Проклятый мальчишка опять расшвырял их по всему дому. А мне казалось, он уже вырос из этого возраста. Ну ничего, он узнает, как бросать шарики на лестнице!

В ярком лунном свете, льющемся в окно, я увидел один из этих шариков. Правда, он не лежал себе спокойно, а двигался. Он быстро полз — не катился, а полз! И было еще много таких шариков, бегающих по полу. Блестевших в лунном свете золотых шариков.

Но это еще не все. В центре комнаты стоял холодильник!

Звонок продолжал громко трезвонить. Поднявшись, я отшвырнул лампу и двинулся к двери на кухню. Элен что-то кричала за моей спиной, стоя на лестнице.

Открыв дверь, я побежал босиком вокруг дома по мокрой от росы траве.

Возле глыбы дергалась изумленная собака. Она ухитрилась запутаться ногой в одном из дурацких проводов, и теперь танцевала на трех лапах, пытаясь освободиться.

Я заорал на нее, вложив в ругань все свое раздражение. Пес резко дернулся и освободился, потом побежал прочь по улице, болтая ушами.

Звонок захлебнулся.

Повернувшись, я поплелся к дому, чувствуя себя последним дураком.

Неожиданно я вспомнил холодильник, стоявший посереди комнаты. Здесь что-то не так, подумал я. Он был на кухне, и никто его не передвигал. Во-первых, не было никаких причин тащить его в комнату — его место на кухне. Никому бы и в голову не пришло его двигать, а если бы и пришло, то от поднятого шума проснулся бы весь дом.

Нет, это мне просто почудилось. Проклятый камень и жуки довели до ручки, и мне уже стало мерещиться черт знает что.

Но оказалось, что нет.

Холодильник стоял в центре комнаты. Штепсель был выдернут из розетки, шнур валялся на полу. Вытекшая из холодильника вода впиталась в ковер.

— Мой ковер! — завопила Элен. — И вся еда пропадет…

По ступенькам спускался спотыкающийся и сонный Билли.

— Что случилось? — спросил он.

— Не знаю.

Я чуть было не сообщил ему о бегающих по дому жуках, но вовремя остановился. Не стоило еще больше заводить Элен.

— Давайте поставим этот сундук на место, — предложил я насколько мог небрежно. — Втроем мы справимся.

Пыхтя и сопя, мы водворили холодильник на место и включили. Элен, отыскав тряпку, взялась за спасение ковра.

— А кто был у камня, пап? — спросил Билли.

— Собака, — ответил я. — И никого больше.

— Я с самого начала выступала против этой затеи, объявила Элен, стоя на коленях и промакая ковер тряпкой. — Сплошная глупость! Никто бы этот камень не украл. Эту штуку просто так не поднять и не унести. Твой Артур Белсен просто псих.

— Тут я с тобой согласен, — уныло подтвердил я, — но он человек добросовестный и целеустремленный, и в голове у него одни механизмы…

— Мы всю ночь не сомкнули глаз, — сказала она. — Нам предстоит еще не раз вскакивать и выпутывать из проводов бродячих кошек и собак. И я не верю, что этот камень из агата. Почему я должна верить Томми Гендерсону?

— Томми разбирается в камнях, — сказал Билли, стойко защищая честь своего приятеля. — Если он увидит агат, то ни с чем не спутает. У него дома этих агатов — целая коробка из-под ботинок! Он их сам нашел!

Спорим-то мы о камне, подумал я, хотя, положим, прежде всего нас должен волновать холодильник, его непонятное перемещение. И тут мне в голову пришла мысль — смутная, ускользающая, возникшая неизвестно откуда.

Я попытался отогнать ее, как назойливую муху, но она вернулась, впилась в меня и зажужжала прямо в голове:

«Что если есть какая-то

связь

между холодильником и жуками?»

Элен поднялась.

— Вот, — с вызовом произнесла она, — это все, что я смогла сделать. Надеюсь, ковер не придется выбрасывать.

«Но жук, — подумал я, — жук не может сдвинуть холодильник. Ни один жук, ни тысяча. Более того, ни один жук не захочет этого делать. Жукам наплевать, где он стоит — в кухне или в комнате».

Элен вела себя по-деловому. Она повесила сушиться мокрые тряпки, потом прошла в комнату и выключила свет.

