Когда Савва увидел на пороге дома племяшку…
Сердце на миг екнуло, пропустив удар, сжалось в комок, а потом снова принялось отсчитывать глухой ритм….
– Что…?
Хотя мог бы и не спрашивать, и так все видно.
Девочка вся бледная, одной рукой тянет за собой мальчишку, в другой руке шкатулка из дерева… сам Наденьке дарил.
Он тогда ведь ничего подарить ей не мог – ну что он сделает для торы? Та любой подарок купит…
Только хотелось.
Шкатулку дарил, гребень… сам из дерева вырезал. Вот и…
Мальчишка в шаль закутан так, что одни глаза видать, весь дрожит…
Савва подхватил его на руки, кивнул Матрешке.
– Заходи, давай, да рассказывай.
Через полчаса Савва кивнул своим мыслям. Погладил Гошку по голове.
– Ты кушай, внучок. Вареньице вот, бери, клюква была, что вишня, сладкая… блинчик скушай, да чайком запивай. А то простынешь, с меня твоя бабушка шкуру спустит…
Не надеялся он ни на что.
Но не говорить же малышу правду? Нельзя…
Судя по тому, что рассказала племяшка… спасать – некого. Остается только сделать, что Наденька просила. Отвезти мальца в город, да и поселить в доме, который уж куплен. Но…
Но!
А кто с ним там жить будет?
Думал Савва недолго.
Оставлять мальца у себя? Ох, ненадежно это… его видели. Его знают. Прислуга-то у тора была все своя, из деревенских… думаете, никто мальчишку не признает?
Да еще как!
И не выдадут его?
Не выдадут Савву?
В такое счастье мужчина не верил. Мальчишку НАДО везти в город. А вот с кем…
Раздумывал Савва недолго. Часа не прошло, а он уже был в деревне. И стучался в маленький домик на окраине.
– Дунька, дело есть!
Вдова Евдокия визиту удивилась искренне. Савва к ней не захаживал. Хотя… между нами…
Вдова же!
Но не труп!
Случалось иногда… заворачивали к ней по ночи мужики… Евдокия о своих делах помалкивала. А чего болтать? Случается иногда… по слабости женской. То одного приветишь, то второго…
А как выжить?
Муженек-то с дури, считай, помер! На рыбалку пошел, да по синему льду. Бахвалился перед друзьями лихостью… под лед и провалился. Застудился, да и помер, а ей одной век вековать… детей поднимать! Шестеро осталось, мал мала меньше!
Выкорми, поди!
Савва, кстати говоря, к ней никогда не захаживал. Верность супруге хранил. Евдокия его за это уважала, а потому и сейчас не подумала, чего плохого. И дверь открыла.
– Почто пожаловал Савватей?
– Разговор есть… жена говорила, Ксюха у тебя с цепи сорвалась.
Евдокия помрачнела.
Сама-то она была осторожна. А вот дочь…
Дура!
Бывают такие девки, которые умнее всех! И учи их розгами, не учи… насмерть забить можно, а ума вложить не выйдет. Ксения была именно из таких.
Еще в четырнадцать рослая красивая деваха прыгнула в постель к тору Алексееву. На свадьбу она не надеялась, о чем думала – непонятно. Лето они с тором прокувыркались, потом Илья уехал, а Ксюха осталась. И дурная слава при ней.
Переспать с ней – переспали, на том все и закончилось. Хотя огорченной Ксюха и не выгладела, но кто тех баб знает?
Потом девчонка пошла по рукам.
Чего с ней Евдокия не натерпелась! Ворота дегтем мазали, побить девку пытались, молодухи плакаться приходили… да, и дурную болезнь пару раз подцепляла деваха. А вот детей ни разу не было.
Потому и Евдокия рукой махнула.
Дети – да, дело другое. Для них можно и мать пристрОжить. А коли не получаются… бесплодное дерево?
Так пусть цветет, пока не облетело!
Может, потому и деревенские бабы девку еще не прибили? Случалось, поколачивали, бывало, за косу таскали или поленом по улице гоняли. Но здраво рассуждали, что всякое бывает…
Деревенская практичность.
Не всякий раз бабе с мужиком можно. Бывает и так, что плод скинуть опасается, или после родов все болит, а им ведь охота! Пусть и шалашовка будет, но своя, деревенская. Которая никакой заразой не наградит!
