– С большим удовольствием, миссис Майклсон.

– У всех у нас есть свой крест, и мы должны его безропотно нести, миледи, – сказала я, заметив, что она притихла и задумалась после того, как обещала написать мне.

Она промолчала – казалось, она слишком была занята своими мыслями, чтобы слушать меня.

– Боюсь, что миледи плохо спала эту ночь, – сказала я спустя немного времени.

– Да, – отвечала она, – мне снились такие тяжелые сны.

– Вот как, миледи?

И я подумала, что она расскажет мне. Но нет, она снова заговорила только для того, чтобы спросить меня:

– Вы сами отправили мое письмо к миссис Вэзи?

– Да, миледи.

– Сэр Персиваль сказал, что граф Фоско встретит меня на вокзале в Лондоне?

– Сказал, миледи.

Она тяжело вздохнула и за всю дорогу не произнесла больше ни слова.

Когда мы приехали на станцию, у нас оставалось всего две минуты до отхода поезда. Садовник, везший нас, занялся багажом, а я поспешила взять билет. Поезд уже подходил к платформе, когда я вернулась к миледи. Она была очень бледна и прижимала руку к сердцу, как будто внезапная боль или страх овладели ею в это последнее мгновение.

– Как я хотела бы, чтобы вы поехали со мной! – сказала она, хватая меня за руку, когда я отдавала ей билет.

Если б сейчас у нас было еще время или если б за день до этого я чувствовала то же, что почувствовала при этих словах, я устроилась бы так, чтобы сопровождать ее, даже если бы мне пришлось тут же отказаться от места у сэра Персиваля. Но когда она высказала свое пожелание, было уже поздно. Казалось, она сама поняла это и не повторяла больше, что хотела бы, чтобы я ехала с ней. Поезд остановился. Она дала садовнику несколько шиллингов на гостинцы его детям и с сердечной простотой пожала мне руку, прежде чем войти в вагон.

– Вы были очень добры ко мне и к моей сестре, – сказала она, – добры, когда мы были совсем одиноки. Я буду помнить о вас с благодарностью, пока жива и могу вспоминать. До свиданья, да благословит вас господь!

Она сказала эти слова таким голосом и с таким взглядом, что у меня навернулись слезы, – она произнесла эти слова, как будто прощалась со мной навеки.

– До свиданья, миледи, – сказала я, – до скорого, до более радостного свидания. От всего сердца желаю вам счастья! До радостной новой встречи!

Она покачала головой и вздрогнула, садясь на свое место. Кондуктор закрыл купе.

– Вы верите в сны? – шепнула она мне из окна. – Вчера ночью мне снился такой страшный сон, какого я никогда раньше не видела. Он все еще наполняет меня ужасом.

Не успела я ответить, как раздался свисток – и поезд тронулся. Ее бледное, нежное лицо тихо поплыло перед моими глазами в последний раз, – печально и торжественно она смотрела на меня из окна вагона. Она помахала мне рукой и скрылась из глаз.

В тот же день, к пяти часам пополудни, улучив минутку для отдыха среди массы домашних дел и забот, лежавших теперь на моих плечах, я села у себя в комнате, решив подкрепить свой смятенный дух проповедями моего дорогого покойного мужа. Впервые в жизни я не могла сосредоточиться на этих благочестивых и ободряющих словах. Придя к заключению, что отъезд леди Глайд расстроил и встревожил меня гораздо серьезнее и глубже, чем мне это казалось, я отложила проповеди в сторону и пошла пройтись по саду. Как мне было известно, сэр Персиваль еще отсутствовал, поэтому я могла погулять вполне спокойно.

Завернув за дом и подойдя к саду, я очень удивилась при виде совершенно незнакомого мне человека, который спокойно прогуливался в нашем саду.

Это была женщина. Она шла по дорожке, спиной ко мне, и собирала цветы.

Кровь застыла в моих жилах! Незнакомка в саду была миссис Рюбель!

Я была не в силах ни подойти к ней, ни окликнуть ее. Она сама подошла ко мне, невозмутимо, как всегда, с букетом в руках.

– В чем дело, мэм? – спросила она спокойно.

– Вы здесь! – сказала я задыхаясь. – Вы не уехали в Лондон? Вы не ездили в Кумберленд?

Миссис Рюбель с презрительной усмешкой понюхала цветы.

