— Хорошо, я зайду.
— Я слышала о вашей стычке с доктором Сорки в операционной.
— К черту Сорки! — обрубил я, избегая расспросов. Мой тон был отвратителен, сегодня не мой день. Анн уступила мне дорогу.
«Лоренс Вайнстоун, доктор медицины, председатель хирургии» — медная табличка на тяжелой красного дерева двери. Я постучал и вошел как обычно, без паузы. У Вайн-стоуна был огромный угловой кабинет, в два раза больше моего, мне всегда казалось, что я захожу в средневековый зал. Окна занимают две стены и направлены на Бруклин. Непомерных размеров мебель, африканские и азиатские сувениры и огромный стол из красного дерева заполняют почти все пространство кабинета.
За столом, листая журналы, сидел председатель хирургии доктор Вайнстоун, близкие люди звали его просто Ларри. Ему было уже прилично за шестьдесят. На голове лысина, обрамленная венчиком тонких седых волос. Невысокий и коренастый, хорошо упитанный, с пухлым, но приятным лицом. Не жена ли мне однажды сказала, что он ей напоминает хомяка?
На характерном для нашей нации носу сидели большие очки с толстыми стеклами, тяжелый двойной подбородок касался ярко-красного галстука «от Руччи». Председатель был безукоризненно одет в темный костюм, консервативную белую рубашку, на ногах итальянские ботинки. Гардероб из Лондона или Парижа, где он бывал, или из лучших магазинов Манхэттена, с распродаж, разумеется…
Я познакомился с Вайнстоуном в 1995 году, когда он принял меня на работу из Миннесоты. Интересная личность — об истории его жизни можно писать книгу! Как-то в воскресный день зимой мы сидели у камина в его доме, построенном на берегу залива в местечке, упомянутом в «Великом Гэтсби». Он долго рассказывал нам о себе, его короткие ноги свисали с кожаного дивана. Мы потягивали из бокалов ужасно сладкое токайское вино и слушали историю на совершенном английском языке, правда, с центральноевропейским произношением.
Он был единственным сыном в семье Вайнштейнов, представителей среднего класса Румынии. Вторую мировую им удалось пережить в Бухаресте, но потом пришли русские, у власти оказались коммунисты. Лео, или Леопольд Вайнштейн — так его тогда звали, был отправлен родителями в Канаду. Отец снабдил его номером своего довоенного счета в Женеве. Деньги позволили Лео поступить в прекрасную школу-интернат в Оттаве. Маленький, смуглый и полный мальчик оказался среди канадских англосаксонских протестантов, высмеивающих его румынский акцент и неспособность к спорту. Видно, тогда он развил в себе толстокожесть и способность выживать и обходить других. Качества эти поддерживались остроумием, мудростью и удивительным личным обаянием.
Затем была медицинская школа в Торонто и хирургическое обучение в лучших центрах Англии, где Вайнстоун получал личные наставления от хирургических гигантов. В конце шестидесятых он прибыл в США для рези-дентуры в Бостоне и многообещающей преподавательской деятельности на Среднем Западе. Когда ему исполнилось сорок, он возглавил отдел оперативной хирургии в госпитале Джуиш-Айленд, став одним из самых молодых председателей хирургии. На этой должности он находился почти двадцать лет.
Доктор Вайнстоун отложил свой журнал, посмотрел поверх очков и улыбнулся мне.
— Как поживаешь, Марк?
Я устал, меня только что выгнал из операционной жадный ублюдок Сорки, и я все еще был зол. Впереди плохой тошнотворный день!
— Спасибо, хорошо. Вы хотели меня видеть?
— Я только хотел поговорить с тобой по поводу моей лекции, возможно, ты мне поможешь.
Присмотревшись, он заметил следы от маски. — Ты уже оперировал сегодня?
— Всего лишь простое кровотечение из верхних отделовЖКТ, вероятно, из дуоденальной язвы. Силверштейн разбудил меня в четыре утра, я начал оперировать с Радецки.
Мой тон стал более сердитым.
— А потом больной был похищен Сорки! Чудовище вынудило меня уступить выгодного клиента, а эта сука Мак-фадцен позволила ему это сделать!
— Спокойнее, Марк. — Вайнстоун оперся на стол ивстал. — Так и инфаркт можно заработать.