Впрочем, все было до поры. И Евдокия за дочь искренне переживала. Ведь прибьют рано или поздно, но… бывает же так! Уродится гулящая девка родне на позор – и хоть трава не расти!
– Ты почто пришел? Душу тревожить?!
– Беду твою избыть, – Савватей прищурился. – Хочешь – девку в город отошлем?
Хочешь?! Хочу!
Но – цена?
Известная крестьянская практичность тут же заставила Евдокию поднять брови.
– Почто такие милости?
– То, – Савватей опустил голову. Здесь и сейчас врать он мог невозбранно, потому как ни Евдокия, ни ее дети, ни дочь никогда Гошку не видели. Гоняли Ксюху от господского дома, что таракана тапкой. – Грешен я, Дуня…
В принципе, он и не врал. История была абсолютно правдивой.
Загулял по молодости, нажил ребенка. Чем мог – помогал, но много ли он мог? А тут Освобождение…
Мать у мальчишки умерла, отец далеко, другой родни не осталось. Зато дом есть в городе… ежели Ксюха захочет, можно туда переселиться.
Условия?
Чтобы малец был накормлен, напоен, одет и обут. Пригляд, короче. А денег Савва даст. Остались от материнской родни…
Даже и не соврал. Просто не все сказал.
Евдокия думала недолго.
– Боюсь я, Саввушка. Ксюха дурная девка, сорвется, вразнос пойдет…
– Здесь я внука оставить не смогу, сама понимаешь… а туда наезжать буду. Выбора у меня нет… потом, может, кого другого пригляжу. А сейчас хоть бы так досмотреть…
Евдокия задумчиво смотрела в окно.
– Не знаю, Савватей. Чует мое сердце, Ксюха в беду встрянет. Что здесь, что там…
Савватей пожал плечами. Он отлично понимал, что это не выход. Но выхода-то и не было! Вообще…
Если б Ирина Ивановна… или Наденька… если б они остались живы… Савва задавил острый приступ тоски. Так вот и бывает, жил, не тужил, а сейчас… сам не понимал, как важна для него тора Надежда. С ее вечной улыбкой, хлопотами по хозяйству, ее добротой… да за что ее-то!?
Сволочи!!!
Ладно б Алексеева, того и можно, и нужно! Сам бы стрельнул! А Надю?!
– Где сейчас твоя-то?
– К утру будет, – отвела глаза Евдокия.
Признаваться, что она о дочери ничего толком не знает, ни где та шляется, ни с кем… Савва понял. И кивнул.
Подождем.
А что ему еще до утра делать? Дома сидеть? Так дома-то и не лучше! Дома все будет наводить на мысли… не уберег! Не спас!
Евдокия прищурилась. С подколкой, как испокон века заведено.
– Не боишься, Савватей?
– Чего бояться-то?
– Что нехорошее о тебе подумают. Жена приревнует…
Савва от души рассмеялся.
– Дуняша, коли жена меня после стольких лет заревнует – не зря я ее выбрал!
– Жаль, ты не меня выбрал.
– Так отказа боялся…
Уютно было чаевничать у горящей лучины, перебрасываться шутками, сплетничать о деревенских делах. И Савватей сейчас ни о чем не думал. Старался не думать…
Аксинью они дождались только под утро.
Вошла, косой тряхнула… на шее синяк, в волосах солома, взгляд шальной, губы припухли… Савва подумал, что своей бы дочери всыпал за такое что вдоль, что поперек. Но то своей. А Ксюха все ж девка неплохая.
Гулящая, но по-своему честная. Не подлая.
– Мамка, ты что? Дядька Савватей, что случилось?
И не дура.
Ни на секунду не подумала, будто он по телесной надобности. И не в том дело, что они за столом сидят – плоть побаловать несложно. Сотня мелочей есть, по которым сразу скажешь, кто и с кем… только внимательнее надо быть.
Нет, Ксюха не дура, и это хорошо.
– У меня к тебе дело, Аксинья. Не к твоей матери.
– Да?
Глаза удивленные. Оно и понятно…
Полчаса у Савватея ушло, чтобы повторить, что он Евдокии рассказывал. Аксинья думала недолго.
– Я согласная. Дядько Савватей, а сколько жить-то там?
– Покамест родичи мальца не найдутся. Может, и год. Али два…
– Согласна!
Савватей и не сомневался.