====== Глава I ======
Герман
— А правда, что в болдеринге не круто использовать страховку?
Я замер опять, как истукан, от настойчивого вопроса выпендрившейся студентки. Они меня всегда почему-то застают врасплох, и тогда начинаю улыбаться. В результате выгляжу милым придурком-очкариком, хотя не являюсь таковым от слова совсем и очки ношу для солидности. Нет. Ни хрена не для солидности. Чтобы не бросался в глаза мой взгляд невидящего человека. Читать лекции по гидрологии я начал два года назад. Этим решал три проблемы сразу: заставлял себя вращаться и общаться в гиперактивном студенческом социуме, изживал комплекс неполноценности и неплохо зарабатывал на хлеб с маслом. Согласиться с тем, что в тридцать три года стал инвалидом по зрению, я так и не смог. Не захотел. Все вопли и оцепенение запихал поглубже внутрь и начал учиться жить на ощупь. У меня фотографическая профессиональная память геодезиста, то, что увижу один раз, и битой не выколотишь. Хотя… Лучше бы забыл, как жил… что мог… что делал и что безумно любил. Маршруты я выучивал на раз-два. Шаги считал, руками нашаривал ориентиры, использовал трость. Матери рыдать и за руку меня водить не позволял. А пёс у меня и так был — хаски Арчи. Он мне предметы первой необходимости: пульт, тапки, сигареты, сотовый — всё в руку вкладывал и денег за это не брал. Пальцы лизал и — я просто уверен — смотрел мне прямо в глаза пронзительно-голубым преданным взглядом. Собаку мне подарил Андрей. Ещё щенком, бессознательно обоссавшим в моей двушке все углы и сожравшим три пары скальных туфель, они ему особенно по вкусу были. Но кутёнок вырос, и сейчас я плохо представлял свою жизнь без Арчи.
Когда я упился в дрова впервые… встать не мог… выл и жалел себя, стоя на карачках и молотя по полу кулаками, почувствовал вдруг на лице тёплый язык, собирающий слёзы, и обнял собаку за шею. Взял себя в руки, ибо устыдился того, что меня успокаивало животное. Я и после этого выпивал, иногда сильнее, чем нужно, но больше истерик не катал и перед другом не позорился. Кстати, Арчи пристрастился к светлому чешскому пиву, что забавляло маму, отчима и сестру. Ма шутила, что Гере, мне то есть, меньше достанется.
— Герман Валентинович, простите! — лепечет студентка, отправившая меня временно на другую орбиту. — Я не подумала, что это может вас огорчить.
Да. Я огорчён. Любил… люблю… безумно люблю Природу и Горы. Заметьте, всегда с большой буквы. И профессию выбрал не просто так. Я высок, но телосложение у меня среднее, а за классической рубашкой и джинсами не рассмотреть, что я сильный, жилистый и физически крепкий человек. Правда, выдал Бог руки пианиста… изящные с длинными пальцами, но это заблуждение до первого рукопожатия. И если переверну ладонями вверх, то сразу будут видны мозоли профессионального климбера. Сколько склонов мы излазили, независимо от сезонов. На самой вершине всегда лежит снег, и шоколадный загар прилипает намертво к открытым участкам тела. Отпечатки моих пальцев оставлены на многих камнях. Сейчас могу лишь вспоминать, чуть прикусывая губу и ощущая подсос. Горы зовут всегда, они знают тайное заклинание, гонят к тебе запах озона со всеми попутными ветрами, и ты уже бредишь следующими выходными, когда сможешь опять покорить высоту. Сейчас моя кожа посветлела, вернув свой природный цвет.
— Нет, Останина, я совсем не расстроен, хоть вы и старались! — обезоруживающе улыбаюсь, помню, насколько она ослепительна… моя улыбка… «Яркая, как солнце! Для яркой жизни!» — фразы от Андрея сейчас вспоминаются чаще, потому что приближается третья годовщина, когда было изменено привычное полноводное течение жизни. «Нас»… не стало. Андрей «вернулся домой», а из моих глаз, по прогнозам врачей, навсегда ушёл свет.
Ярослав
1. Ярослав Соколов.
2. 1992 г.р.
3. Не женат. Да нахер надо…
4. Без вредных привычек. Курю, пью, ругаюсь матом, иногда без повода. Не люблю людей.
