– А тебя не узнают?

– Вряд ли. Я заходил сюда много лет назад.

Арчер достал очки в модной оправе, похожие на бифокальные, а на самом деле с простыми тонированными стеклами. В сочетании со шляпой они изменили его лицо до неузнаваемости.

– Испорченный, циничный, слишком привередливый, – восхищенно констатировала Ханна. – Что еще?

– Ничего не смыслю в жемчуге и меня зовут…

– Дорогой, – быстро предложила она. – А то я запутаюсь с именами.

– Дорогой? – улыбнулся Арчер. – С этим я могу жить. Все лучше, чем лютик.

– Лютик? – Ханна окинула его пристальным взглядом с головы до ног, задержавшись на могучих плечах. – Не подходит.

– Спасибо. Моя сестра Онор называет своего мужа лютиком, когда он провинится или, наоборот, угодит ей.

– Разве ее муж очень щупленький?

– Я щупленький?

– Нет.

– У Джейка такой же размер.

– Лютик, – усмехнулась она. – Мне нравится.

Видимо, не стоило рассказывать Ханне о семейных шутках, но, заметив ее улыбку, он не стал об этом сожалеть.

Внутри магазин больше походил на музей. Никакого беспорядочного нагромождения товаров, много свободного места, чтобы выгоднее смотрелись драгоценности. Вместо любимого большинством ювелиров яркого освещения, подчеркивающего сверкание бриллиантов и других камней, тут дизайнер использовал лампы дневного света, при котором жемчуг шелковисто поблескивал на фоне цветных атласных подушечек.

Стекла не было и в помине, защитой служили только ярко-красные шнуры, протянутые вокруг подставок. Старинный и баснословно дорогой шелковый ковер заглушал шаги, на стенах, усиливая впечатление облагороженного богатства, висели картины французских импрессионистов и работы древних китайских мастеров каллиграфии, затейливые ширмочки в музейном стиле делили зал на отделы. Такая обстановка давала покупателям возможность лишний раз почувствовать свою исключительность и причастность к окружающему их великолепию.

В каждом отделе был представлен определенный вид жемчуга: речной и морской барокко размером от булавочной головки до куриного яйца; мелкий японский всевозможных цветов – от бледно-голубого до неестественно розового и серебристого; крупный таитянский со спектром от серо-стального до изумрудно-зеленого и самый крупный из всех – австралийский.

Большинство покупателей говорили по-китайски, но порой слышалась английская и итальянская речь. В отделе с черным жемчугом находился только скучающий человек за прилавком, которого, судя по табличке, звали Поль Шевалье. Насколько было известно Арчеру, он родился на Таити, слыл весьма осмотрительным коммерсантом и являлся одним из самых важных партнеров Сэма Чана. По слухам, он положил глаз на одну из его внучек, и та отвечала взаимностью красивому месье Полю.

Небрежно кивнув Арчеру и Ханне, он пошел к звонящему в углу телефону. Он с первого взгляда распознавал серьезных покупателей, а новоприбывшие к таким не относились.

Арчер поцеловав Ханну в шею, прошептал ей на ухо:

– Нам повезло. Это их главный спец по черному жемчугу. Если кто-то и сможет ввести нас в хранилище, то лишь он. Держу пари, это тщеславный и очень самодовольный тип, который любит ставить клиентов на место. А наиболее подходящим местом для них считает грязь у себя под ногами.

Очень спокойным, ядовитым тоном и с небрежной улыбкой Ханна ответила:

– Ковер прабабушки, который он постелил в холле, мог бы посчитать роскошным только житель глухой провинции.

– Ты, кажется, собиралась посмотреть жемчуг, – напомнил Арчер. В его голосе появился гнусавый полутехасский-полуоклахомский акцент. – Нам сказали, что тут самое подходящее место, дорогая. Так смотри на жемчуг, а не на ковер.

– Ты ничего не понимаешь.

– Эх, крошка… Сколько времени я искал для тебя голубой бриллиант нужного оттенка?

– Я всегда была рядом, – закатила глаза Ханна.

– Да, несколько лет.

– Но мы его все-таки нашли. – Она вытянула руку, любуясь игрой бриллиантов в кольце. – Хотя при таком освещении он выглядит не так. Эти ювелиры идиоты, почему здесь нет яркого освещения?

