчего-то стало очень не по себе. Кошмары принялись суетливо оглядываться. И даже Георг сбился на фразе: «Давайте договариваться по-серьезному, а не то…»
– Извини, – сказал Поглядывающий, постепенно утихая, – это я так смеюсь. В инфразвуке. Бабочки… Что ж вы нас тогда ловите, раз мы… бабочки, ах-ха!
Бок кошмара снова всколыхнулся, и девушку прошиб прохладный пот.
– Мы не всех бабочек ловим. Только тех, кто кусается. Омордня, например. Он, кстати, и ваших ест.
Ящик перестал колыхаться и прикрыл глаза.
– Омордень, – сказал он после паузы, – это вопрос отдельный. А Хамелеон тут при чем?
– Так он на Омордня работает.
На секунду Мари стало страшно, что она сейчас выболтает служебную тайну. С этим страхом она поступила, как с остальными: позволила вылиться наружу – и выболтала Ящику все, что им удалось узнать у Лео.
– Лео, – скрипнул Поглядывающий, – вот уж кто любитель бабочек. А Хамелеон, ты говоришь, к душегубу подался. И ты, я вижу, не врешь…
Ящик задумался. Мари перевела дух. А заодно и взгляд. Георг сидел в кругу бубнящих кошмаров и монотонно повторял:
– Давайте уже что-нибудь решайте. Хватить мне мозги компостировать. Давайте уже что-нибудь решайте…
«Да, пора бы уже что-то решить», – согласилась с шефом курсантка. Синяя пленка на стенах потускнела, истончилась, а возле двери, там, куда инструктор ткнул флаконом, и вовсе исчезла, оставив небольшое, сантиметров тридцать в диаметре, черное пятно.
– Ладно, – сказал Ящик. – Будешь должна.
– Только если этот долг не помешает исполнению моего служебного долга, – внесла уточнение девушка.
Поглядывающий Ящик приоткрыл крышку и издал вроде бы тихий, шелестящий звук, который удивительным образом заполнил подвал от края до края. Кошмары застыли. Георг поднял голову.
«А под крышкой у него темно и хвоей пахнет», – отметила Мари.
– Хамелеон. Связался. С Оморднем, – сказал Поглядывающий, и эти несколько слов упали так тяжело, что заставили кошмары пригнуться. – Это. Не. Правильно. Омордень – беспредельщик, и Хамелеон – подручный его.
«Получилось!» – обрадовалась курсантка.
– Вы знаете, – продолжил Ящик, – мы своих не сдаем. Поэтому сдать Хамелеона не можем.
«Вот тебе и на…»
– Но Хамелеон связался с беспредельщиком, поэтому сдать его нужно.
«Вот тебе и вот тебе и на», – сложно подумала Мари.
– Пускай… – главный кошмар прищурился, ужасы расступились, и в прицеле миндалевидных глаз затрясся Колорез, – …он все полиции расскажет.
– Что? – взвился металлический уродец. – Чтобы я? Да ни за что! Вы же меня потом уроете.
Остальные ужасы облегченно зашевелились. Георг встал и принялся шарить по карманам.
– Уроем, – согласился Туча, – но неглубоко.
– А если не сдашь, – добавил Шланг, – уроем эдак по самые пассатижи.
– Или Светлую Память устроим, – завершил перечень перспектив назначенного стукача Труба.
Колорез ответил не сразу – для начала ему пришлось перестать колотиться.
– Да, – звякнул он, – конечно. Я скажу. Конечно. Это…
Режуще-колющий ужас исподлобья оглядел коварных сотоварищей и ткнул щупальцем-спицей в сторону Шланга.
– …ты! Чего вылупился? Ты вчера Непотопляемым Затопленником оборачивался, я видел! А до этого – Ползуном Подкроватным! Ты думал, никто не видел? А я – видел!
Георг натянул перчатки Лео. Перчатки резиново взвизгнули.
– Что ж ты, Усос, – с укоризной прогудел Труба, пятясь от Шланга, – с беспредельщиками знаешься?
– Никакой это не Усос! – Колорез принялся подпрыгивать с противным лязгом, – это Хамелеон, чтоб я заржавел!
Усос-Хамелеон задрожал ребристыми боками, потерянно повел шлангом, повернулся к Трубе:
– Гуделло! – взвыл он на манер испорченного вакуумного насоса. – Брат! Скажи ты им! Мы же вместе приехали.
– Ошибаешься, оборотень, – отозвался Гуделло, – я с Усосом ехал. А где, кстати, Усос? Или твой хозяин и его оприходовал?
Георг двинулся на ложного Усоса, широко расставив руки в ослепительно желтых перчатках. Мари метнулась к командиру и встала у него за спиной, бдительно оглядывая помещение – не дернется ли кто Хамелеону на выручку. На выручку никто не дернулся, наоборот: стукач Колорез дернулся к дверям.
Точнее, не к дверям, а к черному пятну в прохудившейся синей пленке, диаметр которого уже достиг полуметра.