Другое дело, что, как и все руководители старшего поколения, он исходил из необходимости добиваться мира с позиции силы. Его принципы где-то можно сравнить с принципами М. Тэтчер, ратовавшей за сохранение ядерного потенциала как гаранта мира. Воспитанный на догмах коварности «капитализма», выжидающего подходящего момента для уничтожения СССР любыми средствами, пережив уроки двух первых лет Отечественной войны, когда страна оказалась неподготовленной из-за веры в договор с Германией, он активно поддерживал тех, кто выступал за превосходство страны в вооружениях, и в первую очередь — Д. Ф. Устинова. Несомненно, он очень много сделал для создания самых мощных вооруженных сил в мире и самого большого ядерного потенциала. Все они, руководители того времени, понимали экономические сложности, которые переживала страна, и, несмотря на это, открывали «зеленую улицу» военно-промышленному комплексу. Брежнев часто говорил: «Народ нас поймет, за мир надо платить». Сейчас, если судить по выступлениям прессы, некоторых государственных и политических деятелей, видим: не во всем был прав Брежнев — народ этого не понял.
Значительно позднее, в 1981 году, участвуя в Движении врачей за предотвращение ядерной войны, по просьбе Андропова я изложил ему наши данные о возможных последствиях ядерной войны и принципах Движения. Умница Юрий Владимирович понимал, что гонка ядерных вооружений ведет в тупик и в конце концов разоряет страну, но переступить сложившийся стереотип представлений, да еще имея своим другом Д. Ф. Устинова, он не мог. «Почему американцы первыми не идут на разоружение, почему это мы должны начинать? Учтите, — продолжал он, — разговаривают только с сильными. Но в принципе вы правы, и ваши идеи с общечеловеческих позиций надо поддерживать». Я пошутил: «Удивительные вещи творятся в мире: председатель КГБ разделяет наши идеи, самый богатый капиталист мира Рокфеллер выделяет деньги ни проведение первого конгресса врачей, выступающих за ядерное разоружение. Если исходить из этих фактов, то в принципе вы стоите на одинаковых позициях. Так что же вам мешает собраться и покончить раз и навсегда с ядерным оружием?» Вместо ответа Андропов вспомнил эпизод из кинофильма С. Эйзенштейна «Иван Грозный»: «Помните, когда венчали молодого Ивана на царство, боярское окружение говорило, что ни Европа, ни Рим его не признают. Слыша эти разговоры, представитель иезуитов, стоявший в стороне, вслух рассуждает: «Сильный будет — все признают». Так вот, этот принцип исповедуют американцы и мы. И никто из нас не хочет становиться слабее».
Надо подчеркнуть, что эту позицию разделяли многие. Вспоминаю, как нарушился заранее проштампованный вечер в Георгиевском зале Кремля, посвященный 75-летию Брежнева, когда вдруг из-за стола поднялся и вошел в президиум один из организаторов создания первой советской атомной бомбы Е. П. Славский . Человек неуемной энергии и организаторского таланта, работавший в 80 лет так, что ему могли позавидовать молодые, он в значительной степени обеспечил успех в создании мощного ядерного потенциала страны. Подняв бокал с коньяком, он предложил тост за то, что, благодаря Брежневу, СССР не только сохранил, но и приумножил свое положение как сверхдержава. Конечно, он, как и другие, смотрел на понятие «сверхдержава» со своих позиций, позиций мощного военного потенциала. Тост понравился Брежневу, и он на следующий день говорил: «Смотри-ка, какой молодец Ефим Павлович, а ведь ему далеко за 80».
Надо сказать, что резкие антисоветские выступления некоторых американских политических деятелей, призывы к разговору с Советским Союзом с позиции силы способствовали только одному — укреплению мнения руководства страны в необходимости наращивания военного потенциала, в правильности избранного курса на силовое противостояние. Возник замкнутый круг гонки вооружений, в котором ни одна страна не хотела уступать и не верила другой.
