Он пил чай, лакомился приторными оладьями и внимал ее безумным историям о плавании по реке, ежеминутно убеждаясь в том, как слабо она разбирается в системе управления в Слиянии. Например, она ошибочно считала, что Заново Рожденных не допускают до новейших технологий, и не могла взять в толк, почему в Сенше отсутствует правительство. Получается, что Дрин — абсолютный властитель? По какому праву?

— Дрин всего лишь администратор. Властью его наделяют сами горожане, и проявить себя он может только по особым случаям — например, на парадах, которые он обожает. Более серьезными возможностями обладают магистраты: они разбирают споры между соседями и назначают наказания. Жители Сенша, чуть что, затевают спор, и это приводит порой к неприятным результатам…

— Вы имеете в виду убийства? В таком случае люди здесь не так невинны, как вы утверждаете. — Она что-то схватила над столом. — А это что? По какому праву действуют эти маленькие шпионы?

Она держала в пальцах бронзовый летательный аппарат, который отчаянно пытался освободиться.

— Это часть системы жизнедеятельности Слияния.

— Дрин тоже ими пользуется? Пожалуйста, расскажите все, что знаете.

В результате Нарьян рассказал ей больше, чем собирался. Однако сама она отказалась поведать ему о межзвездном путешествии и о причинах своего бегства с корабля. День за днем он вежливо, но настойчиво побуждал ее приоткрыть завесу тайны. Он даже побывал в храме и запросил сведения о ее путешествии, но все они оказались давно похороненными под завалами происшедших за миллионы лет событий разной степени важности. Когда Нарьян проявил настойчивость, система закапризничала, как ребенок, и без предупреждения прервала контакт.

Нарьян не удивился. Ведь путешествие началось пять миллионов лет назад или даже раньше, иначе корабль не успел бы побывать в соседней галактике и вернуться обратно…

Впрочем, он выяснил, что, едва прилетев, экипаж предпринял попытку продать свои открытия, как поступает купец, приплывший с заморскими диковинами. Возможно, Ангелице захотелось заработать на своих знаниях; возможно, именно поэтому спутники стремились вернуть ее на корабль, хотя на Слиянии все равно не существовало агентства, которое помогло бы заключить подобную сделку. Знания имели строго ограниченное хождение.

И все же у Ангелицы появились почитатели, подобные последователям блаженных, которые, заявляя о своем родстве с Хранителями, скитались по бесконечному побережью Слияния. Сторонники Ангелицы не покидали ее ни на минуту. Все они были молодыми мужчинами, и это обстоятельство представлялось Нарьяну зловещим. Все они повязали головы белыми лентами с начертанными Ангелицей архаичными письменами, превосходящими древностью все расы Заново Рожденных. Смысл этих надписей она отказывалась объяснить.

По мнению жены Нарьяна, сам он тоже не избежал чар. Ее не устраивал сам факт появления Ангелицы, поэтому она называла ее призраком и считала крайне опасной. Возможно, она была недалека от истины. Она была мудрой и волевой женщиной, и Нарьян привык доверять ее советам.

Нарьян верил в свою способность улавливать малейшие сбои в ритме города. Он выслушал старика, умиравшего от катара внутренних органов — напасти, поражавшей большинство горожан на четвертой сотне лет. Умирающий принадлежал к тем немногим, кто путешествовал за пределами города: ему довелось побывать на севере, где на болотистых берегах существовал подземный город, построенный другой, заносчивой расой. Рассказ его длился целый день. Весь этот день Нарьян терпел духоту в комнате, обложенной пыльными коврами и освещенной единственной тусклой лампой. Под конец старик вдруг заявил, что не совершал никаких путешествий, что ничего замечательного в жизни не видел, и Нарьян не смог его утешить. На следующий день родились два младенца — редчайшее событие, ставшее поводом для общегородского праздника. Однако под тонкой тканью праздника ощущалось напряжение, какого Нарьян прежде не знал: ему казалось, что среди веселящихся неизменно присутствуют последователи Ангелицы.

Перемену почуял и Дрин.

