Хорошие манеры, рыцарство, чистота, разговоры и самопожертвование были жалкими добродетелями, которые породила куртуазная любовь, но от человеческой природы не уйти, и существовало множество сексуальных забав в постели, вне зависимости от того, надет на женщине пояс верности или нет, и как трепетно она относится к собственной девственности.

Однако ветер перемен вызывал еще большее беспокойство у певцов сентиментальной поэзии. Религиозные перевороты, которые повлекли за собой крестовые походы, появление практичного и грубого класса торговцев, – все это положило конец кодексу рыцарства, воспетому в песнях трубадуров в домах знати Юго-Западной Европы.

И с исчезновением трубадуров краткий всплеск экзальтированной любви к женщине тоже сошел на нет.

Но обрек себя на бессмертие! Данте и Петрарка восхищались поэзией трубадуров, они оба довольно долго жили в стране трубадуров – Провансе.

Женщины, чьи имена связаны навсегда с поэзией трубадуров, конечно же, отвечали всем ее традициям. Данте видел свою Беатриче всего несколько мгновений в окне. Петрарка мельком заметил Лауру, выходящую из церкви в Страстную Пятницу.

Обе едва переступили порог детства – чистые, красивые, девственные – и недосягаемые.

Сколько женщин из-за этого воображаемого идеализма подавляли свои естественные желания или стыдились и испытывали чувство вины, потому что их эмоции не поддавались контролю? Сколько женщин поддалось любви и обрекло себя на долгие годы епитимьи из-за «порочности и грязи» одного-единственного порыва?

Мужчина со времен трубадуров почитал недосягаемое, в то время как сам просил и умолял женщину, которую желал, но которую унижал и презирал, считая грубой и земной, соединиться с ним в том, что считалось благословенным Богом, возвышенно-священном акте любви.

Только Дьявол мог придумать такой парадокс вдохновения и духовной бедности, запретов и вины, которые выпали на долю женщины, но ведь только женщине по силам в некоторых случаях быть и ангелом и дьяволом одновременно.

Феномены рыцарства и куртуазной любви олицетворяли собой удручающий пример того, как положение средневековой женщины может измениться в умах мужчин. Спокойно и терпеливо она боролась за свое место под солнцем, за место рядом с мужчиной – не только в постели, но и в борьбе за прогресс.

В частности, женщины внесли гораздо больший вклад, чем готовы признать историки, в развитие торговли в Англии.

Как только закат феодализма открыл путь росту среднего класса, жены тоже смогли предложить нечто ценное, что способствовало карьере их мужей. Начиная со средних веков гильдии купцов стали влиятельными и процветающими и, конечно же, были исключительно монополией мужчин. Но эти ремесленники и купцы были женаты и по большей части жили в помещениях, где работали.

Обязанностью женщины было вести хозяйство, но близость к ремеслу способствовала тому, что многие сообразительные жены становились деловыми партнерами своих мужей.

«Жены ваших горожан похожи на куропаток – самки красивее самцов», – восхищенно и с легкой завистью заметил иностранец, наблюдавший жизнь в Лондоне.

Мужчины были ремесленниками и одновременно торговали предметами своего ремесла. Их благосостояние зависело от того, как хорошо будет расходиться товар, и они постоянно выезжали на ярмарки и базары, непременно встречаясь с другими членами своей гильдии, совершали длительные отлучки в другие города.

Работа не стояла – работали подмастерья и наемные работники, а женам можно было доверить присматривать, чтобы они зря не тратили время.

В сельской местности жены мелких землевладельцев сохранили за собой традиционное право организовывать работу в огороде, растить и сохранять плоды и присматривать за сыроварней. Жена мелкого фермера руководила небольшой группой женщин, помогающих в доме и по хозяйству.

Она сопровождала своего мужа на базар и, пока он вел переговоры о продаже скота и урожая, торговала яйцами, цыплятами, маслом, овощами и фруктами из своего хозяйства.

Она выполняла роль скорее делового партнера, чем помощника, и ее советы были важны для мужа.

Это было новой формой эмансипации, которая не производила особого эффекта на женщин высокого сословия. Как всегда, реакционных взглядов придерживались в основном те, для кого экономические перемены не имели особого значения.

Ко времени Шекспира самым распространенным мнением о женщине было то, что ей нечем занять свое время и, следовательно, в основном она была помехой. Подобная ситуация, конечно, возникала по вине мужа.

Ему нравилось показывать свое благосостояние тем, что он нанимал большую свиту слуг, нанимал какую-нибудь овдовевшую или незамужнюю родственницу управлять хозяйством, позволяя своей жене сосредоточиться целиком и полностью на жизни света.

Когда же она повиновалась, он немедленно начинал бранить экстравагантность и незначительность ее интересов.

Поведение более энергичных благородных дам вызывало обычные скандалы, лишний раз подтверждающие, что жене необходима крепкая рука мужа, чтобы она знала свое место.

И это место, естественно, находилось в спальне, хотя слишком часто и в комнате для больных. Рожать по ребенку каждые двенадцать месяцев с семнадцати до сорока лет – вот перспектива, которая ожидала большинство замужних женщин. Слишком многие умирали, не дожив до сорока, измученные частыми родами или от широко распространенных в то время послеродовых инфекций.

Десять-пятнадцать детей были обычным делом, из них две трети – мертворожденные, а чуть больше умирали в младенчестве.

Исследования прироста населения говорят о том, что средняя пара, состоящая в браке, от дохристианских времен вплоть до XIX века в среднем имела 2, 25 детей, которые достигали половой зрелости.

Уровень смертности в младенческом и раннем возрасте был так огромен, что мать была не только истощена физически постоянными беременностями, но и умственно, поскольку испытывала эмоциональное напряжение, видя смерть очередного своего ребенка.

Показное и преувеличенное сочувствие, которое, по мнению мужчин, следовало бы оказывать их женам, стало пережитком века рыцарей, о чем они ничуть не сожалели. Мужчины правящего класса и благородного сословия были склонны считать своих жен непослушными детьми, которыми нужно управлять и наказывать без посторонних глаз.

И соответственно сами жены зачастую вели себя, словно дети. Когда девушка из благородного семейства достигала возраста пятнадцати лет, ее родители начинали искать ей мужа, подходящего по общественному положению и состоянию.

Время от времени находился молодой человек, отвечающий этим запросам, но более вероятно, что единственным сговорчивым кандидатом оказывался мужчина гораздо старше.

Причиной этого было то, что со средних веков до XVIII столетия мужчина переживал не одну жену. При высокой смертности женщин, рано вступавших в брак, мужчина мог похоронить нескольких жен до того, как умрет сам.

Мужчина высокого социального положения и с устоявшимися привычками импонировал родителям дочери, достигшей брачного возраста, потому что социальные выгоды от союза ставились прежде всего.

Вдовцу средних лет нравилась мысль иметь привлекательную молодую девушку своей женой, и не только для постельных удовольствий. Причиной такого брака были сыновья, и тающие мужские сексуальные способности могли быть компенсированы энергией и здоровьем молодой девушки.

Единственным проигравшим от этого союза неизменно становилась невеста. Все дети подчинялись строгой дисциплине и считали, что слово родителей – закон, но дочери были объектом более нравоучительного воспитания.

Слово отца было не просто законом, оно было волей Божьей. Девушке прощалась глупость, физическая слабость, некрасивость. Непростительным было непослушание. Такое родительское «промывание мозгов» зачастую срабатывало. Девушки вырастали в уверенности, что они не могут сами принимать решения, они считали брак единственным способом улучшить свое положение.