Сперва каторжники спрятались в лесу, а именно в тех местах, что выходили к выступу Тумук-Умак. Их присутствие там выдавали лишь кражи и пожары. Сгорело несколько зданий. Жители фактории [277] подумали сперва, что это несчастный случай, набег бродяг, скрывавшихся в лесной глуши и всегда искавших легкой поживы.

Прииск Митарака представлял собой нечто вроде небольшого городка. Хотя Сен-Клер еще не успел внедрить современные механизмы и все операции выполнялись по старинке простейшими методами промывки и просеивания, шахта была столь продуктивна, что пришлось выстроить несколько зданий для рабочих, администрации и складов.

Еще несколько недель — и Сен-Клер вернулся бы в Кайенну с грузом золота. Там он намеревался встретить свою горячо любимую дочь и обсудить с ней их дальнейшие действия, их будущее. Поддельное письмо изменило его планы. Но мог ли он догадаться о грозящей ему ужасной опасности?..

Де Тресм, покинув Сен-Клера, поспешил вернуться на прииск и там узнал о страшных делах озверевших бандитов. Он не был слишком удивлен, ибо последние события заставили его предположить, что существует заговор против нарождающейся колонии. Обследовав окрестность и не найдя ничего подозрительного (каторжники соблюдали предписанные им меры предосторожности), он, однако, поспешил кое-что предпринять: отослал на левый берег Аламы женщин и детей индейцев, а поскольку он не слишком доверял этому племени, то отобрал людей, на которых мог положиться, среди негров, бони и юкас.

Стены, окружавшие прииск, были укреплены, боеприпасы — приготовлены. Митарака мог выдержать осаду. Де Тресм ждал. Прошло еще два дня, подобных тем, что предшествуют большим катастрофам. Инженер только что закончил обход. Он убедился, что все люди на своих местах, готовые к энергичной защите, особенно потому, что узнали, кто собирается на них напасть: беглые каторжники, то есть жестокие бандиты, для которых привычны любые преступления и злодеяния.

— Завтра, — говорил де Тресм верным людям, — сюда приедет Сен-Клер и все наши опасения рассеются.

Но слова застряли у него в горле. Красное пламя, какое бывает при извержении вулкана, осветило округу… Раздался страшный взрыв, из земли вырвался сноп огня, разорвавший пространство со свистом ураганного ветра. На землю стали падать балки, деревья, чугунные осколки.

— Взорвался пороховой погреб! — прокричал де Тресм.

В это же время послышались яростные крики, ужасные удары сотрясали ограждение, словно то были удары катапульт… [278] Начался приступ. Маль-Крепи только что получил приказ действовать. Короля каторги окружили его свирепые сподвижники: пусть передовой отряд начнет наступление — они готовы его поддержать.

Одному из каторжников удалось проникнуть на прииск, он забрался в здание, где находились боеприпасы, предназначенные для защитников города. Его затея удалась. Огонь пожирал здание, земля разверзлась.

— Проклятие! — крикнул де Тресм. — Эй, друзья! Нам навязывают бой!

Повсюду свистели пули. Люди де Тресма перескакивали с крыши на крышу, с позиции на позицию, стреляли в атакующих, которые нападали сразу с четырех сторон. Однако де Тресм все предвидел. Несмотря на стремительность атаки, на безумную ярость бандитов, их первый натиск захлебнулся.

Выстрелы со стороны осажденных были точно выверены и часто поражали нападающих. Де Тресм успевал повсюду, он ободрял людей, объединял их, командовал боем. В стене открылась брешь — и инженер мелькал уже там, с топором в руке. Он разил, убивал преступников. Слышались гнусные проклятия, стоны. Каждый делал свое дело. Ряды каторжников редели.

С уст Маль-Крепи срывались мерзкие ругательства. Каким образом эти золотодобытчики оказались так подготовленными? Какой изменник предупредил их? Бандит собирал атакующих вокруг себя и отдавал быстрые приказы командирам. В один миг у частокола, который каторжники не смогли взять приступом, выросла груда веток и вспыхнуло пламя.

— Мы зажарим их в логове! —крикнул Маль-Крепи.

