— Милая, успокойся. Тебе нельзя нервничать, — тут же кинулся успокаивать меня любимый, — Она недалеко ушла, а вот куда не скажу. Ему точно.

Я хмуро посмотрела на Гадеса, понимая откуда ноги растут. Гадес холодно смотрел куда-то в видимую ему одному точку. Либо он ударился головой, либо в воспоминания.

— Ты обидел Катю? — сурово спросила я, облокачиваясь на мужа и придерживая живот. — Гадес, что произошло?

— Ничего, — тут же нашелся Повелитель Аиды, его лицо было абсолютно непроницаемым, — Твоя жрица имела наглость поцеловать бога. А в остальном ничего страшного. Я бы посоветовал тебе объяснить ей, что смертные — не ровня богам.

— Какая жрица? — не поняла я, медленно осознавая полученную информацию. Когда я успела обзавестись жрицей, если я спала. Та-а-а-ак, — Катя — не моя жрица, Гадес! Она — моя подруга! И если ты ее обидел, я… Я…

— Я расскажу Гекате, куда ты перепрятал ключ от сокровищницы, — пришел мне на помощь мой любимый Бог и поцеловал меня в макушку, — Да, Гадес? Мы же оба знаем, где он лежит?

Повелитель Аиды нахмурился. Его глаза начали темнеть и приобретать красные оттенки.

— Она смертная! — взревел Гадес, а я не могла понять, почему его так зацепило. Он едва не крушил мебель, а я никогда не видела его в такой ярости. Глаза его полыхали, а по стене, которую он ударил пошла угрожающая трещина. — Смертная! Ничтожество! Просто пыль! Они сегодня есть, а завтра они здесь! Они слишком быстро меняются! Сегодня правил один царь, а завтра он уже жмется у моего трона! Что вы находите в них такого замечательного?

— То же самое, — начал Бог Смерти, а в его голосе слышалась явная угроза. — Что когда- то нашел и ты. В Кокитиде.

— В ком? — поперхнулась я, мысленно пытаясь выговорить имя потенциальной любовницы Гадеса, — Каки… что?

В голове что-то интересовалось, что Гадя нашел в Каке. И подозревало, что что-то родное, близкое… Танатос рассмеялся и сильнее притянул меня к себе, нашептывая на ухо историю любви. Шепот был достаточно громкий, чтобы и разъяренный Гадес мог его слышать.

— Видишь ли, любовь моя, несколько тысяч лет назад, когда наш Гадес был молод и глуп, — начал издалека Танатос, ехидно прищурившись на Гадеса. Его лицо напоминало посмертную маску. Привычная улыбка превратилась в опущенные уголки рта. Мне казалось, что взгляд повелителя Аиды выжигал узоры на стене. — И не смотря на то, что с тех времен мало что изменилось… Гадес зачастил на поверхность… Причиной стала молодая жрица Геры — Кокитида. По юности ума, Гадес решил не говорить маленькой жрице, о том, кто он есть на самом деле, прикинувшись обычным юношей, живущем в лесу и промышлявшим охотой.

Я посмотрела на Гадеса, понимая, что нельзя быть простым юношей со сложным выражением лица. Надменно и горделиво Гадес смотрел на Танатоса, который продолжал историю.

— Танатос, — взмолилась я, пересилив любопытство. — Может, он не хочет, чтобы ты об этом рассказывал.

На лице Гадеса появилась неприятная улыбка, а взгляд, адресованный Танатосу стал испепеляющим.

— Конечно, не хочет, — спокойно заметил Танатос, не обращая внимания на своего друга. — Ему же противны смертные. А я тут рассказываю историю его любви со смертной.

— Танатос, — глухо произнес Гадес, а я пыталась понять, неужели он скрывает боль под непроницаемой маской?

— Встречи влюбленных продолжались полгода, и вот настал момент… — театральная пауза моего бога заставила мурашки пробежать по спине. А я о таком мифе не слышала! — После первой ночи, наш Гадес дарит ей украшение, лучшее, которое смог найти у себя в сокровищнице. Он неделю меня доставал, принося все новые и новые побрякушки с вопросом:” А может эта?”, но… Кокитида не оценила подарок Гадеса, после…

— Хватит! — рявкнул Повелитель Аиды, а на меня посыпалась крошка с потолка, я звонко чихнула, а Танатос притянул меня ближе к себе, опасливо глядя на потолок, — Прекрати! Я ту ошибку усвоил и больше никогда не повторю! Смертные женщины меня не интересуют. Я ненавижу смертных!

