Дравиг следил за происходящим неодобрительно, даже с некоторым стыдом за Найла. Можно понять почему: по паучьему разумению все это бесцеремонное разглядывание было не то чтобы порицаемым, а чем-то неприличным; человек наверняка бы чувствовал нечто подобное, если бы при нем бесцеремонно копались в чужих вещах. И Найлу в очередной раз подумалось, насколько все же отличается паучий ум от человеческого – особенно тем, что напрочь лишен любопытства. Паукам присущи разум и наблюдательность, но вместе с тем они, в отличие от людей, на редкость нелюбознательны.
– Как ты думаешь, почему они хранят свои талисманы завернутыми в водоросли? – спросил Найл у Дравига.
– Это не талисманы, – ответил Дравиг, – это их боги-хранители.
И тут Найл понял. Пауки как никто другие чтят неизвестные силы природы, и трепещут перед священным именем богини Дельты. Потому-то и самого Найла чтили как некоего полубога: пауки считали его посланцем богини. У Дравига вызывало скрытое осуждение, что Найл так непочтительно относится к священным предметам. Вместе с тем Дравиг держал это при себе, поскольку Найл и сам был отчасти священным предметом. Аккуратно завернув последнюю фигурку в тряпицу, Найл положил ее обратно в комод.
– Все же хотелось бы знать, для чего они их завернули в водоросли. Я-то думал, они жили под землей.
Он попробовал выдвинуть нижний ящик, но тот давался с трудом, как будто дерево было сырым и разбухшим. Оказалось, что в ящике лежит плоский деревянный ящичек, примерно сорок на двадцать. Такие ящички часто попадались Найлу в кухнях пустующих домов, куда случалось забредать из любопытства; обычно в них хранились наборы ножей и вилок, хотя в одном таком он обнаружил коллекцию бутылочек с приправами. Ящичек Найл положил на комод и откинул застежку. Внутри, к удивлению, не оказалось ничего, кроме большого пучка водорослей и жидкости – по-видимому, морской воды. Комнату наполнил йодистый запах. Найл приподнял пучок и заглянул под него; ничего. От взгляда не укрылось, что изнутри ящичек обработан каким-то серым веществом, студенистым на вид, но на ощупь очень твердым – не иначе как водонепроницаемый слой. Сами водоросли были скользковатыми, кожистыми, а когда Найл поднял их повыше, оказалось, что это не пучок, как подумалось вначале, а единое целое, что-то вроде большого листа. Этот лист в целом напоминал прямоугольную циновку, сложенную вдвое. Одна сторона у нее была гладкой и кожистой, на другой имелись похожие на присоски почки, каждая около сантиметра в диаметре. По краям циновку оторачивало что-то похожее на стелящиеся побеги или усики; поэтому ясно было, что это единый кусок, срезанный целиком.
Найл протянул все это Дравигу; на пол шлепались частые капли.
– Что ты насчет этого думаешь? Для чего им, по-твоему, этот кусище водоросли? – Дравиг в ответ послал импульс, в человечьем понимании аналогичный покачиванию головой.
Найл сложил водоросль обратно в ящичек и придавил крышку. Обтирая мокрые ладони о тунику, он обратил внимание, что несколько бурых лоскутков пристало к одежде.
В остальном комната смотрелась совершенно обычно. Платяной шкаф в углу оказался пустым, за исключением пары грубых рубищ. Найл кинул их на кровать в общую кучу; прошелся по карманам. Ничего, как в общем-то и ожидал. В конце концов он вышел из комнаты и прошелся по всему первому этажу. Дверь в соседнюю комнату решительно не давалась, и Найл, надавив на ручку, с силой налег плечом. Дверь с треском шарахнулась о стену. В комнате, как и ожидалось, не было ничего, кроме запыленной мебели; очевидно, помещение пустовало уже очень долгое время, может быть целые столетия. Стекла все были повыбиты, осколки проглядывали сквозь пыль на полу.
Дом был небольшой, на первом этаже оставалось осмотреть лишь кухню. Там стояла безукоризненная чистота, на столе оставлено было сушиться несколько вымытых кружек и тарелок. С полки, что над умывальником, свисало кухонное полотенце, вдоль раковины были расстелены для просушки две тряпицы. Кастрюля и прочая посуда стояла верху на полке. В печи – древесная зола, в мусорной корзине под умывальником – полусгнившие остатки овощей, несколько кроличьих косточек.
