– Бедная молодая женщина! – пробормотал доктор.

– Да, бедная женщина, – с грустью повторил Эдуард. – Что сталось с ней, с ребенком, без денег… Она думала, что Мельбурн – деревня из десятка домов, где она сумеет найти меня, благодаря расспросам. Ах, доктор, при мысли, что она может умереть от нищеты в каком–нибудь углу, мое сердце разрывается, и я хочу возвратиться в Австралию, ибо она, если жива, должна находиться в этой стране. С какими средствами она осталась?

– Вы не добыли больше никаких сведений о ней? – спросил машинально доктор.

– Ее тетка сказала мне, что Мэри должна была уехать между десятым и двадцатым декабрем 1852 года, – ответил Эдуард рассеянно, – на судне под названием «Марко Поло», которое перевозит эмигрантов.

– «Марко Поло»! – воскликнул доктор, вздрогнув. – На этом же судне я и моя семья отплыли в то же время в Австралию. Какое совпадение! И если это так… – он остановился, словно страшась того, что хотел сказать.

– Что с вами? – испугался Эдуард, невольно побледнев.

– Ничего, – ответил Ивенс, взяв себя в руки. – Меня поразило название судна. Я хорошо знал капитана. Если бы я был у себя, то дал бы сведения, которые могли бы навести вас на след. У меня сохранились кое–какие бумаги…

Хотите пойти сейчас ко мне домой или вам лучше их прислать?

– Пойдемте, – предложил Эдуард, вставая.

По дороге доктор Ивенс задал молодому человеку несколько вопросов, касающихся его возлюбленной.

При каждом ответе доктор испытывал все большее изумление.

– Это удивительно, невероятно, – бормотал он.

– Да, я снова отправляюсь в Австралию, – заявил Эдуард. – Я человек чести и должен выполнить свой священный долг. Я не могу быть счастливым, когда меня мучают угрызения совести. И все же…

Он вздохнул и умолк.

Так они подошли к дому доктора. Ивенс провел Эдуарда в свой кабинет, не дав ему даже времени поздороваться с миссис Ивенс и Эмерод, которые не могли при виде его сдержать удивленного восклицания.

Доктор открыл ящик стола и стал рыться в нем.

– Вот они, – сказал он, протягивая Эдуарду два письма. – Узнаете вы этот почерк?

– О, мой почерк! – воскликнул молодой человек, пробегая письма глазами. – Я написал Мэри эти письма перед своим отъездом в Австралию. Но как они очутились у вас?

– Спросите у Бога, который создает людей и сам же уничтожает, и судьбу, которая заставила вас бежать навстречу несчастью, вместо того, чтобы остаться на месте, в Англии, и быть счастливым. Сядьте рядом со мной. Я вас огорчу своим рассказом, но какой бы печальной не была очевидность, она все же лучше сомнения и неизвестности.

Доктор подробно рассказал Эдуарду о своем плавании в Австралию, о смерти бедной Мэри и об удочерении Бижу.

Эдуард не произнес ни слова, но крупные слезы катились по его щекам.

– Мужайтесь, – поддержал его доктор, – вам осталась, по крайней мере, ее девочка, наша крошка Бижу.

Эдуард поднял голову. Улыбка радости озарила его лицо. Он вскочил, открыл дверь и бросился в салон, где находились миссис Ивенс, Эмерод и Бижу. Как безумный, он устремился к Эмерод и выхватил у нее из рук девочку, осыпая ее поцелуями. Между ласками и слезами он говорил такие странные вещи, что Эмерод в испуге отступила.

Она решила, что он помешался.

– Это отец Бижу! – шепнул доктор жене и дочери! – Вы должны понимать его радость.

– Он! – воскликнула Эмерод, бледнея, и упала в кресло, поднеся руку к сердцу.

Эдуард готов был задушить ребенка в неистовых объятиях. Несмотря на свою привязанность к нему, Бижу начала сердиться и плакать. Это произошло как раз тогда, когда он хотел унести ее.

– Пойдем со мной, – твердил Эдуард, – ты увидишь, как тебя полюбят мои сестры!

Доктор удержал его и показал на Эмерод, которая плакала, закрыв лицо руками.

– Немного терпения, – попросил он Эдуарда, – моя дочь любит этого ребенка. Вы хотите большим горем вознаградить ее за все заботы? Дайте ей хоть время приготовиться к разлуке, которая, впрочем, будет тягостна всем нам.

