Осматривая чердак в Фитфилд-Холле, я словно вернулась в детство, ощутив, казалось бы забытый азарт. В воздухе пахло пылью и старыми вещами, а углы и оконные рамы затянула добротная паутина. В обшарпанных комодах, мутных зеркалах и покрытых слоем пыли безделушках навеки отпечаталась история семьи, частью которой я стала. Старые вещи тоже умеют рассказывать, но, в отличие от людей, говорят только правду. Тут же хранилась целая летопись, начиная от рыцарских доспехов, расчерченных следами от ударов мечей и заканчивая детскими игрушками Ричарда. Были здесь и старинные наряды — изъеденные молью и покрытые слоем пыли, так что уже не различить цвет и материал.

Прямо под одним из круглых окошек с цветными стеклами, стояла выцветшая ширма. Я заглянула за нее и вздрогнула. Свет из окна падал на деревянный манекен с надетым на него подвенечным платьем, и в первый миг скудное освещение сыграло со мной злую шутку — мне показалось, что за ширмой стояла женщина.

Мотнув головой, я медленно подошла и коснулась пыльной ткани. Белый шелк, не потерявший своих качеств, заструился сквозь пальцы. Рядом с манекеном стоял комод, а нем фарфоровая статуэтка и ваза с давно засохшим букетом роз.

Вернув на место поблекшую пастушку с отколотой ручкой, я ообещала себе, что непременно приду сюда еще раз.

Из-за мутных окон под самым потолком здесь царил полумрак, и было видно, как кружатся в воздухе пылинки. Сквозь многочисленные щели пробирался сквозняк, шумел в трубах и, будь я одна, наверняка бы испугалась — звук выходил довольно жуткий.

— Здесь полно всякого старья, — за спиной раздался голос Ричарда. — Я сам не поднимался сюда уже несколько лет.

Он явно не получал удовольствия от пребывания в этом месте. Даже не так — оно тяготило его. Словно он вынужденно вернулся к теням прошлого, которые сам же сюда и загнал, дабы они не преследовали его в настоящем.

Я посмотрела на облезлый комод и стоящую на нем фарфоровую вазу с засохшими розами. Их покрывал толстый слой пыли, и стоило мне прикоснуться, букет рассыпался прахом.

Ричард взглянул на платье и быстро отвернулся.

— Можешь делать с этим, что угодно. Но, как по мне, лучше избавиться от всего этого. Ни к чему хранить сломанные вещи.

— Оно принадлежала твоей жене? — спросила я, отчего-то надеясь, что ошибаюсь.

— Да, — коротко ответил он.

Ричард ясно дал понять, что разговор ему неприятен, и лезть в душу я не собиралась. Но что же с ней все-таки случилось? С самого первого дня я не слышала ни от обитателей замка ни единого упоминания о ней, не нашла ни одного ее портрета и даже не знала ее имени. Складывалось впечатление, что эту женщину просто стерли из истории дома. Один-единственный раз, за обедом, когда Ричарда не было дома, я попыталась расспросить Маргарет, но она быстро перевела тему.

— Это тяжелая история, — коротко сказала она. — Нам всем нелегко вспоминать о ней. Тем более, Ричарду, так что лучше не спрашивай его ни о чем.

Я знала лишь то, что его жены не стало восемь лет назад. Срок немалый, но, очевидно, и его чувства к ней были сильны. Мне было трудно понять это, ведь даже в свои двадцать три я почти ничего не знала о любви. И все же, в груди копошилась ревность.

— Вернемся вниз? — я взяла его под руку. И пусть мы еще не все осмотрели, Ричарду было тяжело здесь находиться. — Я замерзла и не отказалась бы от чашки чая.

— Конечно, — он посмотрел на меня с благодарностью.

— Ну, вот и все, — сказал он, когда мы спустились на первый этаж, в кабинет. — Теперь каждый уголок Фитфилд-Холла в твоем распоряжении. — Ричард улыбнулся и передал мне тяжелую, весело звенящую связку. — Кажется, вам стоит заказать для них специальный пояс, леди Стенсбери.

— Но здесь нет ключей от подвала.

Не то, чтобы я очень туда рвалась, но было немного странно, что никто не показал мне эту часть дома.

Ричард перемешал кочергой угли в камине и подбросил пару новых поленьев.

