Ни еды.

Ни воды.

Ни даже отвода продуктов жизнедеятельности, из-за чего приходилось туда ложиться в памперсе для взрослых…

Немного поразмыслив, Иван пришел к выводу, что они совершили прорыв и зашли намного дальше ожиданий. Не просто увеличив глубину подключения, а тупо перезаписав личность одного человека в голову другому. От старого владельца тела остались только кое-какие обрывочные воспоминания да знание языка. С последним повезло, не иначе.

А он…

А кто он?

Судя по всему, там, в будущем остался умирать старый Иван. Причем без всяких шансов на выживание. А здесь, в 160-х годах образовался его ментальный клон. По сути — новая личность на базе этого тела. Иначе объяснить получившийся феномен он не смог.

А значит, что? Правильно.

— Неждан умер, да здравствует Неждан, — тихо и очень глухо произнес он.

«Эффект бабочки» его больше не беспокоил. Потому как сохранить канву естественного хода истории он уже не мог. Да и было ли теперь то будущее? Скорее всего, нет. Во всяком случае, для него.

Никогда бы на такое переселение он добровольно не пошел. Однако раз вляпался, то, чего теперь ломаться? Вот он и решил действовать по принципу «сгорел сарай, гори и хата». То есть, выживать и устраиваться на новом месте без оглядки на всякие условности…

В этот момент в полуземлянке застонал его раненый гость. И Неждан, выйдя из ступора, направился к нему.

— Как спалось? — спросил он входя.

— Попить бы… — тихо прошептал этот мужчина.

И парень охотно ему помог. Невдалеке от полуземлянки был выход родника, откуда брали питьевую воду. Вот туда с корчагой Неждана и метнулся. Надо бы прокипятить. Но хвороста мало и времени нет. Поэтому напоил этой.

— Плохо мне, — произнес мужчина.

— Голова болит? Мутит?

— То не беда, — вяло отмахнулся он. — Жар, чую, заходится. С такими ранами сие верная смерть.

— Звать-то тебя как?

— Вернидуб.

— А я, Неждан. Будем знакомы. — произнес бывший Иван, невольно усмехнувшись и припоминая один сериал. — Слушай, а у тебя сына с именем Святослав нету?

— Нету. — вяло ответил тот.

— Ну и ладушки. Давай на свет выйдем. Я твои раны посмотрю. Может, не все так плохо.

— Разумеешь в них?

— Немного…

Беглый осмотр ничего особенного не дал. Все было закрыто спекшейся кровью и грязью. Так что для начала решили заняться едой, отложив процедуры. С вечера-то ужина не получилось. Неждан же не пекся о бренном, ожидая сеанса отключения. Раненный же мужчина не ел и того больше — почитай сутки.

А еды не было.

Вообще.

Все, что можно пожевать, Неждан съел еще вчера. Потому он и отправился к зарослям рогоза. Центральная часть его стебля, укрытая жесткими темными листьями, была полезна и вкусна. Да и корни, богатые крахмалом, вполне годились в пищу.

Да, не английский завтрак, прямо скажем.

Ну а что поделать? За неимением гербовой приходилось жевать ватман…

Минут пятнадцать Неждан возился. Быстро накопав и надергав «урожай». Потом ножичком почистил стебли, наполнив ими часть корчаги. И, собрав во вторую промытые в воде корни, вернулся к Вернидубу, вид которого и прям не внушал никакого оптимизма.

Молча пожевали стебли.

— Надо рану промывать, — наконец сказал Неждан. — Грязь из нее убирать. Иначе — загниет.

— Так от воды вернее загниет. — вяло возразил Вернидуб.

— Это если ее не кипятить. Огонь очищает.

— Никогда о таком не слышал.

— Если ты говоришь жар, то началось воспаление. Еще несколько дней и оно на кровь перекинется. Потом — смерть. О чем и сам сказал. Хочешь, оставим все как есть. Хочешь, попробуем сделать, как я говорю.

— Кто сказывал о том, как раны пользовать? — поинтересовался Вернидуб подозрительно прищурившись.

— Птичка на хвосте принесла, — буркнул, несколько разозлившись, Неждан. — Так делаем? Твоя жизнь — твой выбор.