Вайнстоун обошел стол и взял меня за локоть, он брал каждого собеседника под левый локоть—это была часть его обаяния. Он повел меня к шикарному кожаному дивану.
— Сколько раз я Тебя просил не относиться к такимвещам настолько серьезно?
Мне не хотелось ему отвечать.
— Посмотри на меня, Марк, думаешь, у меня нет поводов для расстройства?
— Но, доктор Вайнстоун, — сказал я, сопротивляясь его успокаивающим словам, — так дальше продолжаться не может! Раньше они похищали наших пациентов в приемном отделении, а теперь прямо в операционной!
Вайнстоун замахал руками и заговорил тише.
— Сбавь свой голос, иначе нас услышат секретари, мы никогда не знаем, кто находится за дверью, насколько мне известно, этот кабинет прослушивается.
— Ты видел новые лампы? — указал он на потолок, пробуя отвлечь меня. — Правда, хорошие? Только Ман-цур может выжать деньги из Ховарда на реконструкцию, я тебе говорил, что Манцур немало делает как вице-председатель. Твой кабинет тоже будет отремонтирован, Манцур обещал, ты должен будешь выбрать новую мебель, подумай и об обоях.
— Я не нуждаюсь ни в каких обоях от Манцура.
— Марк, посмотри на меня. Ты думаешь, я глуп? — Вайнстоун положил руку мне на плечо.
— Не думаю.
Он смотрел мне прямо в глаза, моя совесть позволила ответить ему тем же.
— Я не новичок в этих делах, работаю председателеммного лет. Сколько ты здесь? Четыре года?
— Три с половиной, — поправил я.
— Я — пять лет.
Он снял очки и начал полировать их кончиком галстука.
— Кажется, прошло немало лет, с тех пор как я оставилгоспиталь Джуиш-Айленд, — он глубоко вздохнул. — Тыдумаешь, я не знаю, кто такие Манцур и Сорки?
Мне это начинало надоедать, я чувствовал, что он сейчас начнет шаблонное нравоучение, которое я не раз слышал и могу повторить почти дословно.
— Так вы хотите, чтобы мы продолжали терпеть этодерьмо? Чем дальше, тем хуже.
Вайнстоун проигнорировал мои слова:
— Марк, в этом нет ничего удивительного, госпиталей, подобных нашему, полно по всей стране. Есть несколькоочень хороших хирургов, много средних хирургов и несколько подобных Сорки.
Он не упомянул Манцура, он никогда не сравнивал старого Манцура с Сорки. Однако я был не согласен и добавил:
— И Манцуру тоже.
— Как ты думаешь, сколько лет Манцур и Сорки оперируют здесь?
— Не знаю точно, около двадцати.
— Вот видишь, сколько лет от них страдают пациенты. Ты думаешь, что мы можем остановить их за один день? Они ошибались не раз и продолжают ошибаться. Наша задача — обучать резидентов и развивать академическую атмосферу, которая постепенно должна будет изменить обстановку. Это займет время. Мне потребовалось почти двадцать лет, чтобы изменить хирургическую службу в госпитале Джуиш-Айленд. Я начал терять терпение.
— Я согласен с тобой, что Сорки является проблемой, мы будем решать с ним рано или поздно. Но я еще раз тебе говорю — ты должен идти на компромисс. Даже Сталинподписал договор о ненападении с Гитлером.
«Хороший пример, договор, заключенный Сталиным, не помог избежать самой кровопролитной войны». Я не стал напоминать ему об этом…
Беверли, исполнительный секретарь Вайнстоуна, прервала урок истории о Второй мировой войне. Она вошла как всегда без стука.
— Доктор Вайнстоун, — начала она глубоким воркующим голосом. Мой коллега Чаудри как-то пошутил, что слышал ее голос в службе «секс по телефону», от такой женщины всего можно ожидать.
— Звонили из Медицинского правления, доктор Сорки напоминает вам об обеде с ним и доктором Манцуром. Они хотят знать, сможете ли вы прийти в среду в ресторан «Марко Поло» в шесть тридцать. Я сверилась с вашим расписанием — время подходящее. Могу я сказать, что вас это устраивает?
— Спасибо, Беверли. Скажите им. Кто записан ко мне на прием?
Она, не заглядывая в ежедневник, ответила: