Мы начнем с конца, с поэзии. Один из поэтов Востока писал:

Расскажу о падишахе —
Он здоровьем обладал,
Но червяк в него проникший,
Плоть и кости обглодал.
И слабей, чем самый слабый,
Стал могущественный шах.
Сталь он тенью человека,
Исхудал он и зачах.

В печальных песнях, которые пели по вечерам узбеки и таджики, часто говорилось о болезни, название которой сейчас звучит для нас странно.

Друзья! Стряслось несчастие со мною.
Проклятый червь мне не дает покою.
Да будет он, измучивший меня,
Навеки бездной поглощен земною.
Меня сосет он, гибелью грозя,
И никому с ним справиться нельзя.
О нем, черве презренном, днем и ночью
В слезах и муках говорю, друзья.[Пер. М. Курганцева]
О рачках, рыбках и червях

Произведения поэтов можно рассматривать не более как предварительный врачебный опрос. Теперь мы перейдем к сухому научному описанию. В картотеках преступления ниточного червя оцениваются как наиболее опасные. Особенно одного, dracunculus medinensis, который селится в глубине соединительной или подкожной ткани человека. Этот паразит вызывает такое утончение кожи, что личинки его выходят наружу. Так вкратце выглядит суть болезни, некогда мучившей жителей Туркестана.

В институте паразитологии в Самарканде передо мной ставят стеклянную банку со свернувшимся в ней длинным червем. Это самка, ее длина около метра. Оплодотворенная самка проникает в подкожную ткань ступни. В том месте, где она соприкасается с кожей, образуется небольшое затвердение, которое в течение суток превращается в пузырь и лопается. Когда человек ступает в воду, туда вываливается великое множество личинок. Для дальнейшего развития необходимо, чтобы их проглотил крохотный рачок-циклоп. В его организме личинки дозревают за 10–12 дней.

Дракункулёзом — а именно так называется эта болезнь — заражается человек, который напьется воды с находящимися в ней рачками, зараженными личинками. Около года дракункулёз никак себя не проявляет. За несколько часов до появления под кожей ниточного червя из личинки у человека начинает болеть голова, появляется сильное удушье, приступы, напоминающие астму, рвота, понос и обязательно раздражающий зуд.

Известно, что маленькие рыбешки barbus puckilli беспощадно пожирают рачков-циклопов, что… Стоп! Не будем опережать последовательность событий. То, что мы знаем о ниточном черве и победе над ним, относится к сравнительно недавним достижениям науки.

«Король мух»

С незапамятных времен у узбеков существовала система арыков, с помощью которых они пытались напоить ненасытную землю. Для иссохшихся равнин Узбекистана вода всегда была источником жизни, а в ней таилась смерть.

В Бухаре дракункулёзом болели тысячи людей. Лечение больных происходило публично на рынке и тянулось неделями. «Тянулось» — самое подходящее в данном случае слово, потому что метод лечения был повсюду одинаков: к торчащему из открытой раны червю привязывали тяжелую монету и она своим весом вытягивала его наружу. Так лечил своих пациентов тубиб, или местный знахарь. Его называли «королем мух», потому что во время публичных процедур на раны слетались тучи насекомых.

В 1868 году в Туркестан прибыл молодой русский ученый Алексей Павлович Федченко, окончивший Московский университет. Он прожил всего 29 лет, однако описание коллекции, которую он собрал, занимает несколько томов. А. П. Федченко научно обосновал преступную деятельность ниточного червя и правильно установил жизненный цикл этого страшного паразита. Он много ездил по Бухарскому эмирату, и его поразило сходство ледников Туркестана с альпийскими. Чтобы собрать данные, подтверждающие свои наблюдения, А. П. Федченко отправился в Швейцарию. Однажды ночью в горах его застала буря, и он трагически погиб на склоне Монблана. Вместе с ним погибли и все знания, которые он накопил о болезни, косившей людей в далекой Бухаре.

Сразу после Великой Октябрьской социалистической революции в Бухару приехал выпускник Военно-медицинской академии — Леонид Михайлович Исаев. В кабинете директора самаркандского института паразитологии висит его портрет: из-под насупленных бровей на вас смотрят живые глаза. Леонид Михайлович, как говорят о нем люди, знавшие его лично, был необыкновенным человеком. Это он основал в Бухаре в 1922 году первый в Средней Азии Тропический институт.

В Бухаре Исаев оказался случайно: ехал в Афганистан работать врачом при советском консульстве. Интересовался археологией, историей, но по образованию был паразитологом. Его увлекла борьба со страданиями: их испытывали многие, а знали о них очень мало. И, видимо, поэтому Л. М. Исаев остался в Бухаре.

— В те годы жизнь там была чудовищна, — рассказывает мне кандидат биологических наук Павел Петрович Чинаев, который хорошо помнит Исаева, — до Исаева не было случая, чтобы кто-нибудь по собственной воле, а не по принуждению оставался жить в Бухаре.

Биография самого П. П. Чинаева тоже примечательна тем, что он оказался среди людей, прибывших на помощь в Среднюю Азию… Все было против него: вооруженные банды басмачей, стремившихся повернуть историю вспять, болезни, терзавшие народ, сговор тубибов, не желающих отдавать «своих» пациентов врачам, лечившим их бесплатно и успешно.

Один визирь и семьдесят червей

П. П. Чинаев — худощав и высок. Во время первой мировой войны он служил в русском экспедиционном корпусе во Франции. После Великой Октябрьской социалистической революции был интернирован в Северной Африке, а оттуда отправлен в Баку.

Безрадостным было его возвращение в родную деревню. На вокзале в Ростове люди спали стоя в ожидании поезда — все было обсыпано вшами.

В те годы Россия погибала от сыпного тифа. В 1919–1922 годах здесь болело 5 миллионов человек (некоторые считают эту цифру заниженной). Историки медицины назвали сыпной тиф «сопутствующей» болезнью, потому что он всегда сопровождает войны, нищету и страдания.

Видимо, сыпной тиф и был той самой «афинской заразой», которая во время Пелопоннесской войны в 430 году до н. э. опустошила большие города. Другие описания болезни носят расплывчатый характер, поэтому сейчас трудно определить ее, однако нет сомнения, что именно сыпной тиф унес в 1489 году 17 тысяч солдат армии королевы Изабеллы Католической и Фердинанда Арагонского, штурмовавших крепость Гранаду, которую защищали мавры. Из Испании тиф перекинулся в Америку, где расправился с индейцами. Во время первой мировой войны сыпняком заболели 300 тысяч солдат сербской армии, около полумиллиона человек болели в Сирии.

Шарль Николь, в начале нашего века указавший на вошь как на рассадник заразы, писал о ней, как о «паразите, который сопровождает человека в походах, вместе с ним кочует в обозах и останавливается лишь на пороге больницы, где у больных есть мыло, вода и чистое белье».

Как раз этого-то и не хватало разоренной войной России.

П. Чинаев расказывает, что ему так и не удалось отдохнуть в родной деревне, потому что все ее жители лежали в сыпняке и его звали из одного дома в другой.

Затем он оказался в Бухаре. Там Чинаев с головой ушел в проблему дракункулёзы. Ниточные черви были сущим бедствием: у одного визиря при дворе бухарского эмира вытащили сразу семьдесят штук.