— Доктор Зохар, — продолжил Билл, понятия не имеющий о моих темных мыслях, — позвольте еще один вопрос. Куда вы переходите? В том госпитале все в порядке? Вы все тщательно проверили?

— Надеюсь. Мне кажется, там все нормально, это; конечно, не суперклиника, но все же. А почему вы спрашиваете?

— Как бы вы не начали там новую кампанию, — ответил Билл Ротман, и это прозвучало забавно.

Мне нравился этот человек несмотря на то, что он брал с меня шесть долларов шестьдесят шесть центов в минуту, побольше, чем за сексуальные услуги по телефону.

— Доктор Зохар, как хорошо, что вы пришли, приса-живайтесь.

Фигура Ховарда не казалась такой уж гигантской за огромным столом. Я окинул взглядом его офис, он был гораздо больше офиса Фарбштейна, располагавшегося ниже этажом. На полках стояли спортивные трофеи за победы в турнирах по гольфу, все стены были увешаны фотографиями его команды.

— Как вам гольф, мистер Ховард?

—<- Я играю с тридцати пяти лет, это лучшее средство от стресса. — Он улыбнулся мне. — Вам следует начать играть, начать никогда не поздно.

— Можно попробовать это средство, — с сомнениемответил я.

Ховард склонился над столом:

— Что вы хотите со мной обсудить?

— Вы знаете меня как смутьяна, некоторые называют меня вирусом. Если так, то мне пора подумать об уходе, я пришел обсудить с вами этот вопрос.

— Вы хороший человек, — заговорил Ховард, — интересный писатель, отличный исследователь, у вас прекрасное будущее…

— И хороший хирург.

— Да, несомненно. Доктор Вайнстоун говорил о госпитале Вилладж на Манхэттене, у них острая нехватка специалистов вашего уровня. Доктор Вайнстоун очень рекомендовал вас доктору Джерсону.

— А как же, ведь доктор Вайнстоун хочет избавиться от меня, это еще одна причина моего ухода.

— Рекомендация Вайнстоуна имеет вес, — Ховард усмехнулся, — а я думал, вы с Вайнстоуном приятели. Разве не так?

«Когда-то были», — подумал я.

— Когда же вы собираетесь уходить, в следующеммесяце?

Похоже, его мало интересуют наши отношения с Вайнстоуном.

— Вы не хотите долго оставаться без дела и ждать результата, не так ли?

— Зачем мне ждать? Сорки в конце концов потерпит крах. Не забывайте, кто выдал Сорки правительству, это были Вайнстоун и я. Кто донес на Манцура? Вы должны благодарить за это меня, мистер Ховард, я оказал огромную услугу вам и госпиталю.

Ховард невольно поморщился, но сделал вид, что его не задели мои слова:

— Когда же вы думаете уходить?

— Еще не решил, пока я веду переговоры о моем контракте, скорее всего в июне или июле. Я дам вам знать.

— Отлично, мне нравится ваша открытость и ваше решение перейти туда, где действительно вас ждут. Там нет такой острой политической подоплеки, как у нас, поэтому вам будет более комфортно. Парк-госпиталь — особенное учреждение, доктор Вайнстоун все еще не понимает, что это не госпиталь Джуиш-Айленд.

Ховард откинулся на спинку кресла.

— Это третий крупный госпиталь в моей карьере. Когда яработал в госпитале на Шорт-Айленде, у нас было несколькопроблемных хирургов. Мы научились справляться и жить сэтим, нравственным принципам не место в хирургическихотделениях. Десять лет назад, когда я пришел сюда, мне пришлось выбирать — либо развитие, либо снижение статусаподобно госпиталю Виктория-Кросс. Конфликты у нас неизбежны, такие люди, как Сорки и Манцур, приезжают издалека, становятся профессионалами, а потом топчутся на месте. Мне с ними приходится работать, полагаться на них, а ихинтересуют только деньги, а не образование.

«Почему он все это рассказывает, пытается оправдать себя? Почему сейчас? Почти пять лет он практически не обращал на меня внимания, последнее время пытается убрать меня, а сейчас говорит как с близким другом».

Ховард уставился в потолок и продолжал рассуждать, будто забыл о моем присутствии:

— Да, здесь они стали ведущими хирургами. Я знал, что если приведу таких врачей, как Вайнстоун или вы, обязательно возникнут конфликты.

