- Поумнела, - шепнул ей в ухо Этьен, не наклоняясь: оба одного роста.

- Простите, поумнела. Мне жаль тех, кто не есть любитель музыки. Кому косолапый Михель Топтыгин - как это говорят русские? - сел на ухо.

- Наступил на ухо, - совсем тихо уточнил Этьен.

- Простите, наступил, - Ингрид потерла себе ухо так, как это делают, боясь его обморозить.

Второй акт принес триумф знаменитому баритону, исполнявшему партию Ренато. Да, Титто Гобби умеет долго держать дыхание на верхней ноте, вызывая сердцебиение всех шести ярусов. Да, он умеет петь с любовным оттенком в голосе, то, что у итальянских любителей оперы называется "аморозо". Каждая его ария или ария Джины Чилья, исполнявшей партию Амелии, заканчивалась неминуемой овацией.

Ладонью, поднятой над затылком, дирижер отгораживался от овации, готовой вот-вот сорваться, защищал заключительные аккорды оркестра от криков "браво, брависсимо".

А конфетная бумажка отвратительно шуршит. Ну сколько можно с ней возиться? Да разверни, наконец, свою конфету, чертова кикимора!

Во втором антракте певцы вновь выходили на авансцену, и красавец Ренато с заученной грацией раскланивался, принимал цветы, делился ими с Амелией и графом, показывал великодушным жестом на маэстро и на весь оркестр.

Ингрид ушла в курительную, а Этьен остался в опустевшем партере. Он держал в руке блокнот, сосредоточенно писал, и антракт показался ему удивительно коротким.

В третьем, последнем антракте к Этьену вернулась общительность и галантность. Они снова фланировали по фойе, добровольно подчинив себя круговороту фраков, черных костюмов, вечерних платьев - обнаженные плечи, обнаженные спины. Блистающее изящество, а рядом - безвкусица, путешествующая без виз. Чем богаче безвкусная женщина, тем у нее больше возможностей поразить всех отсутствием вкуса; на нее удивленно оглядываются, а она уверена, что ею любуются.

Кертнер раскланялся с каким-то важным толстяком.

- Кто это? - спросила Ингрид.

- В кармане у этого толстяка все мое состояние... Вице-директор миланского "Банко Санто Спирито".

- С внучкой?

- С женой. Она любит есть конфеты под музыку.

Кертнер поклонился еще одному важному синьору с бакенбардами.

- Удивительно похож на императора Франца-Иосифа, - сказала Ингрид.

- Это ему даже положено по должности. Наш с вами новый австрийский консул.

Старый меломан, сосед по креслу, подошел к Кертнеру с партитурой в руке, раскрыл ноты на загнутой странице и сказал тоном заговорщика:

- Теперь все дело за графом.

- Вы имеете в виду предсмертную арию Ричарда Варвика?

- Конечно! Если он чисто не возьмет верхнее "до", я умру вместе с ним.

С главным фойе соседствует театральный музей. В первом антракте в музее всегда многолюдно; во втором - пустовато, а в третьем - и вовсе пустынно. Иностранные туристы, провинциалы уже в первом антракте поглазели на афиши, фотографии, эскизы костюмов и декораций, искусно подсвеченные макеты постановок.

Ингрид и Этьен, по обыкновению, заглянули туда в последнем антракте. Они прошли в тот угол зала, где висят фотографии Анны Павловой и Федора Шаляпина.

И сегодня Ингрид крайне заинтересованно разглядывала экспонаты музея, поставив папку с нотами на застекленный столик.

Этьен вытащил бумаги из внутреннего кармана пиджака, вырвал листок из блокнота и положил все в папку с черным лакированным переплетом. Одновременно он переложил к себе в карман письмо из папки Ингрид.

Звонок зовет в зал, последний акт, начинается бал-маскарад. Заговорщикам удалось наконец узнать, под какой маской скрывается граф. Вскоре потерявшего бдительность графа пырнули кинжалом, а он, перед тем как окончательно проститься с жизнью спел длинную арию. Этьен шепнул Ингрид на ухо:

- Умер при попытке взять верхнее "до"...

Граф Ричард Варвик еще не испустил дух, а белесая сластена зашуршала конфетой.

Трагический финал не испортил Этьену настроения, и он шел к выходу, посмеиваясь:

- Тоже мне заговорщики! Не могли выяснить, под какой маской скрывается граф. Да кто хуже всех поет, тот и граф..

