Лестеру немедля захотелось ее успокоить и утешить, сказать, что ей нечего пугаться. Но вот это как раз уже была бы прямая ложь. Было ей, чего пугаться, и скоро он напугает ее еще сильнее… и он, видит небо, хотел бы все сделать иначе. Но у него не было времени. Время таяло, как снежинки на ее прелестных белых щечках. Слишком белых — свидетельство ее недуга. И у Лестера был выбор: либо напугать ее сейчас, либо смотреть, как она угасает от бледной сухотки в ближайшие месяцы, а то и недели. Лучше он напугает.

— Ну, чему же тут сочувствовать… — ответил он задумчиво, погруженный в эти переживания, которыми не мог поделиться с нею. — Я был вполне доволен своим одиночеством. А теперь еще сильнее доволен — что могу разделить его с вами, и оно перестанет быть таким уж одиночеством.

— Повезло вам, — тихо ответила она, а потом попросила: — Держите меня крепче, — и прислонилась к груди Лестера, положив голову ему на плечо.

— Эрика… Мисс Гринмарк?.. — от волнения Лестер ее даже по имени назвал. Наклонился к лицу снова, прижимая к себе крепче, как она просила. Только не с вожделением, а с беспокойством. Она не ответила, лежала, закрыв глаза, и снежинки падали на ресницы, не тая на них. Лестер напугался, наклонился ниже, потянулся к ней ощущениями, и только тогда услышал, что дыхание у нее ровное, почуял, что биение жизни теплится слабо, но ясно. И понял, что она просто спит. Бедняжка переутомилась, у нее от болезни было так мало сил. — Буду держать крепко и никуда не отпущу… Даже если начнешь обратного требовать. Никуда, — шепотом пообещал Лестер, устроил ее у себя в объятьях поудобнее и пустил коня быстрее.

В его поместье они были меньше, чем через час. То встретило их темнотой и тишиной: горели только два окошка на кухне и в людской. И кучер, дожидавшийся его возвращения, не сразу вышел на крыльцо с фонарем, чтобы забрать коня. Лестер уже снял Эрику с седла и нес к дому на руках.

— Меня не беспокоить. Только чаю подайте в малую гостиную. Если что-то еще понадобится, я сам позову, — бросил ему Лестер и вбежал на веранду, чтобы наконец оказаться вместе со своим сокровищем в тепле.

Эрика проснулась от тепла. Резкое изменение температуры напугало, и она открыла глаза, соображая, что с ней и где она. И не то, чтобы ее могло чем-то успокоить воспоминание о том, что ее похитили, скорее некое чувство уверенности дало понимание того, что она хотя бы знает: похищена графом и они уже прискакали в поместье Тендандс, очевидно. Разумеется, Эрике стало любопытно и она принялась оглядываться. По состоянию здоровья она давно не выезжала в гости и это было скучно. Зато теперь стало веселее.

Они были в небольшом, но вовсе не тесном холле, уютным, с зелеными обоями в бежевый орнамент, с лестницей темного дерева, уводящей наверх и красивыми ажурными дверями, с разноцветными витражными стеклышками. По последней моде интерьер — видно, переехав, молодой граф здесь все отремонтировал и переделал. Кое-где уже виднелись знаки приближающегося Нового года: зеркало украшали еловые лапки, перевитые алой лентой, и с лампы на потолке свисал круглый пучок остролиста.

— Как вы себя чувствуете, мисс Гринмарк? — немедля спросил граф, когда Эрика открыла глаза. Заботливый тон по-прежнему был при нем. А Эрика по-прежнему была по уши замотана в тулуп и плед. И так вот он ее к лестнице и понес, не раскутывая и не спуская с рук.

— Сонно, — честно ответила Эрика и задумчиво уставилась на нос графа. Стоит ли укусить или подождать более безопасного момента, когда он не уронит ее случайно? Она все же рассчитывала напоследок повеселиться, а не лежать с травмами в кровати.

— Слишком быстро доехали, не успели выспаться, — сочувственно ответил он и улыбнулся. — Извините, слишком спешил вас довезти… Но я все же буду настаивать, чтобы вы выпили чаю после поездки по морозу. А потом, если совсем сильно устали, сможете спать спокойно.

