Изнасилования были обычным явлением. Те, кто помоложе, нередко вынуждены были идти на убийство, чтобы защитить свое достоинство. Я и сам осужден за убийство в подобных обстоятельствах. До сих пор мне не по себе. Вероятно, от меня хотели, чтобы я уступил, стал подонком, превратился в безропотное существо, которым все помыкают и у которого постоянно пылает зад.

В голову лезло то, что роднит мужскую природу с женской. Ясно, что зачастую желания и поиски легко осуществлялись. В тюрьме, как и везде, обязательно попадались гомосексуалисты. И всегда существовало предубеждение. Такие вещи сурово осуждались. Сокамерники, уступавшие по какой бы то ни было причине – по своей ли охоте, или по принуждению, или просто чтобы выжить – были окружены всеобщим презрением. Они становились париями, неприкасаемыми. Их и за людей-то не считали. Презрение к ним было уничтожающим. Те, кто занимались такими делами, погружались в бездну порока. Их мастурбация сопровождалась теми образами, которые постоянно находились перед глазами. Бывает, что одна-единственная женщина не удовлетворяет мужчину – так же случается, если в роли женщины выступает другой мужчина. Тогда начиналась охота на новых партнеров. Причем открывалось два пути. Гомосексуалист – это не только тот, кто дает, но и тот, кто овладевает. Мастурбируя, он мечтает обладать нежным, субтильным, привлекательным юношей. Со временем эти безумные фантазии зароняют в душу любопытство. Тела тянутся друг к другу. Кто кончал в кулак, потом мог стать и активным, и пассивным гомосексуалистом. В самый неожиданный момент из-за активных гомосексуалистов разражались скандалы на всю тюрьму, когда его уличали в том, что он дал своему сокамернику, а то и сам сокамерник пробалтывался. Из уст в уста передается одна история, которая прекрасно это иллюстрирует. Речь идет об одном активном гомосексуалисте, осужденном за то, что изнасиловал парня. Попав в тюрьму и сам став жертвой подобного насилия, он обронил: «Папаша залетел». Так его и прозвали – «Папаша залетел». С тех пор всякий, кто попадался на этом постыдном деле, получал такую кликуху.

Мне известно множество случаев гомосексуализма среди заключенных. Это были настоящие супружеские пары. Их связь длилась годами и нередко продолжалась даже за тюремными стенами. Большинство испытывало страстную любовь. Иногда это приводило к убийству. История тюрьмы в Сан-Паулу знает немало примеров пылкой привязанности. В каких бы условиях человек ни оказался, он всегда способен на любовь и страсть. Человек не создан для одиночества. При невозможности отношений с женщиной мужчину может удовлетворить и мужчина.

Рику, как его звали в семье, попал за решетку, когда я сидел уже несколько лет. Видя мою любовь к книгам, он тоже приохотился к чтению. У нас появились общие интересы, завязались содержательные беседы, и мы подружились. Молодой, атлетически сложенный, он сразу начал привлекать сладострастные взгляды сокамерников. Он соблюдал осторожность, чтобы не стать жертвой насилия. Вместе с тем он признался мне, что не прочь найти себе избранника. Я тоже понимал, что фантазий при мастурбации ему явно недостаточно. Как ему выдержать пятнадцать лет, на которые он осужден? Действительно, ему тяжело одному, когда самые наглые к нему пристают.

Мы часами изучали философию, всемирную историю, историю Бразилии и потешались над ошибками, которыми изобиловали книги. К нам примкнул некто Абeл, получивший восемнадцать лет и уже отсидевший семь. Он славился примерным поведением и готовностью всегда прийти на помощь. Но была у него одна слабость – никогда ему было не пройти мимо новой попки. Своей цели он настойчиво добивался. Но никого не обижал. Умел быть благоразумным. Не знаю, почему, но, увидев Абела и Рику вдвоем, я заметил, что их что-то связывает.