— Можно ненадолго прилечь, — сказала она. — Если повезет, может быть, удастся задремать.

Я подошел к приколоченному возле кухонной двери звонку и выдрал из него провода.

— Вот теперь, — сказал я, — мы попробуем уснуть.

Если честно, то на это я не надеялся. Я решил,

что всю ночь буду думать о холодильнике…

В половине седьмого меня разбудил оркестр Белсена.

Элен села и заткнула уши.

— Боже, только не это!

Я поднялся и закрыл окно. Стало немного тише.

— Накрой голову подушкой, — посоветовал я.

Одевшись, я спустился вниз. Холодильник по-прежнему стоял на кухне, так что претензий к нему не было. По полу ползало несколько жуков, но они ничего не грызли, не ломали и не дырявили.

Я приготовил завтрак, потом отправился на работу. Уже второй день я приходил в контору спозаранку. Если так пойдет и дальше, сказал я себе, соседи непременно соберутся и вышвырнут отсюда Белсена вместе с его симфонией.

Дела шли неплохо. За утро я заключил три контракта на страховку и. договорился о четвертом.

Когда я вернулся в контору после обеда, меня уже поджидал некий тип с безумными глазами.

— Вы Мардсен? — брякнул он. — Тот, у которого агатовая глыба.

— Так мне сказали, — ответил я.

Человек этот был невысок, одет в потрепанные брюки цвета хаки и грубые ботинки. На поясе висел геологический молоток — одна из тех штук с молотком на одном конце головки и острым отбойником на другом.

— Я услышал о нем, — сказал человек возбужденным и немного воинственным тоном, — и не смог поверить. Таких больших агатов не бывает.

Мне не понравился его тон.

— Если вы пришли сюда спорить…

— Вовсе нет, — сказал он. — Меня зовут Кристиан Барр. Как вы поняли, я геолог-любитель. Увлекаюсь этим делом всю жизнь. У меня большая коллекция. Призы на множестве выставок. И я подумал, что если у вас такой образец…

— И что?

— Словом, если у вас такой камень, я мог бы его купить. Но сначала мне надо на него взглянуть.

Я нахлобучил шляпу.

— Пошли.

Увидев камень, Барр закружил вокруг него, впав в транс. Он слюнявил палец, смачивая гладкие места валуна. Он наклонялся, любовно разглядывая его. Он щупал. Он бормотал что-то себе под

нос.

— Ну? — спросил я.

— Это агат, — сказал Барр, затаив дыхание. — Очевидно, цельный, одной глыбой. Посмотрите на эту неровную, пупырчатую поверхность — это обратный отпечаток вулканической полости, внутри которой он образовался. А здесь — характерная крапчатость. И в тех местах, где поверхность надколота, видны раковинообразные вкрапления. И, конечно, есть признаки ленточности.

Он отцепил от пояса молоток и слегка стукнул по глыбе. Она загудела, словно огромный колокол.

Барр застыл, у него отвисла челюсть.

— Тут что-то не так, — объяснил он, как только пришел в себя. — Звук такой, словно камень полый.

Он стукнул еще раз. Глыба вновь загудела.

— Агат — удивительный камень, — сообщил он. — Тверже самой лучшей стали. Вы могли бы сделать из него колокол, если бы только сумели его обработать.

Он прицепил молоток к поясу и, пригнувшись, стал осматривать глыбу со всех сторон.

— Возможно, это «громовое яйцо», — пробормотал он. — Нет, не может быть. У «громового яйца» агат находится внутри, а не снаружи. К тому же агат — ленточный, а подобные в «громовый яйцах» не встречаются.

— Что такое «громовое яйцо»? — спросил я, но он не ответил. Сидя на корточках, он разглядывал нижнюю часть глыбы.

— Мардсен, — спросил он, — сколько вы за него хотите?

— Назовите сумму сами, — ответил я. — Понятия не имею, сколько он может стоить.

— Даю тысячу за такой, какой он есть.

— Не согласен, — отрезал я. Не скажу, что этого было мало, но в принципе глупо соглашаться с первой же названной суммой.

— Не будь он полый, — рассуждал Барр, — то стоил бы гораздо дороже.

— Вы не можете знать наверняка, полый он или нет.

— Вы же сами слышали, как он звучал.