Он тронулся с места, распахнул створку ворот и захлопнул ее за собой.

— Нил, пойди и разыщи Лайэма. Он должен быть где-то возле табуна пони. Скажи ему, чтобы он скакал в церковь Святого Кевина и спросил там, пришлют ли они сюда монаха.

Финнлэйт не поднялся. Од могла кормить его только понемножку, держа его голову на своих коленях и вводя ложку с похлебкой ему между губ. Иногда он лежал спокойно, иногда метался, крича и молотя кровать кулаками, но жар держался постоянно. Его кожа начала шелушиться, волосы стали тусклыми и сухими. Од молилась сама и заставляла молиться Эйр и мальчиков. Малыша она оставила у женщин в одном из других домов.

Монах явился после полудня, рослый мужчина, загорелый дочерна; Лайэм сказал, что он так быстро шел пешком, что даже пони еле поспевал за ним.

— Благослови тебя Господь, — сказал монах Мюртаху. — Аббат просил меня поблагодарить тебя за овцу, которую ты прислал нам.

— Он уже поблагодарил меня, когда я приезжал на Рождество.

Монах улыбнулся:

— А ты с подозрительностью относишься к благодарностям? Они все благодарны, и я тоже за них.

— Ты не из монастырской школы?

— Я брожу. Мой дом, если он есть вообще, Кленмакнойс. Он взобрался по лестнице, уверенно ступая по ступенькам большими ногами, и принюхался. Возле постели сидели трое ребят, и Мюртах отослал их вниз. Од отступила в угол.

— Да пребудет Господь с вами, — сказал монах. Он сел и положил крупную ладонь на щеку Финнлэйта. — Давно он в таком состоянии?

— Третье утро, — сказала Од. — Во время дождя он был бодр, но до этого болел.

Финнлэйт выглядел поразительно изменившимся по сравнению с тем, каким он был еще за день до того. Монах посидел некоторое время, разглядывая его, и Мюртах понял по его позе, что он размышлял.

— Это твой отец?

— Мой дед.

— Он приходил в себя?

— Нет, — сказала Од, — он бредит время от времени.

— Принеси немного воды.

Она принесла ведро из угла, монах опустил в него ладонь, зачерпнул горсть, перекрестил воду и, бормоча что-то, смочил Финнлэйту лоб, губы и грудь. Внизу, у подножья лестницы, одна из собак заскулила.

— Мне позвать детей наверх? — спросила Од.

Монах улыбнулся, ничего не ответил, перекрестился и, не спуская глаз с лица Финнлэйта, тихо сидел, губы его беззвучно шевелились.

Воздух в лофте казался душным и сырым. Мюртах отошел в угол лофта и сделал отверстие в соломенной крыше, стараясь, чтобы Од не заметила этого. Но она увидела.

Он снова вышел во двор. Закончил колоть дрова. Конэлл и Эйр пришли и попросили разрешить спор между ними.

— Это кукла Эйр, — сказал Мюртах Конэллу.

— Он оторвал ей ногу, папа.

Она держала в руках туловище куклы и ее ногу, пытаясь вернуть ногу на место, а потом, пожав плечами, протянула Мюртаху обе части. Он взял куклу и присел на колоду. Ноги и руки куклы были прикреплены к ее корпусу соломой, солома была порвана, конец был засунут обратно в пустое место в туловище, где были связаны на щепке все соломины. Он вытащил щепку наружу и снова привязал ногу.

— Все в порядке.

Эйр взяла куклу за спинку и задумчиво постучала по ней, потом подергала ногу.

— Скажи Конэллу, чтобы он не трогал ее.

— Я уже сказал ему.

Мюртах сурово посмотрел на Конэлла, и Конэлл грозно нахмурился. Эйр ушла, на ходу разговаривая с куклой. Мюртах подхватил Конэлла, усадил на плечо и понес в дом.

Од, сложив руки на коленях, сидела возле очага, глядя на пламя. Все остальные, дети, мужчины и женщины, ушли, и в нарастающих сумерках Од казалась постаревшей, а ее спина даже более согнувшейся, чем у пожилой женщины.

— Ты думаешь, что он умирает, — сказала она, — я видела, как ты сделал дыру в соломенной крыше.

— Что говорит монах?

— Он положил его на пол.

Мюртах пожал плечами. Конэлл снова выскочил наружу, и Мюртах сидел возле огня, протянув к нему ноги.

— Ты не принесешь мне чего-нибудь выпить?

