Так кто распространил новое прозвище — «Клитемнестра»? Этого никто не узнал. Но с того времени Клодию стали звать Клитемнестрой, и многие втайне считали, что это она убила своего мужа в ванне.

Напряжение не ослабевало и после похорон Целера, ибо он освободил место в коллегии авгуров и каждый жаждущий этого места человек в Риме намеревался выиграть выборы. Прежде, когда в жреческие коллегии зачисляли, а не избирали, новым авгуром стал бы Метелл Непот, брат умершего. Сейчас — кто знал? У boni были очень говорливые сторонники, но они находились в меньшинстве. Зная об этом, Непот, по слухам, утверждал, что он не собирается выставлять свою кандидатуру. Потрясенный смертью своего брата, он хотел уехать на несколько лет за границу.

Перебранки по поводу авгурства, возможно, и не достигли масштаба тех ужасных ссор, что доносились из дома Целера перед его смертью, но они тоже весьма оживили обстановку на Форуме. Когда плебейский трибун Публий Ватиний объявил, что намерен баллотироваться, Бибул и главный авгур Мессала Руф легко заблокировали его кандидатуру: у Ватиния на лбу некрасивая шишка-жировик, Ватиний не идеален.

— По крайней мере, — громко говорил Ватиний, казалось, с большим юмором, — моя шишка там, где ее могут увидеть все желающие! А шишка Бибула — на его заднице. Мессале Руфу еще лучше — у него две шишки! И как раз там, где у нормальных мужчин должны быть яйца. Я собираюсь предложить в Плебейском собрании новый законопроект. Пусть все будущие кандидаты в авгуры обязательно раздеваются и голыми ходят по Форуму. Народ должен знать, где у них шишки!

В апреле младший консул Бибул впервые в полной мере смог насладиться владением фасциями, поскольку в феврале он занимался иностранными делами. Бибул начал месяц, сознавая, что не все хорошо с осуществлением lex Iulia agraria: члены комиссии проявляли необычное усердие, а пятеро членов комитета оказывали огромную помощь, но каждое поселение в Италии, имеющее общественные земли, не хотело их отдавать. Продажа частных земель шла медленно, потому что даже приобретение всадниками земли для продажи государству требовало времени. А как хорошо все задумывалось! И надеялись, что все разрешится само собой. Проблема заключалась в том, что Помпею требовалось за один раз расселить больше своих ветеранов, чем это было возможно.

— Они должны видеть, что что-то делается, — сказал Бибул Катону, Гаю Пизону, Агенобарбу и Метеллу Сципиону, — но пока не делается еще ничего. Им нужно очень много общественной земли, уже разделенной на участки по десять югеров каким-нибудь предыдущим законодателем, который при жизни не успел осуществить свой закон на деле.

Катон сморщил свой огромный нос, глаза его блеснули.

— Они не посмеют! — воскликнул он.

— Что не посмеют? — спросил Метелл Сципион.

— Они посмеют! — настаивал Бибул.

— Что посмеют?!

— Внести второй законопроект о земле, чтобы использовать общественные земли Кампании и Капуи. Двести пятьдесят квадратных миль земли, поделенные на участки со времен Тиберия Гракха и готовые для захвата и расселения.

— Закон пройдет, — сказал Гай Пизон, оскалив зубы.

— Я согласен, он пройдет, — сказал Бибул.

— Но мы должны это остановить, — сказал Агенобарб.

— Да, мы должны это остановить.

— Как? — спросил Метелл Сципион.

— Я надеялся, — проговорил младший консул, — что мой план сделать все комициальные дни feriae сработает, хотя должен был знать, что Цезарь использует власть великого понтифика. Однако остался один религиозный ход, которому не могут противостоять ни коллегии, ни он. Я, может быть, и превысил свою авгурскую власть относительно feriae, но я останусь в рамках своих полномочий и как авгур и как консул, если подойду к этой проблеме с двух сторон.

Они все слушали с интересом. Вероятно, Катон был из них самым известным среди римской публики, но несомненно героизм Бибула, решившего предложить Цезарю унизительное проконсульство, дал ему преимущество над Катоном на всех частных собраниях лидеров boni. Катон проявлял к этому полное равнодушие. Он не рвался к лидерству.