«Оказывается, это он привел меня, ну-ну. Как безнадежно мое положение, никому нет дела до того, что здесь творится. Или я чего-то не понимаю?»

Ховард заметил мое недоумение.

— Я говорю серьезно. У Сорки сейчас проблемы, но онхороший человек и неплохой хирург. Он сделал ошибку, ненайдя общего языка с Вайнстоуном, если бы он прислушивался к его советам, мы бы предотвратили этот конфликт.

Он взглянул на меня, и я заметил хитрый лучик в его голубых глазах.

— И вы, доктор Зохар, тоже ошибались. Правда была навашей стороне, но не стоило об этом трезвонить всему миру, пришли бы ко мне, мы бы открыто пообщались с вами.

«Что за бред? — мысленно возмутился я. — Ты же наживаешься на этих преступниках. Разве ты до сих пор не понял, что я не меньший социопат, чем ты, и я непредсказуем!»

— Но, мистер Ховард, — сказал я, выбирая дипломатический путь, — вы же администратор, а не врач. Проконтролировать хирургическую практику Сорки и Манцура, проследить за развитием ситуации было поручено Фарбштейну. Во всем виноват Фарбштейн, он всячески поддерживал своих приятелей.

Ховард, не обращая внимания на мои обвинения, продолжал говорить о своем:

— Напрасно ОНПМД так обходится с нашим госпиталем. На слушаниях по делу Сорки обвинитель высмеялобщих врачей, направлявших к нему своих пациентов. Сам Сорки никогда не делал записей в историях болезней — все заключения написаны направляющими врачами, которые не разбираются в хирургии. Они отправляли пациентов на операции с самыми лучшими намерениями. В чем их вина? У нас в госпитале семьсот хороших врачей, почему их обвиняют в грехах несколькихчеловек? Я допускаю, что они не заинтересованы в повышении квалификации, они не такие начитанные, каквы или доктор Вайнстоун…

— Они заинтересованы, но только в деньгах… — «Так же, как и ты».

— Доктор Зохар, — сказал он с таким видом, будто все решено, — вы можете прекратить работать сейчас, и до начала июля мы выплатим вам деньги.

«Этот мелкий ублюдок в год зарабатывает миллион, а со мной хочет расплатиться несколькими зелеными?»

— Мистер Ховард, вы помните, о чем я просил? Он взглянул в свои записи.

— Да, мы согласны выплатить вам полную сумму, включая пенсионные отчисления, и не нужно платить никаких налогов.

— Тогда мне хотелось бы получить выходное пособие, равное, по крайней мере, зарплате за три года.

Ховард вскинул руки от удивления.

— Работник, который уходит сам, не имеет права на выходное пособие, вам это известно.

— Но я вынужден уволиться. Если так, я могу изменить решение и не увольняться по своей воле, пусть доктор Вайн-стоун уволит меня, тогда я смогу подать на него в суд.

— Вы не будете подавать в суд, на это могут уйти годы!

— Конечно, мне этого не хочется делать, но я проработал здесь пять лет и пострадал незаслуженно, вы знаете мою историю. Кстати, у вас была возможность познакомиться с черновым вариантом жалобы, которую составляет мой адвокат.

— Да, я читал.

— Почему Вайнстоун только в 1998 году разглядел Сорки? Разве тот не допускал ужасных ошибок раньше? Манцура он пытается спасти до сих пор. Получается, я спас госпиталь, разоблачив двух хирургов-убийц. Неужели вы не понимаете, почему я заслуживаю крупного выходного пособия?

— Доктор Зохар, — засмеялся Ховард, — вы считаете меня наследником Ротшильдов? Это всего лишь малорентабельный городской госпиталь Бруклина, у нас нет крупных денежных сумм! Все, что я могу для вас сделать — платить вам в течение следующего полугодия при условии, что вы уходите немедленно.

«Ховард может купить меня трехгодичной зарплатой, я сделаюсь тогда финансово независимым, смогу дать образование детям и стану свободным как птица… Меня нельзя купить за гроши, я психопат, как и Ховард, только другого сорта, с каким он никогда не сталкивался. Я медик из „комитета бдительности“, Сорки прав, я вирус».