– Конечно, нет, – сказала она, – я и не думала уезжать из Блекуотер-Парка.

Я отдышалась и набралась храбрости, чтобы задать ей другой вопрос:

– Где мисс Голкомб?

На этот раз миссис Рюбель чуть ли не засмеялась мне в лицо и ответила:

– Мисс Голкомб, мэм, тоже никуда не уезжала из Блекуотер-Парка.

Когда я услышала этот потрясающий ответ, мне мгновенно припомнилось мое прощание с леди Глайд. Я не могу сказать, что упрекала себя, но, кажется, я отдала бы все свои сбережения, чтобы четыре часа назад знать то, о чем узнала теперь.

Миссис Рюбель спокойно стояла передо мной, занятая составлением своего букета. Казалось, она ждала, что я скажу еще что-нибудь.

Но у меня не было слов, я думала об ослабевшей энергии и о хрупком здоровье леди Глайд и содрогалась, представляя себе, что будет с ней, когда она узнает эту новость. Я так тревожилась за моих бедных хозяек, что в течение нескольких минут не могла говорить. Наконец миссис Рюбель подняла глаза от своего букета, поглядела вбок и сказала:

– Вот и сэр Персиваль, мэм, вернулся с верховой прогулки.

Я тоже увидела его. Он шел к нам, злобно сбивая хлыстом головки цветов. Когда он был уже настолько близко, чтобы увидеть мое лицо, он остановился, стегнул хлыстом по своим ботфортам и вдруг захохотал так неистово и оглушительно, что испуганные птицы вспорхнули с дерева, под которым он стоял.

– Ну, миссис Майклсон, – сказал он, – вы наконец узнали обо всем, не правда ли?

Я ничего не ответила. Он повернулся к миссис Рюбель:

– Когда вы вышли в сад?

– Полчаса назад, сэр. Вы сказали, что я могу снова гулять, где захочу, как только леди Глайд уедет в Лондон.

– Совершенно верно. Я не делаю вам замечания, я только спрашиваю. – Он помолчал с минуту, а затем обратился ко мне: – Вам не верится, не так ли? – насмешливо спросил он. – Пойдемте! Идите за мной, и вы сами увидите!

Он направился к дому, я следовала за ним, миссис Рюбель шла за мной. Пройдя через чугунные ворота, он остановился и показал на нежилую часть дома.

– Вот! – сказал он. – Посмотрите на первый этаж. Вы знаете старые елизаветинские спальни? В лучшей из них находится в эту минуту живая и невредимая мисс Голкомб. Проведите ее туда, миссис Рюбель. Ключи у вас? Проведите туда миссис Майклсон, пусть она своими глазами удостоверится, что на этот раз никто ее не обманывает.

Тон, которым он говорил со мной, помог мне несколько овладеть собой за те две-три минуты, прошедшие с тех пор, как мы вышли из сада. Не знаю, как бы я поступила в эту критическую минуту, если б всю свою жизнь провела в услужении. Но, обладая чувствами, принципами и воспитанием настоящей леди, я ни на секунду не усомнилась в том, как мне следовало сейчас поступить. Мой нравственный долг перед самой собой, мой долг перед леди Глайд обязывал меня ни в коем случае не оставаться на службе у человека, который так бессовестно обманул нас обеих и так недостойно вел себя.

– Разрешите просить вас, сэр Персиваль, уделить мне несколько минут для разговора наедине, – сказала я. – После этого я готова проследовать за этой особой в комнату мисс Голкомб.

Миссис Рюбель, на которую я указала легким поворотом головы, дерзко фыркнула, понюхала свой букет и с нарочитой медлительностью отошла к дверям дома.

– Ну! – резко сказал сэр Персиваль. – Что еще?

– Я хочу сказать, сэр, что отказываюсь от должности, которую занимала до сих пор в Блекуотер-Парке.

Буквально так я ему и сказала. Мне хотелось, чтобы он с первых же моих слов понял, что я не намерена больше оставаться в его доме и служить у него.

Он угрюмо поглядел на меня и яростным жестом засунул руки в карманы.

– Вот как? – сказал он. – Почему, хотел бы я знать?

– Мне не подобает высказывать свое мнение о том, что произошло в доме, сэр Персиваль. Я никого не хочу оскорблять. Я только хочу заявить, что считаю несовместимым с моим чувством долга перед самой собой и перед леди Глайд оставаться у вас в услужении.