— Три имени? Да, он аристократ.

Они вышли в коридор и направились к двери в столовую.

— У весталок все спокойно? — поинтересовался Цезарь.

— Абсолютно.

— А мой черный дрозденок?

— Цветет.

В этот момент со стороны лестницы показалась Юлия, и Цезарь, уже успокоившись, смог хорошо ее разглядеть. Как она выросла в его отсутствие! Такая красивая! Или это предвзятое мнение, свойственное всем отцам?

Но нет. Юлия унаследовала тонкие черты лица Цезаря, которые передались ему от Аврелии. Юлия все еще оставалась такой светленькой, что ее кожа казалась прозрачной, а копна волос была почти бесцветной — сочетание, которое наделяло ее изысканной утонченностью, отраженной в ее огромных голубых глазах с легким фиолетовым оттенком. При высоком росте ее тело было слишком тонким, а груди слишком маленькими. Но теперь отец увидел, что Юлия обладала притягательной силой и могла очаровать многих. «Захотел бы я ее, если бы не был ее отцом? Не уверен относительно плотского желания, но думаю, что любил бы ее. Она — истинная Юлия, она сделает своих мужчин счастливыми».

— В январе тебе будет семнадцать, — сказал Цезарь, ставя ее стул напротив своего. Аврелия устроилась напротив Бальба, который занимал locus consularis на их ложе.

— Как поживает Брут?

Дочь ответила спокойно, но лицо ее, как он заметил, отнюдь не оживилось при упоминании имени нареченного.

— Хорошо, папа.

— Делает себе имя на Форуме?

— Больше в издательских кругах. Его конспекты очень ценятся. — Она улыбнулась. — На самом деле, я думаю, ему больше нравится заниматься денежными делами, поэтому плохо, что он будет сенатором.

— А как же Марк Красc? Сенат не будет ограничивать Брута, если у него есть способности к денежным делам.

— Способности у Брута есть. — Юлия глубоко вздохнула. — Он достиг бы большего в общественной жизни, если бы его мать оставила его в покое.

Улыбка Цезаря была все такой же ласковой.

— Искренне согласен с тобой, дочь моя. Я все время говорю ей, чтобы она не делала из него кролика, но, увы, Сервилия есть Сервилия.

Услышав это имя, Аврелия заметила:

— Я так и знала, что хотела сказать тебе что-то еще, Цезарь. Сервилия хочет тебя видеть.

Но сначала он увиделся с Брутом. Молодой человек пришел к Юлии как раз в тот момент, когда все четверо выходили из столовой.

О боги! Время определенно не украсило бедного Брута. Такой же некрасивый, как и раньше, он вяло пожал руку Цезаря, избегая смотреть ему в глаза, что всегда раздражало Цезаря, который считал, что эта черта говорит о ненадежности. Ужасные прыщи стали еще хуже, хотя в двадцать три года они должны были бы исчезнуть. Если бы Брут не был таким смуглым, щетина, неряшливо покрывающая его щеки и подбородок, не выглядела бы так отвратительно. Неудивительно, что он предпочитал писать, нежели говорить. Если бы не огромные деньги и безупречная родословная, кто бы мог серьезно отнестись к нему?

Но Брут явно был влюблен в Юлию так же сильно, как и много лет назад. Добрый, мягкий, преданный, любящий. Его взгляд теплел, когда он смотрел на нее. Брут держал руку Юлии так, словно она могла сломаться. Нет необходимости беспокоиться, что ее добродетель будет подвергнута опасности! Брут будет честно ждать свадьбы. И Цезарь вдруг подумал, что у Брута вообще нет сексуального опыта. В таком случае брак может быть полезен ему во всех отношениях, включая состояние кожи и характер. Бедный, бедный Брут. Фортуна явно не благоволила к нему, когда давала ему в матери эту гарпию, Сервилию. Мысль, которая заставила Цезаря задуматься над тем, как Юлия уживется с Сервилией-свекровью. Станет ли его дочь еще одной жертвой, которую эта гарпия будет рвать зубами и когтями, чтобы заставить безропотно подчиниться ей?

Цезарь встретился со своей гарпией на следующий день вечером, в своих комнатах на улице Патрициев. Прожив сорок пять лет, Сервилия не выглядела на свой возраст. Пышная фигура не расползлась, красивые груди не обвисли. Она была великолепна.