— Произошло несколько неприятных случаев, — признался он Нарьяну, удивив того небывалой откровенностью. — Пока что ничего особенного. Один из храмов был осквернен странными письменами, наподобие тех, что начертаны на лентах ее последователей. Компания молодежи разгромила рынок, перевернув прилавки. Я попросил магистратов не наказывать провинившихся, чтобы не превращать их в мучеников. Пусть пострадавшие сами судят своих обидчиков, если пожелают… А еще она произносит речи. Хочешь послушать?

— Это обязательно?

Дрин небрежно отбросил стакан, зная, что дежурный механизм все равно его подхватит, не дав разбиться. Они сидели на балконе воздушного жилища Дрина, взирали на Великую реку и на ближнюю оконечность мира. На горизонте виднелась длинная двойная линия — там клубились белые водопады. Был полдень, и залитый солнцем город выглядел безмятежным.

— Ты уже наслушался ее болтовни, так что тебе она не опасна, — проговорил Дрин. — Вообще-то это не проповедь, а сплошной туман; судьба, пренебрежение обстоятельствами, самосовершенствование, возможность воспарить, схватившись руками за собственные ступни…

Дрин презрительно махнул рукой. Его собственные ступни были, как всегда, босы, длинные пальцы ног обхватывали перила, на которые он присел.

— Вдруг она захочет стать правителем города?.. Если ей это нравится, пусть попробует. Пока здесь не окажется корабль… Тебе известно, где она сейчас?

— Я был занят… — ответил Нарьян неопределенно и подумал с любопытством: «А ведь жена права!»

— Я знаю историю, которую ты выслушал последней. Раньше я думал, что этот человек, вернувшись, принесет в наш город войну. — Хохот Дрина был похож на птичий клекот. — Женщина там, на краю света. Она уплыла вчера на лодке.

— Уверен, что она вернется, — проговорил Нарьян. — Иного не дано.

— Полагаюсь на твою мудрость. Ждешь от нее любопытного рассказа? Выпей еще. Не торопись, побалуй себя.

С этими словами Дрин взмыл в воздух и исчез среди огненных ветвей дерева, простершихся над балконом.

По мнению Нарьяна, Дрин совершал ошибку, не усматривая опасности в деяниях Ангелицы. При этом Нарьян понимал истоки его безразличия. Деяния эти выходили за пределы житейского опыта; Ангелица вообще находилась за пределами опыта всего Слияния. Войны за Перемены, бушевавшие там и сям по всей протяженности Слияния, имели не идейный, а эсхатологический характер. Их порождало социальное напряжение, возникавшее из-за несовместимости природных и привитых генов, и расы Заново Рожденных начинали совершенно по-другому воспринимать все сущее. Однако то, что творила пришелица, коренилось в эпохах, предшествовавших Хранителям, их программе по созданию новых рас и завершению человеческой истории. Нарьян только начинал понимать все это, когда услышал от Ангелицы, что поманило ее на край света…

Вернувшись с края света, женщина по имени Ангелица первым делом поспешила к Нарьяну. Был теплый вечер, тот послезакатный час, когда улицы заполняются дружелюбными голосами, соседскими приветствиями, криками торговцев фруктовым соком, жареной кукурузой, всевозможными сластями.

Нарьян слушал ученика, сына магистрата, зачитывавшего отрывок из пураны, в котором Хранители заселяют галактику своими творениями. Паренек был рослый, неуклюжий и хмурый: он не оправдывал ожиданий своего папаши, не проявлял вдумчивости и предпочел бы коротать время с дружками за пивом, вместо чтения древних сказаний на давно умершем языке. Он горбился над книгой, водил пальцем по строчкам, с грехом пополам переводил хриплым голосом неподатливый текст. Нарьян слушал его в пол-уха, прерывая только для того, чтобы исправить особенно неуклюжую фразу. В кухне на противоположном конце квартиры жена монотонно подпевала радио.

Женщина бойко взбежала по винтовой лестнице, оставив внизу уличный шум. Нарьян понял, кто к нему пожаловал, еще до того, как она появилась у него на балконе. Для сына магистрата это, наоборот, стало такой неожиданностью, что он выронил книгу. Нарьян отпустил его, и он с облегчением убежал, чтобы, встретившись с дружками в сияющей неоном пивной, поведать им о приключившемся с ним чуде.