Ламент чувствовал нарастание магии в огромном зале, словно давление надвигающейся бури. Эти дураки собирались драться. Он неторопливо оглядел их, замечая ведьм и бродячих колдунов, фокусников и волшебников различного калибра. Никто из них не представлял угрозы тому, чем он являлся. Джерико Ламент в свое время не раз побеждал чародеев.

Все в зале были напуганы. Он чувствовал это. Ни один колдун не достигает могущества, не заключив сомнительных сделок и не принеся двусмысленных жертв. Каждый присутствующий имел основания чувствовать себя виноватым. Но если бы Ламент гонялся за всеми грешниками, что попадались ему на пути, он никогда не совершил бы ничего важного. Сегодня его интересовал только один человек.

Ламент открыл рот, чтобы заговорить, и у магов сдали нервы. Они ударили по нему всем, что имели, все сразу. Магия трещала и лопалась в воздухе, вспыхивали молнии, и неестественных цветов пламя бесновалось вокруг Ламента. В пространстве распахивались дыры, ужасные голоса произносили что-то невнятное, в зале появились новые жуткие персонажи. Руки взлетали с неземным мастерством, а напряженные голоса выпевали заклинания на языках, не предназначенных для человеческих уст.

И ничто из этого не коснулось Пешехода. Всевозможная магия — Дикая, Великая, Хаотическая разбилась о него, не причинив ему ни малейшего вреда, и через посох ушла в землю. Потоки энергии рассеялись, и все призванные сущности бежали, лишь бы не попасть на глаза Гневу Божьему в мире людей. И когда все заклятия и проклятия истощились, Джерико Ламент по-прежнему стоял на пороге, целый и невредимый. Он был Божьим воином, и ничто в этом мире не имело власти над ним. Маги тупо смотрели на него, непривычные к ощущению беспомощности и страха.

— Я пришел только за одним из вас, — объявил Ламент четким и ясным голосом в натянутой тишине. — Рассел Торн, выходи!

В задних рядах возникло замешательство. Кто-то попытался сбежать, но соседи схватили его и вытолкали вперед, готовые сделать что угодно, лишь бы отвратить от себя гнев Ламента. Вскоре низенький неприметный человечек был вытолкнут из толпы. Он безрадостно замер перед Пешеходом. Закутанный в грязный серый плащ, пряча руки под засаленными бинтами, он больше походил на торговца, чем на колдуна, — из тех, кто тайком кладет палец на весы, когда взвешивает ваши покупки. Он изо всех сил пытался выглядеть непокорно, даже невинно, но дрожащие губы выдавали его.

— Это не мое имя! — громко произнес он. — Спросите любого!

— Это было твоим именем, — возразил Ламент, — когда ты жил в деревеньке Тенистая Роща. Тебе бы переселиться в большой город, Торн! Там твои проделки было бы не так легко заметить. Я знаю, кто ты и что ты и все злые дела, совершенные тобой в том несчастном месте. Ты избежал их суда, удрав и спрятавшись здесь, но Божьей кары тебе не избегнуть.

— Ты проделал весь этот путь только ради меня?

— Не переоценивай себя, чернокнижник. Ты не настолько важная птица. Ты — просто мелочь, с которой мне придется разобраться по пути к моей настоящей работе.

— Какое право ты имеешь судить меня? — возопил Торн, оглядываясь вокруг в надежде на поддержку. — Я не верю в твоего Бога и его заповеди! Пешеход, ты нарушил все существующие законы, преследуя свои жертвы! Сколько людей ты убил за эти годы? Все мои грехи — ничто по сравнению с твоими преступлениями!

Внезапно он вскинул обе руки и направил черный клубящийся поток энергий прямо в Ламента. Колдовство рассеялось, не долетев до цели. Торн всхлипнул и попытался затесаться обратно в толпу, но его не пустили.

— Ты не можешь повредить мне, — сказал Ламент. — Ты не можешь коснуться меня. Я под защитой Господа.

— Мы все знаем о заключенном тобой договоре, — задохнулся Торн. — Но ты точно знаешь, с кем заключил его? Ты точно знаешь, откуда вся твоя сила? Подумай обо всем, что натворил! Сколько крови ты пролил, сколько жизней сломал! И все это — чтобы услужить любящему и милосердному Богу?

— Даже Господу приходится время от времени выносить мусор, — ответил Ламент.

