Тогда Фальбовский приказал раздеть Мазепу донага, посадить верхом на его же лошадь лицом к хвосту и привязать. Потом лошади дали несколько ударов кнутом и выстрелили у нее над ухом. Лошадь понеслась во всю прыть домой через кустарники, и ветви сильно хлестали Мазепу по обнаженной спине... Но обратимся вновь к Байрону:
Байрон устрашающе-пространно живописал многодневные страдания Мазепы, которого уже почти при смерти подобрали казаки. На самом же деле он отделался менее страшно – конь ринулся в свою конюшню. Само собой, он не выбирал дороги, и собственная прислуга насилу признала своего исцарапанного и окровавленного господина, когда лошадь примчалась во двор его матери.
Говорят также, будто обманутый муж раздел Мазепу донага, обмазал дегтем, обвалял в пуху и только потом привязал к седлу лошади задом наперед.
Так было или иначе, понятно одно: после подобного бесчестья Мазепа был вынужден уехать из Польши на Украину, лелея самые неистовые замыслы мести и Польше вообще, и Фальбовскому в частности. Ну, что, как всякий малоросс, тем паче – казак, беспрестанно схватывался он с первым попавшимся шляхтичем, это само собой разумеется, насчет же личной мести история умалчивает, хотя Байрон живописал сожженное поместье Фальбовского.
Но простимся с Байроном...
Итак, Мазепа отправился врачевать поруганное самолюбие на Украину.
В ту пору гетманом, то есть фактическим правителем, Правобережной Украины был Павло Тетеря. Мазепа поступил к нему на службу.
Гетманы сменялись часто, и скоро вместо Тетери избрали Петра Дорошенко. Тот сразу оценил знания, способности и приятное обхождение молодого шляхтича и назначил его сначала ротмистром надворной службы, а затем генеральным писарем, то есть личным секретарем и главой своей канцелярии. Ведь Мазепа, кроме польского и русского языков, знал по-немецки и по-латыни, да и вообще был по своему времени достаточно образован.
«Чародiйство» его равным образом подчиняло себе и мужчин, и женщин. Первые содействовали его карьере, вторые ни в коей мере не отказывали ему в своих милостях.
Во время службы у Дорошенко Мазепа женился на богатой вдове пани Фридкевич. От первого брака у нее был сын, а своих детей Мазепа с нею не нажил. А впрочем, к чему ему были дети? Лишняя докука.
Да и жена ему вскорости изрядно наскучила, и начал он поглядывать по сторонам.
Как-то его пригласили в крестные отцы к дочери молодого князя Вишневецкого. Соседкой Ивана Степановича оказалась кума, бабушка крестницы, княгиня Вишневецкая-Дольская. Бабушка она была весьма условная, красавица редкостная в самой сладкой поре, а уж распущенностью славилась такой, что ни одна приличная женщина не рискнула бы оказаться рядом с нею за столом, боясь заразиться развратностью. Мазепа же не был женщиной, тем паче приличной. Он воспользовался соседством с Дольской, отчего между ними произошли «дневные и ночные конференции», как описывал он впоследствии в одном из частных писем.
Мимолетная связь оставила по себе глубокую память: любовники хоть и разъехались, но продолжали переписываться.
Тем временем настал 1674 год. Мазепа был отправлен на казацкую Раду в Переяславль, где пред гетманом всей левой стороны Украины Самойловичем предлагал от имени Дорошенко мировую и заявлял о его желании находиться в подданстве у московского государя. Между тем гетман Дорошенко вел сложную игру и почитал самым правильным служить сразу нескольким господам. Формально оставаясь подданным польского короля, он уверял московского царя в желании служить ему, но вскоре после Рады отправил Мазепу к турецкому султану – просить помощи у извечного врага православных. А в подарок султану Дорошенко отправил с Мазепой «ясык» – пятнадцать рабов из казаков, захваченных на левой стороне Днепра.
Но произошло непредвиденное: по пути Мазепу с «подарками» захватили запорожские казаки. В ту пору кошевым атаманом Запорожской Сечи был Иван Сирко – тот самый, что прославился своим знаменитым письмом турецкому султану Магомету IV: «Свиняча ты морда, кобыляча срака, кусача собака, нехрещеный лоб, мать твою... не будешь ты и свиней христианских пасти. Теперь кончаемо, ибо числа не знаемо, календаря не маемо, а день такой, как и у вас, за что поцелуй в сраку нас!»