Они долго сидели с агентом за столиком, обсуждая различные варианты, приняли рад решений и расстались довольные друг другом. Затем каждый направился по своим делам.

Она поехала в школу балетного искусства, которую посещала по субботам все те годы, что училась в школе, и записалась в классы балета, современного танца и пластики. Затем купила видеокассету с записью современных танцев, несколько пар трико для репетиций и букет весенних цветов. После этого она отправилась домой, дав себе слово оптимистически смотреть на свое будущее.

Если она не станет первоклассной певицей — что ж, найдет себе другое интересное занятие. Ее мать всегда говорила, что жизнь предоставляет человеку бесчисленные возможности и, даже если ему не дано перепробовать все варианты, надо испытать себя хотя бы в нескольких. До сих пор Энн позволяла себе только маленькие, безопасные приключения в выборе одежды и поездках в отпуск за границу, но теперь она будет делать все, что взбредет в голову.

Она приготовила себе легкий ужин — есть что-то не хотелось. Посмотрела по телевизору последние известия. Долго с наслаждением стояла под душем, потом натянула новое черное трико и повязала его алым поясом. Она решила, что отгонять мысли о Мэтте лучше всего физическими нагрузками. Если она будет упражняться до полного изнеможения, то ей наверняка не грозит бессонница.

Энн сдвинула к стене мебель в гостиной, вставила в видеомагнитофон кассету с танцевальными упражнениями, включила его и принялась танцевать. И вдруг, как раз когда ее мышцы начали протестовать против непривычной нагрузки, раздался звонок в дверь. Энн уменьшила звук — может, соседи пришли жаловаться на громкую музыку? Потом пошла к двери, проверила цепочку. И приоткрыла дверь.

Через узкую щель она увидела на площадке Мэтта Филдинга; у нее радостно забилось сердце. Но на лице Филдинга было выражение такой мрачной решимости, что ее радость угасла: он, видимо, пришел продолжить начатый утром спор. Однако своими первыми же словами он опроверг это предположение:

— Я пришел не для того, чтобы повторять то, что я уже говорил сегодня утром, Энн… Энджел. — Филдинг просительно глядел на Энн. — Пожалуйста, пустите меня в дом. Я хочу с вами поговорить.

Энн забыла, что на ней надето. Как она любит этого человека… и вот он пришел… хочет с ней поговорить… о том, что касается их двоих… Она сняла цепочку и открыла дверь.

Филдинг уставился на нее широко раскрытыми глазами.

Энн вспыхнула.

— Я упражнялась в танцах, — объяснила она. — Вот почему…

Ее рука дернулась к краю глубокого выреза трико, словно в попытке прикрыть свободную от бюстгальтера грудь.

Филдинг переступил порог и закрыл за собой дверь. В комнате сразу возникло такое напряжение, что у Энн слова застряли в горле. Он с трудом оторвал глаза от четко вырисовывавшихся под трико контуров ее тела и стал растерянно озирать комнату, как бы в поисках предмета, на котором можно остановить внимание. Его взгляд упал на фотографию Шантенели.

— Это ваша мать?

— Да, — прошептала Энн.

Филдинг подошел ближе, взял фотографию в руки и впился глазами в прелестное лицо.

— Вы не очень на нее похожи, — глухо проговорил он, — разве что глаза и брови те же.

— Я больше похожа на отца.

Он кивнул, поставил фотографию на место.

— Я хочу вас кое о чем спросить. Может быть, вам покажется, что это пустой вопрос, но для меня это важно. — Он набрал в легкие воздуха, резко повернулся к Энн и спросил, вонзившись в нее взглядом: — Когда вы поняли, что любите меня?

Энн не знала, какое это может иметь значение, но не стала уклоняться от ответа.

— В пятницу вечером, после того, как вы ушли. До тех пор я боролась с собой. Я не хотела себе признаться. Я думала… — Энн вздохнула. — Так или иначе, после той ужасной сцены я поняла, что люблю вас. И что с этим ничего уже нельзя поделать.

Он кивнул.

— Мне знакомо это чувство. Я любил когдато одну женщину — вернее, думал, что любил. Мы собирались пожениться. Я тогда только начинал свое дело, и в какой-то момент было похоже на то, что меня ждет полный крах и я останусь без гроша. Она отказалась выйти за меня. Ее не устраивал брак с неудачником.

