— Мэм…

Хриплый голос старого садовника прозвучал настолько неожиданно, что она набросилась на него:

— Уоттон! Ты меня испугал до полусмерти!

— Не хотел ничего подобного, мэм. — Он пригнул свою седеющую голову, будто не мог или не смел смотреть ей в глаза. — Просто увидел, как вы прогуливаетесь, и подумал, что могу быть чем-то полезен.

— Ничем. Мне ничего не нужно, Уоттон. Я просто гуляла. — С чего она вдруг пустилась в объяснения? Нужно немедленно прекратить. — Спасибо.

Уоттон кивнул. Пять или шесть лет назад муж Элизабет нанял этого странного скрюченного старика, умеющего выращивать растения и возиться в земле, что сделало его незаменимым работником, несмотря на немощь и причуды.

Однако сегодня он просто слонялся по саду, испугав ее. Но он совсем не бездельничал: она была слишком взволнованна и поэтому не могла четко мыслить. Ее сбили с толку обещания…

Собравшись с мыслями, Элизабет снова превратилась в хозяйку поместья.

— Что-нибудь еще, Уоттон?

— Нет, мэм. — Он вновь склонил голову и побрел в противоположном направлении, передвигаясь медленно, как слон.

Ничего особенного не произошло. Среди веток и виноградных лоз невозможно было что-либо рассмотреть. Нужно успокоиться. Уоттон просто-напросто встретил Элизабет в неподходящее время и в неподходящем месте.

К тому же скоро все будет по-прежнему, и тогда уже ничего не будет иметь значения.

Так было обещано. И она верила.

Врага следует знать в лицо. Николас жил согласно этому принципу.

Неизвестно, кто может оказаться твоим врагом.

Им мог оказаться даже отец. Перед смертью мать Николаса рассказала, что его отец, младший брат графа, завел интрижку с графиней, за что был сослан на бескрайние просторы России[1]

Известие потрясло Николаса, ведь если бы его отец не поддался искушению, то все могло быть иначе, он мог бы родиться в другом месте и вести совершенно другую жизнь. И, что хуже всего, его отец теперь казался обычным человеком, подверженным ошибкам, хотя до рассказа матери он был для Николаса непогрешим. И никакие титулы в мире не могли уже изменить его мнение об отце.

Полученный урок был самым тяжким. Он пустил корни в душе Николаса наподобие сорняка, подрывая самые устои его существования, в течение многих лет связывая его по рукам и ногам, заставляя убегать от самого себя.

Но от своего прошлого не убежишь. Оно преследовало Николаса, словно привидение, сулило новые возможности, обещало ему права по рождению, которых он никогда не желал.

Такому человеку, как Николас, в наследство могли достаться только неприятности.

Второй принцип, по которому жил Николас, — всегда есть враг, известный или неизвестный.

Даже сейчас у него оставалось чувство неопределенности и греховности, напоминающее ему о жизни, полной риска, в которой он встречался со многими опасностями и становился причиной многих смертей. Только в последнем задании из всех участников он оказался единственным выжившим. Пока. Потому что еще не все кончилось, и уверенности в нем не было.

Хождение по лезвию бритвы, жизнь, похожая на игру в кошки-мышки, манили множеством соблазнов. Он играл в нее, как в шахматы, опережал оппонентов на три хода, запутывал врагов, заставляя их потеть от напряжения.

Он скучал по такой жизни, хотя и испытывал к ней отвращение.

Он снова хотел обрести контроль. А человек скрывающийся, гоняющийся за тенью, человек, разыскиваемый за убийство, не обладал контролем над ситуацией.

Если бы он только был уверен в своих предположениях насчет человека, которого он называл Невидимой Рукой. Но предположения могли оказаться всего лишь игрой его воображения.

Возможно, поиски Невидимой Руки вообще никогда не закончатся, устало думал Николас. Он умрет в одиночестве, и только тени пожалеют о нем.

Выбор, совершаемый человеком… все его деяния…

А кто-то знал. Знал все.

И кто-то совершил убийство.

И он до сих пор гуляет на свободе, намереваясь завладеть царскими драгоценностями, ожидая следующего шага Николаса.

За последние четыре месяца в городах от Эксбери до Лондона было совершено четыре убийства, и заголовки бульварной прессы единодушно кричали о разгулявшемся маньяке.

