«Все лучшее — детям, — так говорил Ильич. Так он нам завещал. Я уверен, пройдут годы, и здесь, на берегу Чёрного моря, вырастет чудесное царство ребят. Первый шаг уже сделан».

Прошло много лет, многое ушло из памяти, но неизгладимый след оставил в ней Артек.

Артек! При этом слове передо мной всегда возникали стройные кипарисы, отблеск костра и море, залитое лунным светом. Я слышал артековские песни, весёлые и трогательные, задорные и лирические.

Артек! Как часто имя твоё, короткое и звучное, приходило мне на память! Твоё имя произнёс я и в ту страшную ночь после допроса в гестапо. Я лежал на полу в тускло освещенной камере смертников. Открыл глаза. Языком ощутил шершавые запёкшиеся губы. Значит, я ещё жив… Третий побег из концлагеря оказался неудачным. Меня схватили, долго избивали. Как только я приходил в сознание, меня снова били и обливали водой. Очнулся я в камере.

— Кто здесь? — спросил я.

Мне казалось, что я крикнул громко. На самом деле это был полушёпот. И в ту же минуту надо мной склонилось заросшее, серое, как выжженная земля, лицо. Человек спросил по-русски:

— Ну что, браток, тяжко?

Я понял смысл его слов и ответил:

— Ленин… коммунист… Артек!

Человек улыбнулся. Он приподнял меня за плечи и положил мне на лоб руку. Я заметил татуировку: два якоря и звезда.

— Артек, — улыбнулся моряк.

— Я был в Артеке… И он тихо запел:

Мне стало легче. Я глубоко вздохнул и тоже стал подпевать.

На рассвете его увели. На прощанье он сказал мне: «Рот-фронт!» и поднял руку, сжатую в кулак. Больше он не возвращался в камеру…

— Товарищ! — тормошил меня кто-то. — Геноссе… Задремали с дороги?

Передо мной стоял Миша. У него были карие глаза. Они удивительно напоминали глаза, которые я никогда не забуду.

— Я ведь говорил вам, давайте вызовем машину… Вам же тяжело…

И тут налетели ребята.

— Гость! Турист из ГДР, — объяснили они друг другу. Подхватили меня под руки и повели к себе в отряд.

Вечером мы сидели у костра. Я рассказал ребятам о встрече с советским моряком в немецкой тюрьме. Когда я кончил, все молчали. Я достал из кармана аккуратно завёрнутый в целлофан потёртый и выгоревший от времени пионерский галстук.

Тридцать пять лет назад его подарили нам в знак дружбы советские пионеры. Подписи на галстуке — их фамилии…

— Этот галстук сохранил мой друг, — сказал я.

Когда дотлели последние угольки костра, я сказал моим маленьким друзьям на прощанье два слова:

— Рот-фронт!

— Всегда готовы! — дружно откликнулись они.