Он ожидал безумия, но она предложила ему медленную чувственную истому, которой он не смог противиться. Она плела сложную паутину с замысловатым рисунком, приводящим его в экстаз, от которого он терял силы. Когда он впервые познал ее, он мог сохранять эрекцию часами, не достигая оргазма, но она, признал он, наконец победила его. Чем дольше он знал ее, тем труднее ему было противиться ее сексуальным чарам. А это означало, что его единственной защитой было скрывать от нее этот факт. Никогда он не признается ей в этом. Иначе она сначала выжмет его, как лимон, а потом бросит.

— Я слышала, что с тех пор, как ты пересек померий и объявил, что будешь регистрировать свою кандидатуру на консула, boni объявили тебе тотальную войну, — сказала Сервилия, когда они вместе лежали в ванне.

— Ты, конечно, другого и не ожидала?

— Нет, конечно, нет. Но смерть Катула отпустила тормоза. Бибул и Катон — ужасное сочетание. У них есть два качества, которые они теперь могут продемонстрировать, не опасаясь критики или неодобрения. Во-первых, способность превратить любой зверский поступок в достойный. Во-вторых, полное отсутствие предвидения. Катул был гнусным человеком, потому что у него была мелкая душонка, в отличие от его отца. Это у него от матери, которая была из рода Домициев. Его бабушка по отцу — из Попиллиев, намного лучшего происхождения. Катул все-таки имел представление о том, что такое быть римлянином. Иногда он умел предвидеть результат определенных действий «хороших людей». Так что предупреждаю тебя, Цезарь, его смерть — это беда для тебя.

— И Магн говорил про Катула что-то вроде этого. Я не прошу руководства, Сервилия, просто меня интересует твое мнение. Что бы ты на моем месте сделала, чтобы противостоять boni?

— Думаю, пришло время признать, что победить в одиночку ты не сможешь. Тебе нужны очень сильные союзники, Цезарь. До сих пор ты боролся один. Отныне это должен быть бой в союзе с другими силами. Твой лагерь был слишком мал. Увеличь его.

— Чем? Или лучше сказать, кем?

— Марку Крассу ты нужен, чтобы восстановить влияние среди публиканов. И Аттик не такой дурак, чтобы так слепо прицепиться к Цицерону. Ему нравится Цицерон, но намного больше он увлечен своей коммерческой деятельностью. Денег ему не надо, но вот власти он хочет. Может быть, и хорошо, что политика его никогда не интересовала, иначе у тебя был бы соперник. Гай Оппий — крупнейший банкир в Риме. У тебя уже есть Бальб. Привлеки на свою сторону и Оппия. И Брут определенно твой — благодаря Юлии.

Сервилия лежала в ванне, ее великолепные груди слегка покачивались на поверхности воды, густые черные волосы были собраны на макушке, чтобы не замочить их. Большие черные глаза, казалось, смотрели куда-то внутрь, в глубину ее сознания.

— А что ты скажешь о Помпее Магне? — лениво поинтересовался Цезарь.

Сервилия вся напряглась и вдруг пристально посмотрела на него.

— Нет, Цезарь, нет! Только не пиценский мясник! Он не понимает, как живет Рим, никогда не понимал и никогда не поймет. Он обладает природными способностями и огромной силой, которую может направить и на добро, и на зло. Но он — не римлянин! Если бы он был римлянином, он никогда бы не поступил с Сенатом так, как он поступил, чтобы стать консулом. Помпей не обладает проницательностью, в нем нет внутренней уверенности в собственной непобедимости. Помпей воображает, что правила и законы существуют для того, чтобы нарушать их для личной выгоды. И все же он жаждет одобрения, и его постоянно разрывают противоречивые желания. Он хочет быть Первым Человеком в Риме до конца жизни, но на самом деле он не имеет никакого понятия, как этого добиться.

— Правда, он не очень умно повел себя при разводе с Муцией Терцией.

— В этом виновата Муция Терция. Ты забываешь, кто она такая. Дочь Сцеволы, любимая племянница Красса Оратора. Только такой пиценский дурак, как Помпей, мог пожизненно запереть ее в крепости в двухстах милях от Рима. Так что ей ничего не оставалось, как наставить ему рога, да еще с таким крестьянином, как Тит Лабиен. Хотя она предпочла бы тебя.