Говорят, что афганская война сорвала процесс потепления, зарождавшегося доверия и начавшегося ограничения гонки вооружений. Я не дипломат, и мне трудно оценивать ход внешнеполитических процессов, но помню, как в июне 1979 года, до начала войны в Афганистане, после подписания соглашения по ОСВ-2, Брежнев сказал: «Картер — человек неплохой, но слабый. Не дадут ему ничего сделать. Много сил в США, которые никогда не согласятся с разоружением». Так и получилось с ратификацией ОСВ-2.
В том же году, выступая в Берлине, Брежнев под влиянием своих советников предложил сократить численность ракет средней дальности. В марте 1979 года было заявлено, что СССР не применит первым ядерное оружие. Как известно, ответа не было, и это как бы подтверждало агрессивность США.
Ни в американской, ни в советской дипломатии конца 70-х годов не нашлось человека, который бы попытался разорвать порочный круг недоверия и гонки вооружений. Советская дипломатия, как выразился один из советников Брежнева, начала действовать по принципу «нет», а не по принципу «давайте подумаем и найдем компромисс».
На Западе, в различных аудиториях, и особенно на пресс-конференциях, меня нередко спрашивали: «Как вы решились выступить одним из организаторов Международного движения врачей за предотвращение ядерной войны? Многие идеи, высказанные вами в тот период, — бесперспективность гонки ядерных вооружений, запрещение испытаний ядерного оружия, невозможность победы в ядерной войне, а значит, бесперспективность гражданской обороны — шли вразрез с официальной линией. Как воспринимали ваши пациенты, руководство страны, этот, в определенной степени, «бунт» лечащего врача?» Другие говорили, что это строго продуманная акция Кремля, рассчитанная на раскол американского общества. Как будто то же самое нельзя было сказать в отношении советского общества! Кроме того, роль, подобная моей, была предложена лечащему врачу президента США Р. Рейгана, который, однако, отказался участвовать в движении, видимо, пытаясь, если следовать логике подобных заявлений, сохранить единство советского общества. Выступать с оригинальными высказываниями мне позволяло мое положение врача, в котором нуждались и Брежнев, и Андропов. Но я уверен, что не только это. И тот и другой (первый — в меньшей степени, второй — с продуманных аналитических позиций) внутренне соглашались с идеями, которые питали наше движение. Ни тот ни другой ни разу в личных беседах, да и в публичных заявлениях, не выступали ни против движения врачей, ни против меня лично. Более того, вспоминаю случай, который имел место в связи с моим выступлением в Верховном Совете СССР летом 1981 года с призывом прекратить гонку ядерных вооружений.
Как всегда было в те годы, от меня заранее потребовали в ЦК копию моего выступления. В нем не было каких-то «революционных» идей, а просто излагались принципы, которых придерживались врачи в движении, выступающем против гонки ядерных вооружений. «Необычен» был стиль выступления — в нем отсутствовали выражения типа «американский империализм» и т.п. Каково было мое удивление, когда из отдела, руководимого Б. Н. Пономаревым , мне вернули мое выступление с поправками, которые придавали ему традиционно глупый стиль. Мне не хотелось вмешивать в эти дела Брежнева, и я позвонил Черненко. Выслушав мое заявление, что с таким текстом я выступать не буду и пусть выступает тот, кто правил, Черненко ответил, что он разберется и позвонит. Действительно, минут через 30 раздался звонок и всегда спокойный Константин Устинович сказал с некоторым раздражением: «Знаешь, я говорил с Сусловым. Ты же его знаешь — он на все всегда говорит: «А так не было». То же сказал и о твоем выступлении. Мой совет — не обращай внимания и выступай так, как считаешь нужным».
Так я и сделал. Не знаю, произвело ли впечатление мое краткое выступление на депутатов, помню лишь, что многие подходили и говорили, что это что-то новое в Верховном Совете (почему-то запомнил нашего замечательного танцора и балетмейстера М. Эсамбаева). Все это было прекрасно, но какова будет реакция руководства, что скажет Суслов, который, мягко говоря, меня недолюбливал? В перерыве мне позвонил Андропов и сказал: «Когда закончилось заседание, Леонид Ильич сказал в кулуарах присутствующим там членам Политбюро: «Лучше всех выступил Чазов». Этого было достаточно, чтобы больше никто не вмешивался в тексты моих выступлений.
