«Да это же про меня! – обрадовалась Мари. – Я играю за могучего героя – Георга, а всяких злодеев убиваю… то есть изолирую от общества».

– А у могучего героя бывают помощники?

– Да. Можно нанять лучника. Или копейщика.

– Ну тогда я… могучий герой, нанимаю тебя в качестве… разведчика.

Мари опасалась, что ее кандидатура на роль могучего героя не пройдет, но мальчик охотно поддержал идею.

– Ты будешь амазонка Мари. А я – типа Баррив. Баррив ни с кем не дерется, а просто приводит героя в нужное место.

– Ну, Баррив, – курсантка вновь перевела обмундирование в боевое, бесшумное положение, – слушай первое задание…

– Миссию…

– Миссию, ага. Сейчас амазонка с Барривом засядут в засаде… укроются в укрытии… короче, подкараулят злыдня и надают ему по башке. Готов?

Алекс посмотрел на окно спальни и кивнул. Мари подсадила мальчика на лестницу и запрыгнула следом.

По лестнице Алекс взбирался довольно резво, но напротив своего окна остановился и оглянулся на курсантку. Мари пришлось взять его в охапку и рискованным, не слишком грациозным прыжком перелететь на подоконник.

– А если бы я мимо не проходила? – спросила она, ссаживая Алекса на пол. – Как бы ты домой попал?

– А у меня ключи есть, – Алекс тихонько достал из кармана блестящую связку.

Так курсантка невольно узнала первое правило ролевых компьютерных игр – прежде чем куда-то лезть, расспроси местных.

– Мари, а где мы засаживаться будем? Под кроватью нельзя, Он там меня в прошлый раз нашел.

– Я – в твоей кровати. А ты…

Девушка огляделась.

– Вот тут, на кресле у двери.

Она почти замаскировала Алекса в кресле пледами и рубашками, когда тот высунул нос из укрытия:

– Мари, а мы сохраняться будем?

– Сохраняться?

– Да. Я, когда в «Дьябло» играю, перед каждой миссией обязательно сохраняюсь. Если убьют, можно вернуться и заново пройти.

«Отличная идея, – подумала Мари. – Надо будет выступить перед руководством с инициативой обязать полицейских сохраняться перед опасными операциями».

– Эту миссию, Баррив, мы с первого раза пройдем. Тебе три задания: сидеть тихо, смотреть молча и, главное, не бояться. Если что, беги в спальню к родителям и поднимай их.

– Если что? – Алекс шептал на пределе слышимости.

– Если ничего.

Курсантка прикрыла нос разведчика кепкой и принялась аккуратно, как ее учили на занятиях по разминированию, раскладывать шкатулки. То есть на разминировании ее учили обнаруживать и обезвреживать, но если знаешь, как найти, можно придумать, где прятать.

Через минуту четыре шкатулки из двенадцати разместились между кроватью и шкафом, убедительно замаскированные под машинки и паровозики. Наверное, хватило бы и двух, но рисковать не хотелось… однако приходилось – трудно не рисковать, устраивая самодельную засаду на Омордня.

Девушка глянула на часы: 22:58.

– Все, – сказала она, – сидим тихо.

Амазонка поправила одеяло, легла сверху. Взяла в одну руку мешок, в другую – пульт управления шкатулками и накинула на себя покрывало.

23:00.

23:05.

23:10.

«Не пунктуален господин Омордень, – озабоченно подумала Мари на одиннадцатой минуте. – Неприлично опаздывать на свидание к молодой красивой девушке, даже если думаешь, что это маленький испуганный мальчик. Или он соврал и сегодня не при…»

И тут она услышала, как шкаф ожил, наполнился, покачнулся.

«На живца и зверь бежит… то есть на ловца!» Мари нахмурилась. Оговорка ей не понравилась. Она положила палец на кнопку включения китайской музыкальной дребедени, отогнула краешек покрывала и осторожно выглянула.

Так и есть. Из шкафа потянуло морозом. А затем потянулась и рука Омордня.

Монстр выбрался наружу, огляделся, принюхался, растянул в резиновой улыбке щель рта и сделал шаг вперед. Курсантка откинула покрывало, села и нажала кнопку. Шкатулки запиликали адскую смесь, в которой с трудом угадывалась только «Ода к радости».

От симфонии-какофонии китайского производства Омордень аж затрясся. Монстр заткнул уши руками, попятился, начал поворачиваться к шкафу и… увидел Мари.