В ящиках посудного шкафа лежали ножи, вилки, другие кухонные приборы, некоторые уже порядком заржавевшие – тех, видно, времен, когда миром правили люди. Дверцы шкафа оказались заперты. Найл попытался взломать замок ножницами, но добился лишь того, что лопнул один конец. В конце концов сообразил: вынув поочередно все ящики, посмотрел на дно нижнего сверху, и заметил там ключ. Вставил в замок, повернул и дверцы у шкафа открылись. Внутри на первый взгляд было пусто. Тогда зачем, спрашивается, прятать ключ? Встав на колени, Найл заглянул в глубину нижнего отделения и довольно хмыкнул. В самом углу находилась небольшая деревянная коробочка – так далеко, что можно дотянуться лишь кончиками пальцев. Коробочка была квадратная, сантиметров десять шириной, и сделана из черного полированного дерева. Странно, у нее почему-то не было видно крышки – ни намека на шарниры или защелку. Лишь повертев ее несколько минут в руках, Найл уяснил, что крышка сдвигается, а пригнана так ладно, что пазов по сути и не видно. Тогда Найл уверенно положил руку на крышку и сдвинул ее, обнажив внутренность коробочки. Там лежал темно-коричневый стеклянный флакончик и любопытного вида вещица, назначение которой трудно было определить. Одна ее часть напоминала птичье перо с заостренным кончиком, другая – небольшой колпачок из эластичного вещества, похожего на резину. Найл выковырял из флакончика пробку и понюхал: жидкость внутри имела лекарственный запах. Найл окунул в нее острие и сжал колпачок, в полое перо втянулась желтоватая жидкость. Но Найл так и не мог взять в толк, для чего кончик заострен. Отжав жидкость обратно во флакончик, он уложил все обратно в коробку, а ее сунул в карман туники. Симеона она бесспорно заинтересует.
Напоследок прошелся по верхнему этажу. Но там, как и говорил Дравиг, было пусто и не было никаких следов того, что здесь кто-то жил; если не считать следов Дравига, пыль на полах была непотревожена.
Дравиг дожидался внизу в спальне с тем самым безропотным терпением, которое вызывало у Найла поистине восторг – он и позы наверняка не менял с того момента, как Найл вышел из комнаты. Найл грузно опустился на одну из кроватей и оглядел комнату. Дравиг мог чувствовать его разочарование. Он спросил – обходительно, дипломатично, чтобы для Найла это не прозвучало упреком в пустой потере его, Дравига, времени:
– Что я могу передать Смертоносцу-Повелителю?
– Ты имеешь в виду, что я такое узнал? – переспросил Найл со вздохом. – Боюсь, немного. – Ум Дравига передал бессловесное сочувствие; общение напрямую по сути упрощало изъяснение, слов не требовалось. – Сообщить могу единственно то, – сказал Найл, – что их здесь было пятеро, но не все в одно время, поскольку кроватей только четыре. План действий был тщательно продуман, – он указал на стопку одежды. – Несколько гуник здесь было изготовлено специально для путешествия. Если присмотреться, то видно, что материал у них потоньше, чем у этих, – он указал на засаленные рубища, – настоящих. Как только эти люди раздобыли тонкие туники, дорожную одежду сразу же сложили в ящик, пока никто не распознал подделку. Они заботились о том, чтобы не привлекать внимания. Потому и окна оставляли немытыми, и не пытались вставить стекла. Вместо этого держали на запоре внутреннюю дверь, на случай, если кто-то вдруг заберется через выбитое окно. Дравиг слушал с глубоким вниманием.
– Твоя сила наблюдательности просто ошеломляет. Как тебе удалось ее так развить?
– Развивать ее надо каждому охотнику, иначе добыча уходит из рук. Но здесь не так важна наблюдательность, как логика. Например, сразу же бросается в глаза, что чистота у этих людей возведена чуть ли не в культ; вон, видишь, половицы выскоблены почти добела. Уже из этого моментально напрашивается вывод, что они не были рабами, это бы понял любой сюда вошедший. Тогда почему они, во избежание риска, не зарастали грязью, – взять для сравнения жилище любого из рабов? Потому что их, видать, вымуштровали быть опрятными. Жить в неприбранной комнате для них было хуже разоблачения.