Абел усердно посещал наши занятия, которые благодаря ему стали еще интереснее. У него была большая тяга к учению. Я понял быстро и без слов, что он неравнодушен к Рику. Тот тоже оказывал Абелу знаки внимания. Месяца через два Абел признался в своей страсти. По его словам, страсть его поработила. Он попросил меня поговорить с Рику и прозондировать почву. В самом деле, я больше дружил с Рику, чем с Абелом, хотя и Абел мне нравился. Я пообещал поговорить с Рику без обиняков, да так и сделал. Однако на пути у моего друга возникла серьезное препятствие. Абел заявил, что он активный и ничего другого не признаёт. Рику, с присущей ему предусмотрительностью, поговорил с теми, кто давал Абелу. Он бы с большим удовольствием вступил с ним в связь, но ему совсем не хотелось слышать: «Это мне не нравится», «Этого я не делаю». Или всё, или ничего!

Когда Абел слушал меня, он весь покрылся путом, и на лице у него отразилась мука. Ему не хотелось отвечать сразу, согласен он или нет. Эта мысль казалась ему невыносимой.

Признаюсь, что меня несколько беспокоила естественность Рику. Он ни о чем не тревожился и спокойно ожидал, какое решение примет Абел. Я спросил его о прежних связях, и он ответил, что у него было пару раз с мужчинами, но он предпочитает женщин. Кончать в кулак ему осточертело. Абела он находил внешне и внутренне привлекательным и был бы не прочь вступить с ним в связь.

Насколько я помню, Абел крепился месяца два, но оказался не в силах совладать со снедающей его страстью.

Через несколько лет Абела выпустили, но разрешили приходить на свидания. Так что они не расставались. Но к тому времени в тюрьму стали пускать женщин, и Рику потянулся к ним. Не прошло и года, как он завел любовницу. Абел с горя запил и умолял его не порывать отношений. Несколько месяцев Рику метался между Абелом и любовницей, но потом, решительно порвав с Абелом, он больше с мужчинами контактов не имел. Об Абеле мы больше ничего не слыхали.

Другая поучительная история связана с одним моим товарищем по безумствам и безрассудствам, приведшим к страданиям, уголовному преследованию и приговорам, по которым я по сей день за решеткой. Звали его Бaла. С тюрьмой он спознался чуть ли не с детства. Не раз побывал в колонии для несовершеннолетних, откуда неоднократно сбегал.

Был он чернокожий, малого роста и коренастый. Лицо было испещрено шрамами. Мутные глаза глядели угрожающе. Он отличался грубостью, вечно был всем недоволен и все время докучал окружающим. В жизни ему не везло едва ли не с пеленок. Преодолеть своих комплексов и предубеждений ему не удавалось.

Жил он в центре города Сан-Паулу. Все время слонялся по улицам с ватагой детей и подростков, каких и теперь можно встретить на городских площадях, где они нюхают клей и курят «травку».

Уличные законы распространялись и на малолетних. Сексуальность коснулась и подростков, и детей. В местах лишения свободы наблюдались вспышки сексуальности, причем в весьма агрессивной форме. Случались изнасилования и прочие безобразия. Сильнейшие постоянно притесняли более слабых.

В обстановке разврата и насилия формировалась сексуальность Балы. Став гомосексуалистом, он неоднократно подвергал себя опасности. Несколько раз на него нападали, и причиною было его половое поведение.

Из-за тех безумств, о которых я упоминал, из-за юношеских правонарушений мы оказались заживо погребенными за тюремными стенами. Я многому научился от разных людей, в том числе от замечательной женщины, которую любил. Книги меня спасали и спасают поныне, благо спасение – это ежедневный процесс. Любовь меня воспитала и придала жизни смысл; она указала мне путь, сама став истинным путем. Мы – и путь, и путники, как сказал философ.

Бала по-прежнему оказывался втянутым в скандалы и переполохи, связанные с педерастией, со стремлением овладеть и покорить тех, кто его привлекал. Раза три он и меня вовлекал в свои заварухи. Приходилось спасать его от верной смерти. В конце концов я поссорился с моими товарищами, обиженными им. Когда до меня дошло, что он тянет меня в яму, в которой очутился сам, я решительно порвал с ним.

Все это не могло остаться без последствий. Его перевели в тюрьму города Аварe, тоже в штате Сан-Паулу.