Притворялся он отменно хорошо, так что можно было принять за чистую монету. И даже всякие вредные ответы в голову Эрике не шли, когда он вот так прикидывался милым.

— Если бы мы ехали слишком долго, сон бы мог перерасти в вечный, и это было бы совсем не забавно, — про то, что она собирается веселиться за счет коварного графа Эрика предупреждать его не собиралась. Да и вообще пока не придумала как именно. Кажется, ей не хватало опыта в хулиганских проделках.

— Не уж, я вам даже заболеть не дам! — очень серьезно ответил граф. Они поднялись на третий этаж и оказались в небольшом полукруглом холле, от которого в две стороны расходились коридоры, а прямо перед ними красовались такие же ажурные двери, как внизу, только с другим орнаментом. — Поэтому сейчас мы будем пить горячий чай с травами. И с вареньем или медом, по вашему желанию, — изображая гостеприимного хозяина, сообщил граф и свернул в левый коридор, где распахнул первую же попавшуюся им на пути дверь — и они очутились в небольшой гостиной, оформленной в серо-голубых тонах, где горел камин, уставленный новогодними игрушками: фигурками оленей, детей на санках, новогоднего духа с мешком подарков, из дерева и ваты.

Граф отнес Эрику к дивану, усадил на него и сам сел рядом, а потом наконец снял с нее лохматую овчинную шапку и принялся разворачивать тулуп и плед.

— Соседей навещать вы никак не собирались, а дом весьма обжили, — отметила Эрика.

Разумеется, упрекать его в пренебрежении к правилам приличия не имело смысла, чихать он на них хотел. И все же теперь она совсем явно видела: то, что граф, приехав, отговаривался от приличных визитов болезнями, было ложью. Когда болеешь — не до ремонтов и новогодних игрушек. Хочется лежать в покое, а не чтобы вокруг бегали слуги и работники, задавая вопросы, что им делать и постоянно создавая массу шума.

Он улыбнулся, весьма лукавой улыбкой, и качнул головой, хмыкнув.

— Я же говорю: вы весьма умны, мисс Гринмарк. И наблюдательны. Да, сознаюсь вам честно: я всем врал про свое дурное самочувствие, потому что предпочитал проводить время в одиночестве. И посвящать его приведению дома в порядок, а не бесчисленным поездкам по местным аристократам.

Раскутав, наконец, Эрику, он легко повел пальцами, и путы с ее рук соскользнули, упав на колени. Ровно в этот момент дверь гостиной распахнулась, и в нее вплыла горничная, или экономка, в беленьком чепце и переднике, с подносом в руках, на котором стоял чайный сервиз, голубой в незабудках, весьма подходящий к интерьеру.

— Благодарю, Мидж. Просто оставь нам поднос, я сервирую сам, — обернувшись к ней, сказал граф, и она кивнула, поставила поднос, сделала легкий книксен и вышла. Вид у нее остался совершенно невозмутимый, будто в присутствии тут Эрики и во всем происходящем вовсе не было ничего особенного. — Но сперва дайте я ваши руки посмотрю. Вы долго были связаны. Не сильно затекли? Пошевелите пальцами! — Едва за горничной закрылась дверь, граф взял Эрику за запястья и принялся мягко растирать их.

Все-таки он был возмутительный наглец! Эрика отпрыгнула и, схватив с дивана шапку, швырнула ее в графа и она попала ему в грудь.

— Не трогайте меня, вы наглец! Вы что, правда думаете, будто я вам это позволю? — закричала она

Схватив тулуп Эрика его немедля уронила: тот был тяжеловат. Но зато под ним обнаружились диванные подушки и она с радостным возгласом принять швырять их в своего наглого пленителя. И это правда было весело.

— Буйная девица! — воскликнул граф, увернувшись от очередной подушки, летящей прямо ему в голову, и вскочил на ноги. Голос его звучал отчего-то довольно, и чуть ли не восхищенно. Он слегка задел край стола, и посуда легонько звякнула, а потом еще раз, когда граф метнулся в сторону от следующей брошенной подушки. — Я ничего непозволительного не сделал! Пока еще! Но руки у вас в порядке, я уже вижу! Держат крепко и кидают метко!

— Делали! Вы меня схватили и сюда увезли! — Эрика метнула еще подушку, — И нагло целовали!