Капельдинеры, похожие на министров, шеренгой стояли в полукруглом коридоре, держа пальто, шляпы, зонтики сиятельных посетителей, которым не пристало ждать и толкаться в очереди.

Сколько условленных свиданий под каменными сводами подъезда! Дамы и кавалеры в суетливой толпе выискивали своих кавалеров и дам.

Этьен и фрейлейн Ингрид подошли к трамвайной остановке. Ждать пришлось долго. Уже проследовали все номера, иные дважды, а трамвая Ингрид все не было. По-видимому, тот же запропастившийся номер поджидал мужчина с непокрытой головой, в серых брюках, он стоял рядом на остановке.

Наконец-то долгожданный трамвай отошел, переполненный театралами.

- Счастливой ночи! - крикнул Этьен вдогонку; то были первые слова, сказанные им сегодня вечером по-итальянски.

Ингрид помахала зонтиком, стоя на задней площадке вагона.

"Русские желают "спокойной ночи", немцы - "хорошей ночи", итальянцы "доброй ночи", а иногда "счастливой ночи". - Этьен все еще глядел вслед трамваю, исчезнувшему за поворотом. - В напутствии на сон грядущий тоже сказывается характер народа..."

Этьен собрался идти своей дорогой, повернулся и заметил на другом конце каменного островка мужчину без шляпы, в светло-серых брюках. Почему-то он не уехал трамваем, который так долго высматривал.

А что касается Ингрид, то Этьен весьма кстати и ко времени пожелал ей сегодня именно счастливой ночи. Разве можно что-нибудь лучшее пожелать радистке перед тем, как она потаенно выходит в зашифрованный эфир?

3

Ингрид ехала из "Ла Скала" на отдаленную виа Новаро и напряженно гадала: чем вызвана перемена в поведении Кертнера, почему он сегодня играл роль любезного кавалера?

Она не могла знать о разговоре Джаннины с кассиршей театра, который состоялся в среду. В тот день секретарша "Эврики" Джаннина ездила за билетами на "Бал-маскарад", заказанными для Кертнера.

- Простите за любопытство, - спросила кассирша, - кто эта немка, с которой ваш патрон всегда ходит в театр?

- Она тоже из Австрии.

- Студентка консерватории?

- Кажется.

Наконец кассирша нашла конверт с надписью: "Синьору Конраду Кертнеру".

- Как всегда, в шестом ряду. Два кресла, пятое и шестое... Ваш патрон не женат?

- Нет.

- Такой интересный, почти молодой мужчина - и старый холостяк.

- Да.

- Тогда все ясно. Это его невеста?

- Право, не знаю.

- А красивая эта австриячка! Правда, могла бы быть чуть пониже...

- Я никогда ее не видела, - сказала секретарша отчужденным тоном и, взяв билеты, поклонилась кассирше.

Джаннина вышла на улицу и остановилась у афишной тумбы. Двое парней обратили внимание на Джаннину и попытались с ней заговорить, но она не удостоила их ответом.

Джаннина - стройная, с хорошо очерченной грудью, на легких и длинных ногах. Матовый цвет лица, волнистый лоск волос, большие темно-серые глаза, верхнюю губу чуть-чуть оттеняет пушок.

Она ускорила шаг. За углом, к неудовольствию парней, ее поджидал Тоскано. Он сидел в маленьком открытом "фиате". Тоскано был в вечернем костюме, он то и дело зачесывал назад и приглаживал блестящие волосы, которые росли низко, закрывая лоб.

Едва Джаннина села в машину, Тоскано обнял ее, она отвела руку жениха.

- А теперь ты свободна?

- Тебе придется подождать, у меня еще дела в конторе.

Вручая билеты своему шефу, Джаннина выглядела весьма озабоченной. Она хмурилась, морщила чистый лоб и не сразу решилась пересказать свой разговор с кассиршей. Кертнер поблагодарил секретаршу и притворился беззаботным:

- Обычное женское любопытство!

Но он понимал - неспроста в кассе выспрашивают, с кем он ходит в театр.

Пожалуй, Джаннина кстати сказала кассирше, что Ингрид австриячка. И самое естественное - сыграть роль кавалера, чуть ли не жениха Ингрид, а в дальнейшем вести себя сообразно такому званию.