— Людочка, — сказал Игнат. — Мне бы глюкозы. Инъекцию делать пора.

Последнее он добавил специально для бдительного стража, мол, никакого ЧП не произошло, во всех делах привычная рутина. Однако обмануть милицейского сержанта не удалось.

— Нуте-ка, что у вас там?… — потребовал он, увидав, что на свет появились ампулы и одноразовый шприц.

— Глюкоза, — простодушно объяснила Людочка, демонстрируя коробку.

— Ага, можно подумать, я не знаю, какую именно наркоту глюкозой зовут! Давайте-ка к начальству. И вы тоже, — повернулся он к Игнату.

В кабинете дежурного врача сидели еще двое милиционеров и непременный в таких случаях человек в штатском. Милиция расположилась на диване, штатский за письменным столом, а Леночка — Елена Михайловна — на стуле посреди комнаты.

— Вот, — доложил конвоир, — задержал. Что-то она ему колоть собиралась.

— Елена Михайловна, — взмолился Игнат, нарочито не обращая внимания на посторонних, — глюкоза нужна, ноги не держат…

Леночка резко поднялась, усадила Игната на свое место, закатала рукав, не глядя, словно с полки, забрала лекарство из рук милиционера, сама сделала инъекцию.

— Люда, идите на пост.

— А вы останьтесь, — сказал штатский, глядя на Шомняка. Коробочку с ампулами он внимательно осмотрел и оставил лежать на столе.

— Тогда эти пусть встанут, — потребовал Игнат. — Мне прилечь надо.

Подчиняясь кивку штатского, милиционеры встали и заняли позицию у дверей.

— И кто вы здесь, пациент или сотрудник? — поинтересовался следователь.

— Санитар, — ответил Игнат, прикрыв глаза и откинувшись на кожаный валик.

— Любопытные у вас санитары, которым среди ночи требуются инъекции глюкозы, — очевидно, это было сказано дежурному врачу.

— А вы к нам пойдете работать? — задала контрвопрос Леночка. — Давайте, мы с удовольствием примем санитарами вас и всех ваших сотрудников. А пока вы еще не согласились, у нас будет работать Игнат Кузьмич, даже если по ночам ему придется колоть глюкозу.

— И где же вы, Игнат Кузьмич, прятались?

— Я не прятался, я спал. В лаборатории возле сестринского поста топчан есть, ну, я и прикемарил малость, пока тихо.

— Так прикемарил, что глюкоза понадобилась… Замечательно. Давайте посмотрим, что в вашей лаборатории творится.

— Туда без сотрудников нельзя, — быстро сказала Леночка. — Туда даже врачи не заходят.

— А он там спит. Замечательно!

— Я там лаборант на полставки, — пояснил Игнат, — поэтому у меня ключ есть. И потом, я ничего не трогаю, просто сплю.

— Мы тоже ничего трогать не будем. А опечатать вашу лабораторию нужно, чтобы там, не дай бог, еще кто-нибудь спать не улегся. Вы как, идти сможете или без вас опечатывать?

— Смогу.

Все пятеро прошли через отделение и остановились у дверей лаборатории. Дверь была не заперта и открылась, едва следователь потянул за ручку. Игнат включил свет.

Милиционеры в помещение не вошли, остановились в дверях, уважительно оглядывая забитое приборами помещение.

— Впечатляет, — признал следователь. — И чем вы тут занимаетесь?

— Будто сами не знаете, — буркнул Игнат. — Психокоррекцией.

— А вам известно, что несанкционированное проникновение в чужую психику запрещено?

— Так то несанкционированное. У нас все по закону.

— И как вы эту психокоррекцию осуществляете?

— Я откуда знаю? Мое дело — электроды налеплять.

— Красиво врешь, — заметил один из милиционеров. — Одного не учел, пострадавшие твой фоторобот нарисовали и на очной ставке тебя признают, можешь не сомневаться.

— Где это они меня могли видеть? — возмутился Игнат. — Во сне, что ли? Так ментальные образы со снами практически не коррелируют.

— Во как заговорил лаборант, — заметил следователь. — Профессору так говорить впору. А пострадавшие тебя именно во сне видели.