— Делаем… — тихо ответил Вернидуб, еще подозрительнее уставившись на парня. Видимо, тот ляпнул что-то совсем не то.

Ну и закрутилось.

Неждан притащил два бревнышка из ближайшего бурелома. Небольшие. На их торце он костер и развел. С пятой попытки. Вот как отдался мышечной памяти — сразу все получилось. А до того творил черт знает что, вызывая немалое удивление этого седого мужчины.

Рваную рубаху со старика снял. Ополоснул в речке. После чего разрезал на полосы и прокипятил. А потом битый час отмывал раны. Сначала кипяченной водой, а потом солевым раствором. Память Неждана подсказала, что отец держал в полуземлянке маленький клад в виде небольшого горшка с солью. Прикопав на локоть. Вот ее-то в дело он и пустил. Частью.

Казалось бы, соль и соль. Что в ней такого? Отчего ее в клад закопали? Но тут такое дело. Да, без соли прожить было можно. Если осторожно и сильно не напрягаться. Но ни нормального пищеварения у тебя не будет, ни адекватной физической активности[1]. Не человек, а так — овощ, сбежавший с грядки; офисный планктон в самом натуральном и обезжиренном виде. Оттого соль была ценна настолько, что ее порой прятали «на черный день» и использовали в качестве эрзац-денег…

Мужчина этот седой морщился и скрипел зубами, но терпел, пока Неждан с равнодушием мясника работал над ранами. Неглубокими. Но сильно легче от этого не становилось.

— Их бы зашить, — покачал он головой, — да нечем.

— Зашить? — удивился Вернидуб.

— Если стянуть края такой раны, то и заживать она лучше станет, и грязи попадать меньше. От грязи же вся беда. Гниль и гной с нее начинается. Но кривую иглу для этого надо. А ее нет. И нить нормальную. Желательно кетгут.

— Что сие? Кетгут… звучит не по-нашему.

— Да я не ведаю, откуда сие слово пришло. Нить эта из кишок козы или овцы. Выделывают их как-то хитро. Вот она и получается. Хороша она тем, что сама рассасывается. Ладно. Отвлеклись мы. Теперь будем бинтовать. А завтра — менять бинты. Это будет больно…

Седой промолчал, лишь сильнее стиснув ранее предложенную ему палочку в зубах. Впрочем, обошлось. Бинтовал парень хоть и не так расторопно, как следовало, но неплохо.

После чего, отведя Вернидуба вновь в полуземлянку, Неждан отправился к ближайшим зарослям ивы. Нужно было что-то решать с едой.

Причем быстро.

Сидеть на одних корешках не хотелось. Поэтому он собирался сделать простейшую плетеную ловушку. А лучше две-три. И хотя бы завтра утром покушать рыбы. На мясо пока он не рассчитывал. Но не вкушать рыбы, сидя на берегу реки, считал кощунством.

Кстати, память Неждана ему подсказывала, что его семья рыбой не промышляла. Ячмень, молоко, почти сразу пускаемое на творог и сыр[2], травки всякие с корешками, да дары леса — вот и все, чем они питались. Да еще изредка случалось добыть мелкого зверька.

Кто-то из соседей, конечно, рыбу ловил. Но не так чтобы массово и значимо. Сетей не ставили, как и ловушек. Лишь с удочками сидели по случаю. Случалось, и с острогой ходили, но еще реже.

Почему так?

Неждан уже думал над этим вопросом. Но ничего ему в голову не шло. Только всякого рода доводы про тяжелый труд, который почти не оставлял места для чего-то иного. Вон — одного сена за лето требовалось заготовить несколько тонн… серпом. Маленьким серпом, который не сильно превосходил по размерам ножик[3]. А потом высушить. Притащить поближе к жилищу и сложить грамотно, чтобы дожди не сильно проливали. И это только сено. Но ведь разводили еще и свиней. Им тоже требовалось корма раздобыть на зиму.

Где тут чем-то иным заниматься?

Тем более что тяжелый физический труд отуплял невероятно, выжигая всякую мыслительную активность. До смешного…

С ловушками Неждан провозился практически до вечера. Поставил их. Наживив комками глины, с нарезанными червями. И занялся ужином. Почистил корешки рогоза. Порезал. И залив водой поставил тушиться в горшке, прикрыв его глиняной миской как крышкой.