Но осажденные отчаянно сопротивлялись… Де Тресм топором разрубил затвор, который удерживал поток воды, несшийся с горы, и повернул его в искусственное ложе. Вода играла, кружила и неслась, снося все на своем пути. Сама природа помогла защитникам прииска.

У де Тресма появилась надежда. Он увидел, что бандиты испугались и начали сдавать.

Но что это? Уж не разверзлись ли врата ада? Земля задрожала под ногами сотни лошадей, мчавшихся яростным галопом. Перестрелка возобновилась. Засвистели пули. Де Тресм, раненный в плечо, еле держался на ногах. Он понимал, какая ужасная опасность грозила ему и его товарищам, которых испугала новая атака. К нападавшим подоспело большое подкрепление. Взрыв оружейного арсенала [279] лишил осажденных необходимых боеприпасов. Патронташи почти опустели. Близился неизбежный разгром. О Сен-Клер, Сен-Клер! Где ты?

Войско из ста бандитов, одетых в лохмотья и вооруженных карабинами, развернулось перед городом. Громовой голос прокричал:

— Сдавайтесь!

— Никогда! —ответил де Тресм. — Честные люди не сдаются бандитам!

Ему ответил громкий смех.

— Мы — сильнее! — продолжал каторжник. И, обращаясь к своей банде, бросил:

— Зажгите факелы!

Древесная смола вспыхнула, и вся местность осветилась ярким светом. Это было фантастическое зрелище. Из людей Маль-Крепи в живых осталось человек пятьдесят, но подошла еще сотня каторжников. Их физиономии висельников искажали гримасы, которые освещал желтоватый свет факелов, в воздухе висели облачка дыма.

Воинство возглавлял высокий и сильный Король каторги, он был виден со всех сторон, его лицо закрывала черная маска, она придавала ему какой-то зловещий вид.

Де Тресма невольно охватила дрожь. У него оставалось лишь сорок человек. Имел ли он празо обрекать их на гибель? Но осажденные толпились вокруг своего командира и призывали сопротивляться врагу. Он больше не колебался. На наглые призывы бандитов сдаваться, как и прежде, следовал отказ…

И тут вновь послышался голос Короля каторги. С убийственной иронией он сказал:

— Я человечнее вас! Я хочу уберечь жизнь ваших товарищей и ставлю последнее условие. Пусть приведут пленника!

Ряды каторжников разомкнулись, скрученного Сен-Клера вытолкнули вперед; со связанными сзади руками, с непокрытой головой, он шел твердым шагом.

Король каторги вынул револьвер.

— Если через пять минут вы не покоритесь, этот человек умрет!

Де Тресм почувствовал, что теряет рассудок. Как поступить? Сопротивляться? Но его друг, дорогой компаньон, которому он предан и душой и телом… Разве можно обречь его на смерть?

Инженер принял решение:

— Пощади жизнь Сен-Клеру и моим товарищам, а я сдаюсь.

— Нет, нет! — крикнул Сен-Клер звенящим голосом. — Защищайтесь до последнего!

Но Король каторги ответил:

— Я согласен!

Дверь в стене отворилась, и де Тресм, бледный, но полный решимости, переступил порог.

Он направился к Королю каторги, который разразился сатанинским смехом.

— Дурак! — завопил он. — Поверил слову каторжника! Взгляни же на меня, Пьер де Тресм…

Бандит сорвал с себя маску, и у Пьера вырвался крик ужаса:

— Ты! Ты! Мой брат! Ты, Жан де Тресм!

— Да, я — твой брат, каторжник. Ты узнал меня и, конечно, помнишь, что я не испытываю ни к кому жалости. Эй, вы! — крикнул он своим людям. — На приступ, не щадите никого!

Каторжники ответили яростным воем, они были недовольны обстановкой: ведь золото здесь, недалеко! И потеряв головы от охватившей их безумной страсти, бандиты бросились на приступ.

— Презренные!

Это слово, громко сказанное сильным, взволнованным голосом, прозвучало как гром среди ясного неба. Пробивая себе топором кровавую дорогу, меж каторжников двигался какой-то человек. Его напор был ужасен, подобен летящему снаряду. Там, где он прошел, раздавались стоны, слышались ругательства, падали тела, лились потоки крови…