Игнат добавил в голос злоумышленно-уголовных интонаций и хрипло произнес:

— На пушку берешь, начальник. Каждый лох знает, что, проникнув в подсознание, врач может принять там любой облик, хоть родной мамы, хоть огнедышащего дракона. И вообще, во сне меня видели, во сне и ловите.

— Поймаем, не беспокойтесь.

— А как же несанкционированное проникновение?

— А мы с санкции прокурора.

— Прокурор не может дать такого разрешения. А то вы влезете в чужую душу в милицейских сапогах и такого там наворотите, что после вас только под тяжелую психиатрию.

— А после тебя?

— Я в чужую душу не лезу. Мое дело — электроды налеплять.

— Это я уже слышал. И про изменение облика я знаю, хотя и не лох. А еще я знаю, что ваш брат старается пользоваться собственным обликом, но малость подкорректированным, покрасивше да посупер-менистей. Опять же физические недостатки исчезают. Поэтому на психокоррекцию идут в основном люди убогие, которым не чужие недостатки исправлять, а со своими бы разобраться. В чужом сознании этот специалист прыгает, как кузнечик, а наяву без глюкозы ног не волочит. Я понятно излагаю?

— Ничего удивительного, — заметил Игнат, — подобное было всегда и, думаю, впредь будет так же. Классический пример — Сабина Шпильрейн: из пациенток доктора Юнга она прямиком попала в светила психоанализа.

— Понятно. Кто сам ничего не может, тот идет учить и лечить других. Возможно, так было всегда, но впредь так не будет. Закон как раз и охраняет нормальных людей от лечения такими, как вы.

— Послушайте, — сказал Игнат. — Вы меня, кажется, еще не арестовали и даже не предъявили никакого обвинения. Поэтому давайте всю вашу ругань отложим на потом. А пока объясните, на каком основании вы сюда вторглись.

— Объясняться я буду с вашим начальством, а вам, как вы верно заметили, буду предъявлять обвинения.

— Прямо сейчас, в четвертом часу утра?

— Почему бы и нет? Вы не дома, а на работе. Простите за каламбур, у вас сейчас рабочая ночь. Опять же взяты с поличным, в лаборатории…

— Я здесь спал. Так что инкриминировать мне можно только нарушение правил внутреннего распорядка.

— Это вы на суде объяснять будете.

— Тогда отметьте в протоколе, — зло сказал Шомняк, — что в лаборатории меня никто не видал, поскольку ваш сотрудник не за коридором следил, а, пользуясь служебным положением, вел фривольные разговоры с дежурной медсестрой. И не забудьте отметить, что вся аппаратура в лаборатории выключена.

— Не вся, — следователь вытащил приборчик, более всего похожий на обычный наладонник, и указал на светящийся зеленый огонек. — Видите, индикатор говорит, что здесь и сейчас что-то включено. И я, кажется, знаю, что именно.

— Можете выбросить ваш индикатор на помойку. Я лично все здесь обесточил еще с вечера.

— С вашего позволения, я пока подожду это делать. А вы, в свою очередь, подумайте, не желаете ли вы в чем-либо признаться? Чистосердечное признание… в общем, не мне вам объяснять.

— Чистосердечно признаюсь, — с невинной улыбочкой ответил Игнат, — что, проснувшись, я не успел сходить в туалет, и если я не сделаю этого сейчас, то могу описаться.

В памяти невольно возникла алюминиевая миска с макаронами и струйка мочи… Путешествие в чужое подсознание долго не отпускает исследователя, так что неподготовленный человек порой не может отличить, где его собственные мысли, а где наведенные образы. Не только врач действует на пациента, но и пациент действует на врача; в психологии и психиатрии это особенно заметно.

— Сейчас сходите. И все же, повторяю, не хотите ли в чем-либо признаться?

— Кто повторяет, — произнес Игнат поговорку времен детства Лидии Андреевны, — тот в уборную ныряет.

Опять фиксация на анальной стадии. Психологи, особенно молодые и энергичные, любят твердить, как далеко продвинулся психоанализ со времен Фрейда, но все же истины, открытые патриархом, то и дело напоминают о себе. Недаром любимая прибаутка Игната Шомняка: «Дедушка Фрейд был бы доволен».

— Замечательно… — дребезжащим голосом произнес следователь. — Сейчас сдадите вашу технику, подпишете протокол и можете отправляться нырять, куда захотите.