– Дорогая, можешь любоваться своими камешками на улице. Сюда мы пришли за жемчужным ожерельем, не забыла? – Арчер улыбнулся и погладил ее по руке, словно пытаясь смягчить грубость слов. – Тебе известен мой принцип. Ты должна иметь все только лучшее.

– Какой ты милый. – Привстав на цыпочки, она страстно припала к его губам.

Он провел ладонью по ее бедру и прижал к себе с уверенностью законного собственника.

– Давай, крошка. Посмотри, есть ли здесь что-нибудь достойное тебя. Если нет, пойдем в другую лавочку.

Ханна с улыбкой теребила золотую цепь на его волосатой груди, пока он не вздрогнул, когда несколько волосков застряло между звеньями. После этого она направилась к ближайшей подставке с жемчугом, обошла пару раз вокруг и наконец взяла ожерелье с синей атласной подушечки. Тут же раздался сигнал тревоги, музыкальный, но очень громкий. Месье Поль сорвался с места, извергая французскую брань.

Однако Ханна не удостоила возмущенного француза даже взглядом и продолжала рассматривать ожерелье. Черные жемчужины были красиво подобраны по размеру, цвету и блеску. Они напоминали крошечные планетки, слегка приплюснутые у полюсов и излучающие волшебное серебристо-голубое сияние. Правда, некоторые жемчужины имели малюсенькие впадинки и пятнышки, но эти дефекты не были заметны обычному покупателю. Цена триста – триста двадцать тысяч долларов, видимо, сюда входила стоимость платиновой застежки с бледно-голубыми бриллиантами.

– Ты не знаешь, чего он так взбесился, дорогой?

– Собирается меня убить, – засмеялся Арчер. Ханна положила колье на место, сигнал тревоги смолк, и она перешла к следующей подставке, где лежало очень длинное ожерелье из черных жемчужин с застежкой с красным рубином.

– Мадам, – сказал по-английски подбежавший француз, становясь между нею и бархатным канатиком ограждения, – меня зо&ут месье Поль. Разрешите помочь вам. Жемчужины ведь нежны, как женщины, и требуют особо деликатного обращения.

В голосе снисходительность принца, снизошедшего до разговора с невежественным крестьянином. Дорогой костюм цвета слоновой кости, розовая шелковая рубашка, тоже шелковый кремовый галстук. Красивый, словно кинозвезда, и уверен, что перед ним растает женщина любой национальности, любого возраста.

Отведя Ханну к первому колье, месье Поль вытащил из кармана мягчайшую салфетку, отключил сигнализацию, профессиональным движением протер жемчужины и лишь после того, как их вид удовлетворил его, положил колье на место, снова включив сигнализацию.

Во время этой демонстрации Ханна со скучающим видом разглядывала свои ногти, покрытые ею в самолете ярко-розовым лаком, который успел немного потускнеть. К маникюру она была равнодушна, просто следовало показать наглому месье Полю, что он не заслуживает прощения и ее не волнуют его надутые губы.

– Если жемчужины столь нежны, значит, они долго не сохранятся? – вступил в разговор Арчер.

– О нет! При соответствующем уходе жемчуг не теряет красоты веками и передается из поколения в поколение.

– Соответствующий уход, ха! Может, вы нас просветите? Мы с женой дилетанты. Как-то на приеме она увидела у одной французской актрисы особенный черный жемчуг и с тех пор не дает мне покоя.

Глаза у месье блеснули. Платить знаменитостям и фотомоделям за прокат жемчуга – эффективный метод привлечения американских и европейских покупателей, которые отдавали предпочтение бриллиантам и изумрудам.

– Всегда храните жемчуг в мягком футляре, – произнес он менторским тоном, – отдельно от твердых драгоценных камней. Как вы понимаете, никакой синтетики. Жемчугу нужно дышать, он создан живым существом. Чтобы он не терял своей красоты, необходима определенная влажность.

– Прекрасно, детка, – сказал Арчер. – Ты сможешь надевать их на занятия аэробикой.

– Ни в коем случае. – Месье Поль даже побледнел. – Я имел в виду влажность воздуха. Пот самого изысканного женского тела противопоказан жемчугу, так как содержит кислоту и может повлиять на его цвет.