— О Юлия, Юлия, я люблю тебя! — воскликнул он. — Моя богиня, Диана луны, Диана ночи!

У него еще будет время для того, чтобы покончить с ее девственностью. Сегодня она не должна узнать ничего, кроме удовольствия. Да, сначала удовольствие, все виды удовольствия, какие он мог дать ей: губами, языком, руками и своей собственной кожей. Пусть она знает, что брак с Помпеем Великим будет всегда приносить ей удовольствие, удовольствие и удовольствие.

— Мы минули важную веху, — сказал Катон Бибулу в ту ночь, в саду перистиля в доме Бибула, где младший консул сидел, глядя в небо. — Они не только разделили Кампанию и Италию, как восточные монархи, теперь они скрепляют свои безбожные союзы с помощью дочерей-девственниц.

— Падающая звезда в левом нижнем квадранте! — рявкнул Бибул писарю, который сидел неподалеку, терпеливо ожидая, когда можно будет записать звездные явления, которые видит его хозяин. Свет его маленькой лампы освещал восковую табличку.

Бибул поднялся, прочел молитвы и впустил Катона в дом. На этом сеанс наблюдения за небом заканчивался.

— Почему ты удивляешься тому, что Цезарь продал свою дочь? — осведомился он, не утруждая себя вопросом, хочет ли один из самых горьких пьяниц Рима разбавить вино водой. — Я вообще удивился, как ему удалось захомутать Помпея. Я знал, что каким-то образом он это сделает. Но это — лучший и умнейший способ. Говорят, она превосходна.

— Ты тоже ее не видел?

— Никто не видел, хотя, без сомнения, это изменится. Помпей будет демонстрировать свою жену всем, как призовую овцу. Интересно, какая эта Юлия в шестнадцать лет?

— Семнадцать.

— Сервилии это не понравится.

— О, с ней он тоже поступил очень умно, — сказал Катон, вставая, чтобы вновь наполнить свой бокал. — Он подарил ей жемчужину ценой в шесть миллионов сестерциев и заплатил Бруту приданое Юлии в сто талантов.

— Откуда ты все это знаешь?

— От Брута. Он приходил ко мне сегодня. По крайней мере, Цезарь оказал boni хорошую услугу. Отныне мы получили Брута в наш лагерь. Он даже объявил, что в будущем он намерен называться не Цепионом Брутом, а только Брутом.

— Брут не будет нам так полезен, как будет полезен Цезарю этот брачный союз, — мрачно заметил Бибул.

— На данный момент — нет. Но я надеюсь на Брута теперь, когда он сам управляет своим имуществом, без матери. Жаль только, что он не хочет слышать ни слова о другой девушке. Я предложил ему мою Порцию, когда она достигнет брачного возраста, но он отказался. Говорит, что никогда не женится. — Катон допил вино, резко повернулся, крепко держа в руке бокал. — Марк, меня чуть не вырвало! Это самый хладнокровный, самый отвратительный политический маневр, о каком я когда-либо слышал! С тех пор как Брут пришел ко мне, я пытаюсь сохранять ясный ум. Я даже пытаюсь говорить что-то рациональное, но больше не могу! Ничто из того, что мы делали прежде, не может сравниться с этим! И это — хорошо для Цезаря, вот что хуже всего!

— Сядь, Катон, пожалуйста! Я уже говорил, что это выгодно Цезарю. Успокойся! Мы не побьем его громкими словами или демонстрацией нашего отвращения к этому браку. Продолжай, как начал, рационально.

Катон сел, но предварительно еще налил себе вина. Почему Катон так много пьет? Казалось, это совсем не вредило ему. Может быть, таков его способ поддерживать в себе силы.

— Помнишь Луция Веттия? — спросил Бибул.

— Это всадник, которого Цезарь приказал высечь прутьями, а потом раздал его мебель подонкам?

— Он самый. Он вчера приходил ко мне.

— И?..

— Он ненавидит Цезаря, — задумчиво сказал Бибул.

— Я не удивляюсь. Этот инцидент сделал его посмешищем.

— Он предложил мне свои услуги.

— И это меня не удивляет. Но как ты можешь его использовать?

— Вбить клин между Цезарем и его новоиспеченным зятем.

Катон уставился на Бибула.

— Невозможно!