5. Положительные качества: высок, красив, умён… Доброжелателен! Сплошной мудак с хроническим цинизмом в крови и стойким желанием обзавестись лицензией на отстрел долбоёбов.
6. Да, я готов работать в дружном коллективе и развиваться как личность…
Смяв лист в кулак, выбрасываю в урну. Очередная бредовая анкета, после которой придётся улыбаться и строить из себя не пойми кого, убеждая, что я очень дисциплинирован и, вообще, работу ищу не потому, что избил на прошлой начальника за моральное унижение подчинённых, а просто хочу перемен. Лабуда полная!
Натянув капюшон пониже, покидаю плотняком набитую приёмную. Девушка сокрушается: куда же я, но я, уже потеряв интерес к этому месту и его густо населяющей фауне, вырываюсь из бетонно-стеклянной коробки на свежий воздух.
Остопиздическое настроение.
То ли забухать, то ли махнуть в горы постигать свое внутреннее я… Ещё бы по дороге устроиться на работу. Личные сбережения и банковские проценты — это, конечно, здорово, но сидеть в четырёх стенах и налаживать связь с шизофренией достало до тошноты. Я уже даже пауку на люстре имя дал!
Было бы ещё куда устраиваться… На старую работу пойти не могу, не получится, слишком большая ответственность, (хотя кого я обманываю?) слишком много людей. Каждый норовит заглянуть тебе в глаза, рассмотреть лицо и руки… некоторые даже раздеть, чтобы убедиться, что и грудина вся шрамами мечена. Нет, на лице пара полосок — на скулах, не шибко заметно, тем более когда небритый, но эти жалостливые взгляды… Руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Хватит, определённо пора что-то менять.
Подвязки старые сам оборвал, слишком они тянули, причём на горле — крепкими узлами. Друзей не имел особо, а сейчас уже заводить поздно, слишком хорошо насквозь вижу, и это ещё одна причина, по которой работать в большом коллективе не для меня. Хотел пойти таксистом, так там тоже что ни клиент, то проверка нервной системы на прочность. И бить их нельзя — сразу в ментовку бегут, короче, отказался от этой идеи. Но в целом вожу неплохо, мог бы частным извозом подработать, только где такого дурака найти, кто будет деньги мне платить за то, что я его не замечать буду?..
Пока шёл к перекрёстку, встрял в кого-то. Сначала почувствовал запах одеколона, приятный, терпкий, немного пыльный, уже потом разглядел того, кто решил перейти мне дорогу.
— Ты какого чёрта тут встал, тупень? — паскудное настроение мешается с интонацией и звучит совсем не доброжелательно. Парень… или мужчина… со спины не видать, в противовес моему хамству усмехнулся.
— Э, алё? Видишь, зелёный — иди, красный — стой… Сейчас зелёный — иди! — легонько толкаю его в спину, он делает пару шагов… потом свет резко меняется на красный… я на жопу, если честно, засмотрелся… успеваю схватить его за шиворот и дёрнуть обратно, пока не размазал вон тот живенький автобус.
— Ну теперь уже красный, стоять… — немного дернуло задней лапой чувство вины и сразу сдохло. — Ты глухой, что ли? — пихаю его в бок, пристраиваясь рядом и на всякий случай придерживаю за рукав лёгкой куртки на локте. Может, он суицидник, кто его знает, а меня свидетелем потянут.
— Не глухой, — снова этот смешок, показавшийся мне болезненным, — слепой.
Герман
— Стой у светофора, Гер! Я тебя подхвачу! — быстро распорядился приятель, с которым договорился пересечься ещё полмесяца назад и усиленно динамил два раза. На третий не удалось, выхватил звонком на выходе из универа. У меня много друзей, только я их постепенно отстранил от себя. Три года прошло… с потерей зрения, такое впечатление, что я стал слышать острее. Мысли стал слышать… Смейтесь! И чувствовать взгляды, особенно полные жалости. Эти прямо кожу корябают до самых нервных окончаний, когда зуд от расчёса начинает превращаться в боль. Зачем напрягать людей? Невыносимо смотреть на инвалида — лучше вообще потерять с ним контакт. Разнесчастный Герочка как-нибудь и сам себя пожалеет. Я ж пол не поменял! Я такой же, как и был, просто стал не торопиться в ходьбе и движениях. Не замкнулся в себе, не попытался решить проблему беспомощности лезвием или колёсами. Нахера? Жить хочу!