Меры предосторожности на случай пожара… Дизельная электростанция – сердце Востока. Все понимали: если этого сердца лишиться – конец. Двадцать пять лет понимали. Человеку запасное сердце иметь невозможно. Но в жилой точке, космически удаленной от всех, точке пожароопасной, второе сердце иметь полагалось. В отдельном строении смазанными и отлаженными должны были стоять два двигателя. Их не было. Точнее, были, но под одной крышей: и основные и запасные. Тот самый случай житейской практики, о котором сказано поговоркой: «Все яйца клали в одну корзину».
На теплоходе из Антарктиды вместе с «восточниками» плыло много других зимовщиков. Нерядовой случай на станции, конечно, так и сяк обсуждался. Ветераны антарктической экспедиции с горечью говорили, что в последние годы заметно больше стало всяких накладок. Я не считаю возможным говорить обо всем, что вспоминалось под горячую руку. Подготовка любой экспедиции – дело чрезвычайно сложное и громоздкое. Абсолютно все предусмотреть трудно. Но есть ли стремление к этому абсолюту? Обращаюсь к рассказам на теплоходе. «Завезли на Восток запасные части для дизелей – они оказались от двигателей другой модификации. Что было делать механикам Карпенко и Кузнецову? По пятнадцать часов не выходили из дизельной – перетрясали, чинили изношенные машины…» Мне рассказали о пьяном враче, отстраненном от опасно запоздавшей по его же вине операции, о некачественном горючем для самолетов. О многом другом, создающем в условиях Антарктиды особые трудности.
Успех любой экспедиции закладывается «дома, в тепле». Недогляд, оплошность, небрежность в экстремальных условиях оборачиваются бедой, трагедией, преодолением великих трудностей. Пример классический: экспедиции Амундсена и Скотта. Одну венчает победа, другую – драма. Вспоминая Скотта, всегда говорили о злом стечении обстоятельств. Но вот недавно сами англичане, изучив хладнокровно, как готовились к экспедициям Скотт и его норвежский соперник, пришли к выводу: Амундсен предусмотрел все. Скотт же наделал ошибок и в подборе людей, и в подготовке снаряжения. У Скотта за три месяца на запасных складах на три четверти улетучился керосин из бидонов, и этим частично объясняется гибель группы. Но Амундсен ведь тоже пользовался керосином. Пятьдесят лет спустя на восемьдесят шестом градусе южной широты обнаружили канистру, принадлежавшую его группе. Открыли… она была полна керосина! Норвежец, отправляясь в Антарктиду, позаботился, чтобы горючее не улетучилось.
Пример характерный. Предусмотрительность, дисциплина, тщательная проверка всего, что отправляется в Антарктиду (снаряжения и людей), как правило, избавляют зимовщиков от ситуаций, когда приходится преодолевать трудности, каких могло бы не быть.
На теплоходе люди бывалые мне говорили: «Сложно стало комплектовать экспедиции». Одной из причин называли оплату труда зимовщиков. Она не изменилась с 1956 года.
Этот момент нельзя назвать несущественным. Труд в экстремальных условиях должен достойно вознаграждаться. Это сразу разрешило бы главную проблему: брать на зимовки не всех подряд, а со строгим отбором, как это раньше и было (и так обязательно должно быть!). Это позволило бы для особо трудных зимовок подбирать людей по законам психологической совместимости. Об этом меня просили обязательно написать все «восточники».
И под конец одна существенная деталь зимовки Востока. Когда угроза гибели людей была отодвинута, начальник станции запросил Большую землю: по каким нормам распоряжаться продуктами, часть которых на морозе погибла? Из Ленинграда снабженец Чхиквадзе Михаил Капитонович вместо разумно-сердечного: «Да ешьте, ребята, что есть, только выживите» – прислал строгую радиограмму, что все учитывать будут по существующим правилам и с учетом обстоятельств пожара. Начальник, зная дело на месте лучше, чем Михаил Капитонович, послал еще одну радиограмму – руководителям выше с объяснением исключительной ситуации. Но радиограмма попала почему-то опять к Чхиквадзе.
Ответ был суровее прежнего. У начальника станции не хватило мудрости послать третью, пятую радиограмму и добиться в конце концов понимания. Вместо этого он заявил терпящим бедствие людям, что они, мол, переедают, не соблюдая нормы, что надо все экономить… Если бы взводу солдат, ведущих смертельный бой в окружении, сказали в этот момент, что с них будет спрошено за патроны и пшенные концентраты, солдаты, мягко сказать, не поняли бы говорившего. То же самое случилось и на Востоке. Не знаю, сколько раз начальник станции пожалел обо всем, что необдуманно выложил «взводу», но обстановка на станции, и без того невыносимо тяжелая, усложнилась резким похолоданием климата психологического.
Понимал ли Михаил Капитонович Чхиквадзе, как было трудно там, на Востоке? Должен был понимать. Но к сожалению, не всегда понимает человек, сидящий в тепле, человека на холоде. Мне сообщили: Михаил Капитонович в Институте Арктики и Антарктики прежней должности уже не занимает. Это, насколько я понял зимовщиков, хорошая весть, и не только для тех, кто был на полярной станции Восток…
А «восточников» в Одессе встречали музыкой и речами: «Молодцы, выдержали!» Я смотрел на ребят и думал: все они с удовольствием поменяли бы большую часть похвалы на мудрость понимания их там, «в окружении», на Востоке.
Вот такая она, Антарктида, и такая зимовка в самой ее глубине. Драматическая, героическая, поучительная зимовка.
В июне я послал радиограмму новой группе зимовщиков на Востоке: как дела, погода и самочувствие? И вот ответ: «У нас все в порядке. Работаем. Ликвидируем последствия прошлогоднего несчастья. На Востоке полярная ночь. Мороз сегодня – минус семьдесят шесть. От имени двадцати зимовщиков начальник станции Восток Будрецкий Арнольд Богданович».
И время идет – снаряжается новая экспедиция в Антарктиду. Среди участников, мне сообщили, Борис Моисеев, Валерий Головин, Аркадий Максимов, кто-то еще из «восточников».
Плавать по морю необходимо!..
1983—1984 гг.