— Вот уж где тебе точно делать нечего, — сказал он, — Внизу все давно прогнило, нуждается в ремонте, и находиться там попросту опасно.

— И все же я хочу его посмотреть.

Ричард пожал плечами и откинулся на спинку своего любимого глубокого кресла, обитого темно-зеленым бархатом. С наслаждением вытянул ноги и устроил их на банкетке.

— Хорошо. Если ты так этого хочешь, завтра я свожу тебя туда, договорились? Но ключи у меня не проси. Не хочу, чтобы ты что-нибудь себе сломала.

После ужина Ричард снова отбыл по делам и, воспользовавшись свободным временем, я решила провести его с Анной. Девочка по-прежнему относилась ко мне настороженно и, по возможности избегала, я же искренне хотела с ней подружиться.

Мы устроились в ее комнате на втором этаже, и я велела служанкам принести яблочный чай и пирог с малиновым вареньем — излюбленное лакомство Анны.

Обстановка детской и мало чем отличалась от обычной девчачьей спальни: яркие росписи на стенах, расшитый цветами полог и заваленный кружевными подушками подоконник. С полок смотрели нарядные игрушки, но, судя по тому, что стояли они в идеальном порядке, и были покрыты тонким слоем пыли, маленькая хозяйка пользовалась ими редко.

Зато многочисленные книги лежали повсюду: на кровати, столе, подоконнике и даже на ковре рядом с игрушечным деревянным мечом и таким же деревянным щитом, украшенным фамильным гербом Стенсбери.

— Ну, что прочитала на этой неделе? — спросила я, зная ее любовь к книгам.

Анна вздохнула и протянула мне тонкую брошюрку в потрепанном кожаном переплете.

— «Житие святой Фарфелии», — прочитала я вслух и вернула книгу Анне. — Тебе нравится религиозная литература?

Насколько я помнила, в первую нашу встречу, Анна сказала, что любит читать о войнах и рыцарях.

— Отец Федерик дал мне ее на прошлой неделе, — ответила она. — Он говорит, что все благочестивые девочки должны любить церковные книги.

По моему мнению, это было не самым подходящим чтением для десятилетней девочки, учитывая то, в каких красках автор описывал казнь несчастной святой, но я не стала ничего говорить по этому поводу и спросила о другом.

— И тебе понравилось? Что ты об этом думаешь?

Анна долила себе чай, подула на чашку и осторожно сделала глоток.

— В этой книге нет ни слова о том, какой она была. Ну, я имею, в виду, настоящая Фарфелия. Здесь говорится только о силе ее веры, мучениях и казни, но ничего о ней самой. А я бы хотела знать, о чем она мечтала, чего боялась. И как стала той, кем стала.

Анна и прежде не казалась мне глупой, но после этих слов я была вынуждена признать, что малышка оказалась гораздо умнее. Хорошее качество, но слишком опасное для женщины в наше время.

— Только не говори об этом отцу Федерику, — серьезно сказала я. — Ты меня, поняла, Анна? Скажи, что тебе книга тебе очень понравилась и попроси еще что-нибудь почитать.

— Я знаю, как вести себя со священником! — неожиданно резко бросила она, но тут же опомнилась — простите, миледи, мне не следовало на вас кричать.

— Все в порядке, — я хоть и была удивлена, но не думала обижаться. — Просто переживаю за тебя. Как умная девочка ты наверняка знаешь, что не стоит показывать свой ум перед мужчинами. Особенно, если они служители церкви.

Взгляд Анны потеплел. Она вдруг улыбнулась и, утащив себе на тарелку кусок пирога, хитро посмотрела на меня.

— Поэтому вы всегда так разговариваете с отцом Федериком? Вы ему нравитесь, потому что он считает вас глупой, — добавила она и хихикнула.

— Вот пусть и дальше так считает, — подмигнула я. — Пускай считает нас дурочками. Но мы-то с тобой знаем, кто на самом деле дурак.

Местный настоятель не понравился мне с самого первого дня. Его предшественник тот, что обвенчал нас с Ричардом, умер во сне спустя два дня, и уже к следующему вечеру приехал новый. Престарелый отец Уиллем, добрый и начисто лишенный фанатизма, так или иначе, собирался уходить, чтобы провести оставшееся время в тишине и покое, так что епархия отправила к нам Федерика, как только получила письмо.