Друзья Элизабет беспокоились, что она жила совсем одна так далеко за городом. Поэтому они радовались, что она всю последнюю неделю провела в Лондоне, а тут как раз пришло известие об обнаружении четвертого тела.

Ее поездка в Лондон была частью плана, неожиданно для нее приведшего к обратным результатам. Элизабет благодарила друзей за участие, но называла их заботу бессмысленной.

— У меня есть прислуга, конюхи. В крайнем случае меня сможет защитить Уоттон.

Все засмеялись. Уоттон не мог защитить даже одуванчик, не говоря уж о попавшей в беду даме.

— Я серьезно, Элизабет. Пока страсти не улягутся, одному из нас придется жить с тобой, — вдруг запротестовал ее отец.

— Я могу оставаться в городе, — предложила она, скорее для того чтобы успокоить отца, нежели из желания жить в Лондоне. Тем более что разговоры об убийствах наводили тоску на собравшихся за столом, а она хотела заставить всех сосредоточиться на основной теме разговора — бизнесе.

— А разве в Лондоне сейчас безопасно? Помните того ребенка, которого сбросили на скалы в Тайне? — пробормотал отец Элизабет. — А тело, найденное на церковном дворе в Сент-Клере?

— И еще одно в Монморанси, — добавила Элизабет, — так что невозможно предугадать, где сумасшедший убийца объявится в следующий раз. По-моему, в Шенстоуне я в большей безопасности, чем где-либо еще.

— Значит, мы поступим следующим образом, — решил отец. — На уик-энд мы все отправляемся за город. Остановимся у тебя. Тогда оставайся в Лондоне до пятницы, а затем мы все поедем в Эксбери… раз уж тебе так нужно уезжать.

Элизабет прикрыла глаза в знак смирения. Никакой необходимости в отъезде не было. Она могла месяцами жить в Лондоне или навечно заточить себя в Шенстоуне. Ей было безразлично. Ее друзья могли гостить у нее в любом месте, она не возражала. Главное, что теперь она знала о том, чего еще никто не знал, даже отец. Николас Мейси, племянник ее мужа, считавшийся пропавшим и, вероятно, умершим, был на самом деле жив.

Жив и полон решимости заявить свои права на все, что она уже считала своим.

Как такое могло случиться? Она все еще не могла поверить такой новости.

Элизабет открыла глаза и улыбнулась всем сидящим за длинным столом, обитым парчой. Своему отцу. Его трем деловым партнерам и их женам, Иоланде — актрисе, возлюбленной королей, Григорию Краснову и его жене Марии, Виктору Иллиеву — бунтарю до мозга костей, яростно орудующему в данный момент ножом и вилкой, великой княгине Минне, элегантно окунающей пальцы в хрустальную чашу с водой, и Джайлсу, своему дворецкому, невозмутимо стоящему сбоку от нее.

Пока она сама не примирилась с известием, она не могла им ничего рассказать, Боже мой! Как?.. Как произошло, что Николас вдруг появился, ведь его так и не смогли разыскать агенты с двух континентов.

До сих пор…

— Приглашение касается всех, даже если его высказал мой отец, — проговорила она. — Приезжайте все ко мне на уик-энд, не то отец нагонит на меня скуку.

И чтобы вдруг объявившийся Николас не попробовал выгнать ее из дома, подумала она.

— Дорогая, — укоризненно сказал отец, — ты снова чувствуешь себя стесненной. Держись, время траура скоро пройдет, и ты снова сможешь выходить в свет, даже больше, чем раньше. Но только — пощади меня — не тогда, когда на свободе разгуливает маньяк.

— Мы приедем, — сказал Виктор.

Почему бы и нет, подумала Элизабет. Виктор жил за городом, для того чтобы испробовать все прелести сельской жизни, хотя сочетал в себе презрительное к ней отношение и одновременно необъяснимую тягу. Красавец революционер-одиночка, обладавший душевностью резонер, он был очень интересной личностью и притягивал к себе всех как магнит. За ним всегда следовали люди, надеющиеся, что смогут называться его друзьями, ведь он слыл человеком, развалившим империю. К тому же он оказывал помощь отцу Элизабет, занимавшемуся в России финансовыми спекуляциями.