— Все, что я делал, я делал ради знания! — отчаянно выкрикнул Торн. — Твой Бог хочет, чтобы люди оставались невежественными! Чтобы они никогда не стали достаточно могущественными, чтобы бросить ему вызов!

— За обретенное тобой мерзкое знание заплатили невинные, чернокнижник. Сколько детей погибли страшной смертью, взывая о помощи, которая так и не пришла, — там, в ужасном погребе под твоим домом? Ты наслаждался их криками и купался в их крови. Ты хотя бы помнишь их имена?

— Они не имели значения, это же просто крестьяне! Они влачили жалкое существование, не нужные никому, даже самим себе. Я увидел шанс стать богом и воспользовался им! Любой поступил бы точно так же!

— Никто не сделал бы того, что сделал ты, — ответил Джерико Ламент. — Я был там, когда тела вынесли наружу. Крошечные изуродованные тела. Говорить больше не о чем. Теперь всем здесь известны твои преступления и твоя вина. Пробил час расплаты.

Он отставил посох в сторону и тот остался стоять сам по себе. Торн попытался удрать, но бежать было некуда. Джерико Ламент быстро поймал его, а затем спокойно и неторопливо забил голыми руками чернокнижника до смерти.

Чанс, Тиффани и Чаппи слышали вопли за три коридора оттуда. Громкие голоса перепуганных людей, перекрываемые воплями человека, умиравшего страшно и медленно. Все трое уже спешили к залу магов, предупрежденные о Пешеходе полудюжиной охваченных паникой гвардейцев. Услыхав жуткие вопли, люди и собака перешли на бег. Квестор в жизни не слыхал ничего кошмарнее. Всевозможные отвратительные картины вставали у него перед глазами, когда он пронесся по последнему коридору и ворвался в зал. Крики внезапно смолкли, и юноша с болью осознал, что прибыл слишком поздно.

Джерико Ламент стоял на коленях над окровавленными человеческими останками, с рук его стекала кровь. Лицо покойника было разбито до неузнаваемости и, судя по вывернутому положению трупа, большинство костей тоже были переломаны. Ламент осенил мертвеца крестом. При каждом движении с его пальцев срывались капли крови. Затем Пешеход неторопливо поднялся на ноги и повернулся навстречу Чансу. Тиффани и Чаппи подоспели секундой позже и быстро встали по обе стороны от друга.

Все остальные отпрянули как можно дальше. Кто-то крестился, кто-то плакал, некоторых рвало, но большинство просто изо всех сил пытались стать незаметными.

Запыхавшийся Чанс гневно уставился на мертвое тело. Джерико извлек из кармана плаща носовой платок и принялся спокойно оттирать кровь с ладоней. Квестор шагнул вперед, и Ламент слегка повернул голову, чтобы увидеть его.

— Что ты сделал, Пешеход?!

— Божью работу, — ответил тот, ничуть не задетый откровенной яростью, звучавшей в голосе юноши.

— Я королевский квестор, — произнес Чанс, настолько рассерженный, что даже угнетающее присутствие Гнева Божия сделалось ему нипочем. — Я отвечаю за справедливость в этом замке! Я! Эти люди находятся под моей защитой! Если у тебя есть вопросы к любому из них, ты идешь ко мне, и я с этим разбираюсь!

— Его звали Рассел Торн, — сказал Ламент. — Он насиловал, мучил и убивал маленьких детей в погоне за запретным знанием. Он превратил погреб у себя под домом в обитель ужаса и по одному утаскивал туда детей. Когда их трупы, наконец, вынесли наружу, даже их собственные родители не могли смотреть на то, что он с ними сотворил. То, что я сделал, я сделал отчасти в качестве предостережения остальным, а отчасти — чтобы весть об этом дошла до несчастных родителей, и они узнали бы, что правосудие, наконец, свершилось.

— Я не слыхал о Торне ничего подобного, — сказал Чанс.

— Разумеется, нет. Но Бог видит все. — Ламент бестрепетно смотрел Чансу в глаза. — Теперь, когда все стало известно, тебе будет легче думать о том, что я сделал.

— Нет, не легче, — вмешалась Тиффани.

— Не всем по вкусу правосудие, — заметил Джерико Ламент.

— Это была месть, а не правосудие, — горячо возразила Тиффани. — Ты сеешь насилие и смерть. Бог, которому ты служишь, — Бог смерти и могилы.