Так вот откуда у него такое циничное отношение к женщинам, сочувственно подумала Энн.

— Представляю, как вам было тяжело.

— Да, это было тяжело, — подтвердил Филдинг, но он сказал это совсем безразличным тоном — видимо, воспоминание уже не причиняло боли. — Какое-то время я старался держаться подальше от женщин. А когда я добился успеха, женщины сами стали бросаться мне на шею. Разве не смешно? — В глазах его, однако, не было и намека на улыбку.

— Нет, Мэтт, это не смешно. Поверьте мне, вас можно полюбить не только за ваше богатство и положение в обществе. Может быть, некоторые из этих женщин питали к вам искреннее чувство.

Он покачал головой.

— Но ни одна из них не смогла бы повернуться и уйти, как это сделали вы. Они бы ухватились за мое предложение не раздумывая — дескать, убытки подсчитаем потом. — Он помолчал, затем медленно продолжил: — Сегодня я понял… что не любил Дженис по-настоящему. Я вообще не знал, что такое любовь… пока сегодня утром за вами не закрылась дверь.

Энн казалось, ее окоченевшее тело оттаивает, возвращается к жизни — к радости и любви. Сердце застучало в груди. Все в ней пело. Глаза озарились новой, чудесной надеждой. Но унылое лицо Мэтта, который словно вглядывался в глубь себя, остановило ее порыв броситься к нему в объятия. Да он и не открывал ей своих объятий. Он как будто пытался разобраться в самом себе. И Энн ждала: вот-вот, сейчас… Да скажи же, скажи наконец те слова, которых я жду!

Филдинг посмотрел ей в лицо неуверенным взглядом. Он с трудом говорил:

— Я решил вырвать… и вырвал… Дженис из своей жизни. Это был в первую очередь вопрос самолюбия. Она не была мне… необходима. Я был рад, что могу обойтись без нее. — Он вздохнул и продолжил: — И вас я сегодня утром отпустил из самолюбия. Но это не доставило мне никакой радости. Мне все стало неинтересно. Весь день… работа… планы… я ни на чем не мог сосредоточиться… я ни о чем не хотел думать. Я только чувствовал ужасную пустоту… потому что вас не было рядом со мной. Будущее казалось бессмысленным… без вас. — Его лоб озабоченно сморщился. — Я вовсе… я вовсе не прошу вас вернуться ко мне работать. Я не хочу, чтобы вы думали, что я поступаю так, как удобно мне. Я могу нанять людей, которые будут заниматься тем, чем не хотите заниматься вы.

— Тогда в чем же дело, Мэтт? — подсказала Энн. Каждое слово, которое он выдавливал из себя, как вино, ударяло ей в голову.

— Я могу стать другим! — со страстной убежденностью заявил Филдинг. — Это вопрос адаптации. Мне все время приходится приспосабливаться к изменяющимся условиям. Вам это известно лучше, чем другим. И я могу вложить деньги в шоу-бизнес. Это тоже приносит хороший доход. — Он протянул к ней руки. — Вы же знаете, что мы собирались купить телевизионный канал. Можно купить и компанию по звукозаписи. Вложить деньги в театр. Заняться антрепренерством. Я могу помочь вам сделать карьеру на сцене… я готов разделить вашу новую жизнь… идти с вами рука об руку…

— О Мэтт! — воскликнула сияющая от счастья Энн. Она подбежала к нему и обвила руками его шею. — Скажи, что ты меня любишь! Произнеси эти слова!

Его руки сомкнулись у нее за спиной, и он страстно прижал ее к себе.

— Мне все равно, кто ты и что ты… лишь бы быть радом с тобой. Чем бы ты ни решила заниматься, Энджел Кармоди, я люблю тебя. Понятно?

— Да, — звенящим голосом ответила Энн.

— И я вовсе не стремлюсь удовлетворить свое самолюбие.

— Конечно, нет.

Филдинг перевел дух и требовательно спросил:

— Так ты выйдешь за меня замуж?

— Да.

— И не передумаешь?

— Обещаю, что не передумаю.

— Честное слово?

— Клянусь.

Он вздохнул с облегчением, потом сдавленно засмеялся.

— Господи, с ума можно сойти. Ты у меня в объятиях, а я все еще не могу в это поверить.