— Я намерен удалиться в свой дом. Буду наблюдать небо до конца моего консульства.

Все молчали.

— Вы слышали меня? — улыбаясь, спросил Бибул.

— Мы слышали, Марк Бибул, — ответил Катон, — но поможет ли это? И как это может помочь?

— Такое делалось и раньше, и это считается частью mos maiorum. Кроме того, я тайно организовал поиски в Сивиллиных книгах и нашел пророчество, которое можно легко интерпретировать таким образом, что в этот год небеса дадут знак чрезвычайной важности. Какой это будет знак, пророчество не сообщает, и это делает возможным осуществить весь план. Теперь, когда консул удаляется в свой дом наблюдать небеса, все общественные дела должны быть приостановлены, пока он не появится, чтобы снова взять фасции. Чего я не собираюсь делать!

— Это будет непопулярно, — забеспокоился Гай Пизон.

— Сначала, может быть, и непопулярно. Но мы должны очень постараться, чтобы это выглядело как можно популярнее. Я намерен использовать Катулла — он так хорошо пишет памфлеты! Теперь, когда Клодия порвала с ним, он изо всех сил старается сделать так, чтобы она или ее младший брат были несчастны. Я очень хочу снова привлечь Куриона, но он отказывается. Однако не будем сосредоточиваться на Цезаре, он невосприимчив к нашим уколам. Мы сделаем главной мишенью Помпея Магна. До конца года мы должны быть абсолютно уверены, что каждый день на Форуме будет как можно больше наших сторонников. На самом деле количество не играет большой роли. Шум на Форуме — вот что имеет значение. Основная масса городских и сельских жителей хотят законов Цезаря, но они почти никогда не бывают на Форуме, за исключением голосования или тех случаев, когда предстоит обсудить важный вопрос.

Бибул перевел взгляд на Катона.

— Тебя ждет специальное задание, Катон. Я хочу, чтобы ты при каждом возможном случае был таким несносным, чтобы Цезарь вышел из себя и приказал отвести тебя в Лаутумию. Почему-то он быстрее выходит из себя, если выступаешь ты или Цицерон. Наверное, вы оба обладаете способностью забраться под его седло, как репей. Всякий раз, по возможности, мы предварительно будем организовывать все так, чтобы присутствующие на Форуме были готовы поддержать тебя и осудить оппозицию. Помпей — слабое звено. Что бы мы ни делали, это должно заставить его чувствовать себя уязвимым.

— Когда ты намерен удалиться в свой дом? — спросил Агенобарб.

— За два дня до ид, в единственный день между праздниками — Мегалезиями и праздником в честь Цереры, когда в Риме будет полно народу, а на Форуме полно зевак. Не имеет смысла что-либо предпринимать без большой аудитории.

— И ты думаешь, что вся деловая жизнь замрет, когда ты удалишься в свой дом? — спросил Метелл Сципион.

Бибул удивленно поднял брови.

— Надеюсь, что не замрет! Цель моего плана — заставить Цезаря и Ватиния издавать законы вопреки знамениям. Это значит, что, как только закончится их срок, мы сможем объявить эти законы недействительными. Не говоря уже о том, что мы сможем обвинить их в maiestas. По-моему, обвинение в измене звучит замечательно!

— А что, если Клодий станет плебейским трибуном?

— Не вижу, как это может что-либо изменить. Клодий ненавидит Помпея Магна, хотя не понимаю почему. В следующем году Клодий будет нашим союзником, а не врагом. Если его изберут.

— Он и против Цицерона имеет зуб.

— Как это может касаться нас? Цицерон — не boni, он — язва. О боги, я проголосовал бы за любой закон, который в состоянии заткнуть его, когда он начинает нести чепуху о том, как он спас свое отечество! Можно подумать, что Катилина был хуже Ганнибала и Митридата, вместе взятых.

— Но если у Клодия зуб на Цицерона, он будет и против тебя, Катон, — сказал Гай Пизон.

— Каким образом? — удивился Катон. — Я просто высказал свое мнение в Палате. Я не был старшим консулом, я даже не стал плебейским трибуном. Свободная речь становится все более опасной, но нет такого закона на таблицах, который запрещал бы человеку высказывать свое мнение во время заседания Сената.