— Согласен, брак затрудняет дело, но такое возможно. Помпей ко всем относится подозрительно, включая и Цезаря, — сказал Бибул. — В конце концов, Юлия слишком молода, чтобы представлять опасность сама по себе. Но она обессилит Великого Человека своими физическими требованиями и вспышками дурного настроения, которые не устают демонстрировать незрелые женщины. Особенно если мы сможем внушить Помпею недоверие к тестю.

— Единственный способ добиться этого, — сказал Катон, снова наполняя свой бокал, — заставить Помпея воображать, будто Цезарь хочет его убить.

Теперь Бибул уставился на Катона.

— Этого мы никогда не сделаем! Я имел в виду исключительно политическое соперничество.

— Ты ведь знаешь, что мы могли бы это сделать, — кивнул Катон. — Сыновья Помпея недостаточно еще взрослые, чтобы наследовать его положение, но Цезарь — Цезарь может наследовать все. Ведь дочь Цезаря замужем за Помпеем… Очень много клиентов Помпея и его сторонников потянутся именно к Цезарю, если Помпей умрет.

— Вероятно, ты прав. Но как ты предлагаешь вложить эту мысль в голову Помпея?

— Через Веттия, — ответил Катон, отпивая вино теперь уже маленькими глотками. Вино начало действовать, он думал все яснее. — И тебя.

— Не понимаю, куда ты клонишь, — сказал младший консул.

— Прежде чем Помпей и его молодая жена покинут город, я предлагаю тебе послать за ним и предупредить, что в Риме существует заговор с целью убить его.

— Да, это я могу сделать. Но зачем? Чтобы напугать его?

— Нет, чтобы отвести подозрение от тебя, когда заговор выплывет наружу, — свирепо рявкнул Катон. — Предупреждение не испугает Помпея, но оно заставит его верить в существование заговора.

— Просвети меня подробнее, Катон. Мне это начинает нравиться, — сказал Бибул.

Идиллически счастливый Помпей предложил взять Юлию в Анций до конца мая и на часть июня.

— Как раз сейчас она занята с декораторами, — сообщил он Цезарю, весь глупо сияя. — Пока нас не будет, они преобразят мой дом на Каринах. — Он шумно вздохнул. — Какой у нее вкус, Цезарь! Она говорит, что везде должно быть светло и просторно! Никакого тирского пурпура и намного меньше позолоты. Птицы, цветы и бабочки. Не могу понять, почему я сам до этого не додумался? Но я настаиваю, чтобы наша спальня имела вид залитого лунным светом леса.

Как не рассмеяться? Цезарю это удалось не без труда.

— Когда ты уезжаешь? — спросил он.

— Завтра.

— Тогда сегодня нам нужно устроить военный совет.

— Для этого я и пришел.

— С Марком Крассом.

Помпей скис.

— Он обязательно нам нужен?

— Обязательно. Приходи еще после обеда.

К этому времени Цезарю удалось убедить Красса перепоручить несколько важных встреч своим помощникам.

Они сидели в главном перистиле. День был теплым, и здесь никто не мог их подслушать.

— Второй законопроект о земле пройдет, несмотря на тактику Катона и ночные бдения Бибула, — объявил Цезарь.

— И ты будешь патроном Капуи, — добавил Помпей. Блаженное настроение новобрачного испарилось, как только заговорили о серьезных вещах.

— Только в том смысле, что закон называется «законом Юлия» и я как его автор даю Капуе гражданский статус. Однако, Магн, именно ты будешь раздавать там участки своим ветеранам. Ты будешь разъезжать по городу. Капуя будет входить в твою клиентуру, а не в мою.

— А я беру на себя восточные части Кампании, которые будут считать меня своим патроном, — согласился Красc.

— Сегодня мы должны обсудить не второй законопроект о земле, — сказал Цезарь. — Надо поговорить о моей провинции на следующий год, поскольку я не собираюсь быть проконсулом-наблюдателем. К тому же на следующий год нам необходимы свои старшие магистраты. Если у нас их не будет, большая часть из того, что мне удалось провести законом в нынешнем году, в следующем будет объявлена недействительной.

— Авл Габиний, — тут же предложил Помпей.

— Согласен. Выборщикам он нравится, потому что его плебейский трибунат оказался очень полезным, не говоря уж о том, что он позволил тебе очистить Наше море. Если мы трое постараемся, попробуем сделать его старшим консулом. Но кто станет младшим?