Она молча встала и принесла ему маленькую кружечку аскуибха с горячей водой. Когда она снова опустилась рядом с очагом, он сказал:

— Ты принимаешь это слишком близко к сердцу. Он не хотел бы этого.

— Ах, — она откинула назад длинную прядь волос, — это все от того, что я просто устала.

— Устала? Отчего?

— И ты спрашиваешь меня об этом? Ты и Сирбхолл наскакиваете друг на друга, и Эгон от этого сам не свой, и этот вкрадчивый Энгус… — Ее руки нетерпеливо подергивались. — От всего этого.

Он сделал глоток аскуибха.

— Если ты так устала, пойди поспи.

— Я сказала тебе, отчего я устала, и тут сон не поможет. Перестань воевать с Сирбхоллом.

В дверь вошла женщина, неся малыша.

— Я подумала, что ты захочешь вернуть его, пока не наступит темнота, Од. Он самый спокойный, самый прелестный ребенок, какого я когда-либо видела.

Мюртах на мгновение улыбнулся. Од взяла младенца и немного побаюкала его. Женщина склонилась над ним и тихонько стала напевать что-то. Это напомнило Мюртаху, как Эд возился с младенцами. Эд любил детей, всех детей.

Финнлэйт — Мюртах это тоже вспомнил — когда был более молодым мужчиной, на младенцев внимания не обращал. Он, и его сестра, когда еще была жива, и Од, которая была только одной из детворы, и все остальные, шумно играли с Эдом во дворе, но Финнлэйт только отмахивался от них, когда они пытались заговорить с ним, отгонял их, иногда даже шлепал. Эд и Финнлэйт были почти одного роста, но в памяти Мюртаха лицо Эда навсегда запечатлелось на одном уровне с его лицом, а лицо молодого Финнлэйта так высоко от него, что он должен был откидывать голову назад, чтобы увидеть его.

— Дети будут скучать по нему, — сказала Од, когда женщина ушла.

— Я не могу припомнить, когда бы он не жил в нашем доме, здесь или в долине.

— Ты помнишь, как он играл с нами, когда мы были детьми?

— Играл с нами? Нет, это был Эд. Финнлэйт никогда не играл.

— Уверена, что играл.

Но она не была уверена. Он смотрел на нее некоторое время, изучая ее лицо, заставляя себя узнать его, глядя на ее лицо так, словно никогда не видел его раньше.

— Знаешь, — сказал он, — я ведь мог получить в жены кого-нибудь много хуже.

— Ох, — сказала она, — сделав нетерпеливый жест, но улыбаясь, — а ты помнишь, как ты растрепывал мои волосы, но заставлял меня думать, что это Мэйр?

Вошли несколько женщин и начали готовить ужин. Только Мюртах и Од сидели по-прежнему и улыбались, глядя друг на друга, а вокруг них суетились и болтали женщины. Наконец он встал и вышел наружу, чтобы подняться в лофт и посмотреть, как там Финнлэйт.

На следующий день он и другие мужчины перегоняли скот на зимнее пастбище, медленно направляя его через холмы и через засушливую нагорную часть следующего глена.

Эгона он послал проверить овец на дальнем участке их домашнего глена. Когда все они далеко за полдень вернулись обратно — половина мужчин отправилась к другому частоколу, — Эгон вышел навстречу им из ворот. Мюртах понял по выражению его лица, что Финнлэйт умер.

Он слез с пони и передал поводья Лайэму, и Эгон подошел к нему.

— Финнлэйт мертв, — сказал мальчик.

— Да, я знаю.

— Монах хочет поговорить с тобой.

— Где он?

— В доме.

Монах сидел за столом, Эйр на его коленях, причесывая волосы своей куклы. Когда он увидел Мюртаха, он пересадил маленькую девочку на скамью рядом с собой, погладил ее по голове и поднялся, потом вместе с Мюртахом отошел в угол.

— Прими мои соболезнования, — сказал монах.

— Спасибо. — Он едва не спросил: «Почему? » Он никак не мог смириться с мыслью, что Финнлэйт мертв; слова путались в его голове, ускользали и снова возвращались. Темные глаза монаха выражали понимание этого.

— Он пришел в полное сознание, сразу перед тем, как умереть. Он спросил тебя, и я сказал ему, что ты вышел. Он сказал, что это хорошо. — Монах слабо улыбнулся. — Теперь, сказал он, ты должен держать Сирбхолла подальше от клана мак Махон и ты должен держать клятву во что бы то ни стало.