– Ты?! – сказал он. – Опять ты?!

Омордень швырнул длинную руку вниз и смел шкатулки к стене. Те жалобно пискнули и заткнулись. Кошмар сделал три шага к кровати. Посмотрел на мешок в руке девушки. Наклонился. Нижняя челюсть Омордня поползла вниз, сминая, морща, деформируя тело чудовища. От коктейля из холода и паники Мари заколотило.

«Он же меня сейчас проглотит! – мысли курсантки заметались. – Надо срочно… надо… удивить… что-то неожиданное…»

– А посолить? – капризным голосом спросила она. – А поперчить? А укропчику?

Пасть захлопнулась, едва не оттяпав Мари нос. Омордень пошевелил ноздрями, шмыгнул, фыркнул и… чихнул, осыпав кровать градом сосулек. Девушка еле успела закрыться покрывалом. Вновь выглянула.

Монстр водил искаженной мордой слева направо. Потом тяжело посмотрел на несостоявшийся ужин, качнул головой, повернулся и одним прыжком нырнул в шкаф.

Стало совсем тихо, только в одной из покореженных шкатулок что-то немузыкально скрипело.

«Ну вот, – вздохнула Мари, выбираясь из чужой холодной постели. – Ребенок спасен, Омордень упущен. Все по плану».

– Здорово! – сказало кресло у двери. Из кучи одежды показалась голова Алекса. – Ты его победила?

– Трудно сказать. Он меня не съел, значит, победила. Но я его не схватила, значит, не победила.

– У вас, у взрослых, – сказал Алекс, – все так сложно. А мне дальше бояться или нет?

– Бояться не нужно, – строго сказала курсантка, – нужно опасаться.

Даже в темноте было видно, что никакой ясности Мари не внесла. Тогда она развязала рюкзак и достала еще две шкатулки.

– Возьми. Если вдруг кто-нибудь еще заявится, ты раз, – курсантка нажала кнопку на одной из шкатулок, та заиграла «Jingle Bells», – а потом два, – вторая загудела «Боже, храни королеву».

Алекс наклонил голову, вслушиваясь.

– А чтобы выключить, обязательно об стенку кидать?

– Нет, – Мари улыбнулась, – нажмешь кнопку еще раз.

Мальчик протянул руки, взял обе шкатулки и прижал их к груди.

– Ну, не скучай, – девушка вскочила на подоконник.

Тот в ответ мигнул обоими глазами и спросил:

– А чем отличается «бояться» и «опасаться»? Когда опасаешься, то страха нет?

«Да, пора бы уже внести в этот вопрос ясность, – подумала Мари. – Хотя бы для себя».

– Страх все равно есть. Но… как бы это сказать… О! Когда боишься, страх сильнее тебя, а когда опасаешься, ты сильнее его. Понятно?

Мальчик кивнул.

– Тогда… ого! Уже полдвенадцатого! Пора тебе спать. Да и мне пора.

– А ты не боишься по улицам ночью ходить одна?

– Нет. Но опасаюсь. Все, пока!

«Успеваю, – думала Мари, соскакивая с пожарной лестницы, – тут буквально десять минут. Если никто не будет отвлекать…» Естественно, ее тут же отвлекли. Где-то рядом кто-то хрюкал. Или сморкался. Или всхлипывал. Курсантка остановилась, медленно повернулась вокруг своей оси и определила направление на хрюканье-сморкание-всхлипывание – подъезд дома напротив.

«Еще один ребенок ночью на улице? Маловероятно. Кошка?»

Еще один всхлип. Теперь, несомненно, детский.

– Не ходи дотуда, красавка, – квакнуло рядом.

Из песочницы на Мари смотрела коричневая жаба с оранжевыми глазами.

– Не ходи, – сказала Драбаруха, – не треба. Беда буде.

И зарылась в песок.

«Будет беда… Значит, там действительно кошмар, может Омордень… а может кто и похуже… Значит, ребенок в страшной опасности!»

Мысль о страшной опасности достигла головы Мари в тот момент, когда ее тренированное тело достигло подъезда. Курсантка приоткрыла дверь и сразу успокоилась. К таким ситуациям она уже привыкла.

Маловероятный ребенок сидел на корточках под лестницей, а над ним нависал кошмар, одетый во что-то среднее между средневековыми латами и костюмом космонавта.

Мари пинком распахнула дверь и засветила в кошмар из мощного служебного фонаря.