– она одна жила?
– Нет, тора. У нее мать есть…
Яна кивнула.
– Дом покажешь?
– Покажу. Я все разведал… пойдем, тора?
– Нет.
Мальчишка посмотрел удивленными глазами.
– Тора?
– Ночью тот дом найдешь?
– Найду… тора, только там собака.
Яна махнула рукой.
– Разберемся…
Собака действительно не залаяла.
Евдокия мирно спала, когда к ее виску прижалось холодное дуло револьвера.
– Пискнешь – пристрелю.
– А… – задохнулась баба.
– Не бойся. Ты мне не нужна, мне надо знать, куда отправилась твоя дочь…
Каким-то шестым чувством, которое чудесно пробуждается под угрозой гибели, Евдокия поняла – лучше не врать. Ну и не стала.
– Савватей ее в город увез.
– Зачем?
– Внук у него. Сказал – родные умерши, пригляд надобен…
– И никого лучше деревенской проститутки не нашлось?
За дочь Евдокия обиделась, револьвер там, али что…
– Что б ты понимал…
– А ты объясни? – шепнула темнота. – Так, чтоб мне понятно было.
– Кто ж из баб так лесничиху-то обидит? А Ксюха, считай, отрезанный ломоть, соли, не соли, горьше не будет. Уже наплакалась… на то и Марфа не обидится. Она хоть баба крепкая, а не дура…
Яна поняла. Кивнула, забыв, что ее в темноте не видят. Деревня же!
Все связаны, где родством, где выгодой, где еще какими отношениями. И помочь Савватею с его внуком невесть от какой бабы – значит, сильно оскорбить его жену. И детей, естественно…
Кому ж охота нарываться? Кому надо свою семью подставлять? Ведь обидится лесничиха наверняка, а деревенская обида, равно как и деревенская память – крепкие. Спустя пятьдесят лет тебе пакость припомнят! Внукам твоим потычут!
Правнукам достанется нахлебаться!
А вот деревенская потаскуха семью не подставит – куда ж еще? И так ясно, что мать от нее горючими слезами плачет…
– Куда поедут – не сказали?
– Не знаю я. Савва говорил, Синедольск. А там уж…
– Адрес не называл?
– Нет. Может, и жена его не знает, не стал бы он такое говорить…
– А кому мог бы сказать?
– Не знаю я… Творец ведает, не знаю!
– Внук при нем был?
– Да…
– Видела ты его?
– Да.
– Опиши?
– Мальчишка, лет пять, может, шесть, некрупный такой, Гошкой Савватей его звал.
Оружие убралось от виска. У Яны едва рука не дрогнула… Гошка! Ее сынок! Живой!
Да она весь Синедольск по щепочке переворочает, но мальчика найдет!
– Уж не обессудь – оглушить тебя придется. Связывать – неохота, а тревогу ты поднимешь, – вздохнула Яна, метким ударом посылая тетку в нокаут.
Убивать?
Незачем.
А и связывать тоже, возиться еще… это в романах быстро. А на самом деле – наручники всяко и быстрее и лучше. На веревке пока узлы навяжешь, да еще так, чтобы клиент освободился после твоего ухода…
Нет, ни к чему.
Яна вышла из небольшого домика на снег. Посмотрела на луну, потянулась…
– Тора?
Потап ждал решения, и Яна его не разочаровала.
– Что ж, дружище, придется нам с тобой расставаться. Тебе в Матвееевку, мне в Синедольск.
– В город? Тора, возьмите меня с собой!
Яна аж рот открыла.
Здрасте-нате, рояль из-под кровати!
– Куда взять?
– В Синедольск! Тора, не бросайте?
Яна покачала головой, направляясь к околице деревни через огороды.
– А на кой ты мне там сдался?
– Тора, так сейчас ведь пригодился? И там пригожусь…
В словах мальчишки была определенная правда. Но…
– Родные что скажут?
– Нет у меня родных, тора.
– Чего?
– Батька два года тому как помер, мамка той зимой. А это дядька мой, Петр. Сами видите, родного сына он с вами не послал…
Яна видела.
И не послал, и одежда на мальчишке – она обратила на это внимание, вроде бы и добротная, но где дырка, где штопка, где еще чего… явно не так уж о парне заботятся. И отправлять его назад… что-то он и сам не рвется.
С другой стороны – тащить за собой, в неизвестность, пацана?
Мало ей родного сына, мало ей Нини… мало!? Да!?
Судя по всему – мало.
Яна рассуждала достаточно цинично. Мало ли что, мало ли кто… два человека надежнее, чем один.
Случись с ней что – парень Гошку дотащит до Нини… наверное.
Наверняка дотащит.
Сам сирота, должен понимать… ладно, поговорим с ним откровенно, посмотрим, что он скажет.
Спустя три часа в уютной постели из лапника дремали двое.
Для Яны, обладая топориком, нарубить такую "кроватку" было делом получаса. Устроить костерок, привал… а что спали вместе – так одеял у Яны не так много было. Вдвоем всяко теплее…
Яна быстро пригрелась и отключилась.
Потап, перехваченный поперек груди, на манер мягкой игрушки, лежал тихо-тихо. Он уже знал, что сон у торы очень чуткий, мигом на любой шум вскинется.
И револьвер под рукой.
Может, так оно и лучше.
Тора Яна рассказала ему все честно. И что она была далеко. И что приехала к сыну, а сына, вот, увезли. И что будет его искать… опасно это?
А то ж! Очень опасно!
Но мальчишка твердо решил пойти с торой. Ежели она родного сына не бросает… его она тоже не бросит. Тора Яна говорила все честно и прямо в глаза. Хочешь пойти вместе?
Считай, поступаешь ко мне на службу. Буду платить, справлю обнову, но буду и спрашивать.
Первое и самое главное качество – преданность. Верность и доверие. Скажу прыгать – прыгаешь. Скажу квакать – квакаешь. Не устраивает – пошел вон.
Потапа это как раз устраивало. Покамест он за торой не видел ничего дурного. Если она что и делала, так по трезвому расчету. Не с дурна ума.
Придется учиться – это для начала. Придется много чего осваивать, узнавать, и стрельбу, в том числе, и языки, и… это Потапа тоже не пугало.
Переживем…
Придется, возможно, уехать из Русины. Но Потапа не пугало и это. От руки Яны шло тепло. И… впервые за год у него появилась надежда.
Дом… Свой дом.
И люди, которым он небезразличен. Не дядька с теткой, которым нужно его имущество. А кто-то, кому нужен он сам. Пусть, как слуга. Как товарищ, компаньон… это не страшно.
Страшно – одиночество.
Сначала Яна хотела сразу отправиться в Синедольск.
Потом – опомнилась.
Конечно, оно отлично звучит! Синедольск, и там некая Аксинья и мальчик Георгий. А искать-то их где?!
Напоминаем, на улице зима, в стране война, разруха и революция, справочные службы… это раньше Аксинья, как приличная, пошла бы выправлять себе желтый билет, или местный его аналог. А сейчас ей зачем?
И околоточных не осталось. Понятное дело, мешают, гады, полноценно освобождаться. И освобождать карманы других угнетенных. А где получить справку?
Стоять на главной площади и орать благим матом в небо? Оно отзовется, Яна даже не сомневалась. Рано или поздно, снег пойдет или дождь… может, еще птичка нагадит. Но чтобы с неба бумажки с адресами падали?
Нет, такого не бывало. Манка падала, а вот бумажки – нет. Халявы не будет. Надо самой искать… а как? Кто вообще может знать адрес этого дома?
Только лесник. Или его семья…
Яна ориентировалась на себя. Чтобы отец что-то знал, а она – нет? Ребенок везде пролезет, все подсмотрит, все разнюхает и узнает. И хорошая жена тоже будет в курсе дел своего мужа.
Если лесник покупал дом, должна быть купчая, должен быть договор, должны быть еще какие-нибудь бумажки – в местном судопроизводстве Анна не ориентировалась, ну и Яна вместе с ней. И наверняка у жены был шанс осведомиться.
Яна просто ставила себя на место мужчины. Вот, он купил, приехал домой, потом он должен отдать документы торе. И сразу, с дороги, мчится, задрав хвост.
Нет?
Правильно, не помчится. Нормальная логика диктует принять ванну, выпить чашечку кофффээээ, а уж потом топать к даме. У которой есть и муж, и дочь, и куча глаз рядом, так что нужна еще определенная тайна. А доверить бумаги, к примеру, дочери и попросить отнести тайно…