Эдуард понурился и покраснел от стыда. Приблизившись к Эмерод, он посадил девочку к ней на колени.

– Простите меня, я хотел поступить, как неблагодарный эгоист. Но радость, что я обрел дочь, ослепила меня. Вы меня извините? Я раскаиваюсь.

Он с мольбой смотрел на Эмерод. Та протянула ему дрожащую руку, которую он с нежностью поднес к губам.

– Бижу ваша, – сказал он ей. – Она дитя вашего сердца. У меня нет никаких прав на нее. Пусть она остается у вас, только позвольте мне приходить навещать ее каждый день.

Никто не сказал ему «Заберите ее», но позволение это было дано ему с радостью и великодушно.

Он удачно воспользовался им и два месяца спустя сказал доктору:

– Надо, чтобы я остался с вами или вы переехали ко мне, поскольку я больше не выхожу от вас.

– Что же, берите Бижу, – вздохнул доктор.

– Все–таки я еще возвращусь, – улыбнулся Эдуард. – Я люблю мисс Эмерод и хочу просить ее руки.

– Вот вам пока моя, – ответил доктор, пожимая ему руку. – Эмерод поступит по собственному усмотрению. Приходите вечером к нам на обед. Она сама даст вам ответ. Вы увидитесь заодно с Орестом и Пиладом, – добавил он, намекая на Жоанна и Вильяма, которые не разлучались.

Нечего говорить о том, с каким нетерпением ждал сэр Эдуард назначенного часа. Его встретил в дверях доктор.

– Мисс Эмерод согласна стать моей женой? – спросил Эдуард взволнованно.

– Я думаю, что она не желает ничего лучшего, – ответил Ивенс, проводя его в салон.

– Это правда, мисс? – воскликнул молодой человек, вопросительно глядя на нее.

– Да, – ответила Эмерод, опуская глаза, – поскольку я не хочу расставаться с моей дочерью.

– И, кроме того, она вас любит, – пробормотал Жоанн, наклонившись к уху сэра Эдуарда. – Я догадался об этом еще на корабле.

Эдуард благодарно улыбнулся ему.

– Наконец–то, – сказала тихонько миссис Ивенс, – хоть эта будет счастлива. Благодарю тебя, Боже, она так заслуживает счастья!

Союз Эмерод с Эдуардом был заключен несколько месяцев спустя.

Эмерод оставила траурный наряд ради свадебного платья.

Вечер перед обручением прошел одновременно задушевно и печально. По странной случайности трое молодых людей, гостивших у мистера Ивенса, потеряли перед этим своих невест. Между каждым из них и будущим счастьем стояла могила.

Имена Мэри, Луизы, Мелиды не были произнесены, но каждый мысленно обращался к тем, кого не было больше, и они, как бледные тени, вставали в памяти любивших их.

Выйдя от доктора, Вильям и Жоанн вместе отправились домой. Эдуард, живший в другом квартале, простился с ними.

Два друга шли молча, погрузившись в свои размышления.

– Эдуард будет очень счастлив, – вздохнул Жоанн.

Невольно картина его собственного утраченного счастья пронеслась перед ним. Он с горечью подумал, что будет влачить одинокое существование. В постель он лег с тяжелым сердцем и видел кошмарные сны. Луиза снилась ему то такой же свежей и веселой, какой он видел ее в Балларэте, то такой худой и изменившейся, как на предсмертном портрете. Он в испуге проснулся, но стоило ему опять задремать, как все повторялось сначала.

На другой день он был разбит усталостью. Погода стояла хорошая, он вышел из дома, надеясь, что свежий воздух успокоит его нервное возбуждение.

Дом Вильяма находился по соседству с Гайд–парком. Жоанн углубился в тенистую сень деревьев. Он шел, задумавшись. Поворачивая на другую аллею, он лицом к лицу столкнулся с молодой девушкой.

Эта девушка шла, опустив глаза к земле, как будто что–то искала.

Увидев ее, Жоанн испустил громкий крик и отшатнулся.

Незнакомка с удивлением посмотрела на него и, отойдя подальше, вновь принялась искать.

Жоанн вынужден был прислониться к дереву. Он думал, что еще не совсем очнулся от сна.

– Тот же возраст! – бормотал он. – То же лицо, тот же рост. Боже мой, не сошел ли я с ума?

Два раза он позвал вполголоса: