– Я заметила в холле почтового служащего и тут же вспомнила, что забыла принести вниз приготовленное письмо. А теперь объясните мне, наконец, что вы оба делаете в Бомбее?

– Мы здесь только проездом, – ответил Альдо. – Нас пригласили на праздник по случаю юбилея магараджи Капурталы.

– Как вам повезло! Это будет главное событие года здесь. Но... не рановато ли вы приехали? Если я правильно помню, все произойдет только 24-го числа этого месяца?

– Мы немного задержимся в пути. Мне надо уладить одно дело с другим правителем... – Он немного поколебался, но все-таки задал вопрос, который жег ему губы: – У вас есть какие-нибудь новости от Лизы?

И тотчас пожалел об этом, поняв, что придется давать объяснения, а может, и обо всем рассказать, но Мэри, казалось, совсем не удивилась. Альдо вздохнул свободнее.

– С августа ничего, – ответила она. – А до того я провела несколько дней в Ишле с ней и близнецами...

– Как они? – прошептал Альдо, у которого задрожал голос и слезы выступили на глаза.

Собеседница тепло улыбнулась ему, и ее рука, довольно крупная и крепкая для женщины, легла ему на рукав.

– Все здоровы, а близнецы – настоящие чертенята, которым всегда будет необходимо присутствие отца...

– Поскольку вы, Мэри, как мне кажется, в курсе дела, вы должны знать, что это зависит не от меня... пусть даже я виной тому, что все так печально сложилось. Едва вернувшись в Венецию после того, как я лежал и выздоравливал у тети Амелии, я написал Лизе. Написал длинное письмо, которое осталось без ответа.

– Я тоже написал ей письмо, – сказал Адальбер, – и, если мне она все-таки ответила, ее послание отнюдь не поощряло к продолжению переписки. Очень мило, любезно и вежливо она попросила меня заниматься своими делами. Общий смысл был таков.

– Узнаю ее стиль, – смеясь, произнесла Мэри. – Не зря она родилась в Швейцарии: вот уж кто не станет ходить вокруг да около!

– Это скорее можно считать достоинством. Но что неприятно, – заметил Адальбер, – Лизе ведь присуще и швейцарское упрямство тоже. Почему она не хочет допустить, что мы все время говорили ей одну только правду?

– А по-вашему, эту правду так легко было выслушивать? Поменяйтесь ролями, попробуйте встать на ее место! Ей лучше, чем кому-либо другому, известно, какой успех у женщин имеет Альдо... и до какой степени он к этому чувствителен. Честно говоря, думаю, я сама реагировала бы так же...

– А вам не кажется, что я тоже могу обидеться? – вступил в разговор задетый за живое князь. – Она нимало не колебалась, выбирая, чьим словам верить: моим или кузена Гаспара!

– Вы с ним виделись, с кузеном Гаспаром?

– Никак не мог этого сделать. К нему ходил Адальбер.

– И хуже всего то, – вздохнул последний, – что этот самый Гаспар оказался хорошим парнем. Он прямо посмотрел мне в глаза и заявил, что рассказал только о том, что видел сам. А когда я ему намекнул, что в услугах частного детектива никто не нуждался, ответил, что давно любит Лизу и воспринимает всякое покушение на святыню, каковой является ее счастье, как личное оскорбление. Конечно, после этого мы могли и подраться, но это мало что изменило бы...

– Ну и хорошо сделали, что не пошли на скандал. Честно говоря, Альдо, я считаю, что в вашем теперешнем положении время работает на вас, а вам остается только быть терпеливым и... благоразумным!

Сказав это, Мэри одним духом осушила второй стакан и поднялась:

– Может, пойдем пообедаем? Я жутко проголодалась... Идя следом за молодой женщиной в большой обеденный зал, где цветы клонились под ветром, поднятым вентилятором, Альдо проворчал:

– Благоразумным, благоразумным! Как прикажете это понимать?

– Понимайте так, что в Индии полным-полно очаровательных женщин с большими томными глазами, – именно таких, которых мужчинам немедленно хочется взять под свое покровительство, – бросила Мэри, не оборачиваясь.

– Почему же Лиза сама не приехала проверить? Ее ведь тоже пригласили в Капурталу, а она даже не соизволила ответить. Я-то надеялся, что ей захочется взглянуть на такое исключительное зрелище.

– Вы сами по себе исключительное зрелище, – со смехом произнесла Мэри, пока Адальбер отодвигал от столика легкое кресло, помогая ей сесть. – Лиза пресытилась исключительными зрелищами, только и всего!

– Нет, Мэри, вы несносны! Вы все обращаете в шутку! Давайте сменим тему: не хотите ли все-таки поведать нам, что вы делаете здесь, да еще совсем одна? Вы еще не в том возрасте, чтобы играть в иссушенную солнцем старую путешественницу.

– О, я, как и вы, здесь только проездом, и в качестве официального лица, потому что еду в Дели к вице-королеве. Леди Уиллингдон хочет, чтобы я написала ее портрет.

– Браво! – захлопал в ладоши Адальбер. – Вот это и называется признанием. Ваша душенька довольна, леди Мэри?

– Да-а-а... Хотя официальные портреты часто бывает скучно писать. Мне куда больше нравится изображать уличных певиц, или танцовщиц из Ковент-Гарден, или, например, старого пастора. Им есть что сказать, они даже могут сказать куда больше, чем какая-нибудь дива в вечернем платье, застывшая под водопадом бриллиантов. Но, слава богу, у вице-королевы оказалось умное и живое лицо. Правда, она обожает сиреневый цвет, от которого я не в восторге, но наказание будет не слишком суровым, – зато я увижу страну... Кстати, насчет страны! Альдо, вы ведь сказали, что собираетесь перед тем, как ехать в Капурталу, побывать еще у одного правителя? Я не ошиблась?

– Да, в самом деле...

– У кого же?

Морозини, занятый тем, что диктовал заказ метрдотелю, не ответил. Вместо него это сделал Адальбер:

– Мы едем к магарадже Альвара.

Мэри вздрогнула, и в ее прелестных ореховых глазах появился испуг:

– О, нет! Неужели вы поедете к этому... ммм... ненормальному?

– Вы его знаете?

– Лично – нет, хотя видела один раз на приеме. Допускаю, что на первый взгляд он может показаться привлекательным, он любит покрасоваться и, наверное, это один из самых богатых людей среди равных ему по положению. Пожалуй, Альвара можно даже назвать красивым, но для того, кто умеет, как я, читать по лицам, физиономия этого человека выражает самую холодную жестокость. Знаете, какое у него любимое развлечение, когда он у себя? Привязать молоденького мальчика, наполовину растерзав его, к двум повозкам, в которые впряжены волы, и пустить упряжки по самым плохим дорогам.

– Фу! Да он настоящий мерзавец! – поморщился Адальбер.

– Тем не менее, он считает себя святым, поскольку строго исполняет религиозные законы. Он может до бесконечности рассуждать на темы индуистского мистицизма и реинкарнации.

– Это я знаю, – улыбнулся Альдо, без особого удовольствия вспомнив долгий день, проведенный в «Кларидже». – Но справедливости ради уточню: он умеет дружить, умеет проявлять великодушие и доказал мне это... – Я же сказала, что он любит покрасоваться. Дружить – это совсем другое дело! Вот сейчас расскажу вам одну историю, которая произошла в той самой делийской резиденции, куда я направляюсь. Вице-королева непременно хотела заполучить Альвара на какой-то праздник. Для начала он отказался под тем предлогом, что там гостей непременно сажают в кожаные кресла, а его религия, чрезвычайно уважающая священных коров, запрещает ему какой бы то ни было контакт с их шкурами. Он, впрочем, вообще утверждает, будто никогда не прикасался к коже и носит только шелковые перчатки.

– Точно. И даже две пары, – заметил Морозини.

– Вы и это уже знаете? Ладно, продолжу. Желая доставить ему удовольствие, вице-королева велела покрыть всю мебель ситцем с цветочным рисунком – магараджа обожает розы! – и сообщила ему об этом. После этого он приехал в Дели на одном из своих «Роллсов», который из осторожности внутри застелил коврами, и вышел оттуда лишь на строго необходимое время. Но это еще не все, что он проделал с хозяйкой дома: он ее самым прямым образом унизил!

– Как? Женщину? Вице-королеву?

– Да! Приглашенный на большой обед, он явился роскошно одетый и буквально усыпанный бриллиантами. Во время обеда леди Уиллингдон долго восхищалась одним бриллиантовым кольцом, которое Альвар носил поверх тонкой шелковой перчатки, призванной уберечь его от нечистых прикосновений. Сняв кольцо, он нехотя протянул его вице-королеве. Оная естественно, надела кольцо на палец – ей было интересно, как оно смотрится на ее руке. Однако у этикета, принятого при дворе этой благородной дамы, есть один мелкий недостаток, общий с правилами хорошего тона, введенными королевой Мэри: если ей у кого-нибудь понравится та или иная вещь, считается... ну, скажем, хорошим тоном ей эту вещь подарить. И Альвар это отлично знал.