— После первой ночи, Гадес решил признаться Кокитиде в том, кто он есть на самом деле и забрать ее с собой. Править… — как ни в чем не бывало продолжал Танатос, даже не сменив интонацию, — Реакция жрицы была бурной, настолько бурной, что здравому смыслу не поддавалась. Она решила сброситься с утеса…

— Как? — ахнула я и от изумления прижала ладонь ко рту, — Почему? Может, она соскучилась и решила ускорить встречу? Или он назначил ей свидание в лесу самоубийц?

— Видишь ли, Персик, чтобы править смертной в Аиде — она должна умереть, — терпеливо пояснил мне Бог Смерти, а мои глаза расширились, а сердце повисло на тоненьком волоске… А если он понравится Кате? Или наоборот? — Но, умереть, не так, как это делают обычные души… Просто ее тело перестает существовать, а душа обретает истинные очертания. Если душа чиста и открыта, не опорочена соблазнами земной жизни, она сохраняет свою красоту, а в редких случаях, еще и становится прекрасней…

— А если нет? — тихо прошептала я, а по спине пробежался легкий холодок, от воспоминаний всего, что делала Катя за свою жизнь, — Если нет? Что тогда?

— Тогда душа становится страшнее ламии или эмпузы, — выдавил Гадес сквозь зубы, — Что и случилось с Кокитидой.

— Она разбилась? — горестно поинтересовалась я, понимая какой шок случился с девочкой того времени, — Бедняжка… Только не говорите мне, что она умерла…

Танатос глубоко вздохнул, пробурчав что-то невнятное про ненужное сострадание и милосердие.

— Гадес поймал ее и притащил сюда, — хмыкнул Танатос, косясь на друга. Однако, глаза его улыбка так и не тронула. — Что я увидел, Персик, мне в кошмарном сне снилось несколько недель. Хоть телом она была и прекрасна, как собственно все женщины Гадеса…

— Та-а-ак! — рявкнул Гадес, а мне казалось, что сейчас в моей комнате будет настоящий поединок на мечах, но Танатос решил остановиться на истории Каки.

— Но душа Кокитиды была ужасна, настолько уродлива, что ее боялись сами ламии. У нас не оставалось выбора, либо вернуть ее наверх и дать шанс исправиться, либо оставить здесь навечно…

Гадес отвернулся, а Танатос вздохнул. Где-то завыл Цербер, видимо, слыша историю, и радуясь, что избавился от конкуренции.

— И вы вернули ее? — с надеждой на счастливый финал у истории поинтересовалась я, хотя и догадывалась, что “хэппи энд” — это не про древних греков и не про Гадеса. — И она исправилась?

Тяжелый вздох послышался уже с двух сторон.

— Родная, помнишь, я говорил тебе, что обманывать нас в Аиде бесполезно? — ненавязчиво напомнил Танатос, поднимая красивые брови, — Так вот, наша Кокитида оказалась ко всему своему “великолепию”, еще и лгуньей. Той любви, про которую она пела Гадесу, просто не существовало. Ее интересовали драгоценности, которые, наш расточительный и щедрый…

Мне показалось, или у Гадеса скрипнули зубы. Щедрый Гадес? Не слышала, не знакома! Слово “щедрость” была применима только к неприятностям.

— Вот и вся любовь, Персик. — закончил Танатос, а в комнате воцарилась тишина.

Я с сочувствием посмотрела на Гадеса. Губы темного бога были поджаты и сложились почти в одну тонкую линию, желваки на лице бога двигались, а кулаки были сильно сжаты.

— Сочувствую, Гадес, — решила проявить участие к такой страшной и горькой ситуации, — Но не все смертные одинаковые. Ты можешь мне верить — я выросла среди них.

— Я подумаю, Прозерпина, — обнадеживающе и даже с улыбкой ответил Гадес, давая мне понять, что что-то не так. — Подумаю, но останусь при своем мнении. А теперь мне нужно вернуться к обязанностям няньки и найти твою Катриону, пока ее ранее упомянутые ламии не сожрали. Спасибо, что перемыли мне кости в моем же присутствии. Безмерно благодарен.

Я уже растворялся из покоев, слыша Танатоса:”Я поговорю с ним”. Ну как же, ага. Поговорит он. Можно подумать я тут собрался сопли на него наматывать. Я появился в Элизиуме, и полной грудью вдохнул прекрасный запах асфоделей с нарциссами… Они прекрасны… Вечный, пьянящий запах Элизиума, как и мое одиночество. Вот не могу понять, я им страдаю или наслаждаюсь?