— Всё, что тебе нужно, — выпустить свою злость, — он склоняется к её лицу, снова б_л_и_з_к_о, непозволительно близко. — Ты пришла ко мне, — Майкл почти мурлычет. — А значит, ты готова.
— К чему?
Готова. Готова. Готова. Запах крови кружит голову, и Мэллори может легко представить, как умирает Коко, как подыхает за ней претенциозный мистер Галлант, жалкий, как и все здесь. Щупальца тьмы пробираются под ребра, отравляют мысли и душу. Почему, в конце концов, Коко должна жить, тогда как её семья погибла от взрыва? Почему Коко вообще выжила — только потому, что её отец был достаточно богат, чтобы заплатить за место в блокпосте? Где справедливость?
И разве не будет справедливым выстроить новый мир на обломках старого?
Мэллори всё ещё сражается с мыслями, идущими вразрез со всеми её идеями и принципами, но в глубине души она уже знает, что Лэнгдон только что победил. И она знает, кто он такой — Дьявол был Божьим любимцем, пока не пал. Но для Дьявола наступил момент реванша. И где был Бог, пока люди погибали от ядерных взрывов и подыхали от радиации?
Бога нет. Был ли вообще?
А Дьявол стоит перед ней, и змеи сопровождают его.
— Ты готова занять свое место подле меня.
Мэллори закрывает глаза.
========== II ==========
Комментарий к II
Автор хотел закончить миник, но он внезапно превратился в миди. Может быть, буду добавлять ещё части, связанные друг с другом. А, может быть, и нет.
Лэнгдон продолжает переманивать потенциальную светлую ведьму (а то и вообще ангела) на свою сторону.
Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла,
потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня.
(с) Псалом 22.
Коко Сент-Пьер Вандербильт мертва.
Мэллори натыкается на неё, когда идет убирать библиотеку: прямо изо лба у Коко торчит нож, вогнанный в череп по самую рукоять. Деревянные доски пола пропитались кровью. Мэллори всматривается в мертвое лицо, силясь найти в себе остатки жалости и сочувствия, которые она испытывала к Вандербильт все эти годы, но не обнаруживает их. Только невероятное облегчение, волной окатившее с головой: мертва.
Чертова сука мертва, и больше не придется подтирать ей зад.
— Я знал, что тебе понравится, — Лэнгдон, как всегда, появляется неожиданно, замирает за её спиной. Недостаточно далеко, чтобы соблюдать личное пространство. Недостаточно близко, чтобы Мэллори ощутила тепло его тела, затянутого в черные одежды, кричащие о его принадлежности Кооперативу. Хотя он вряд ли вообще кому-либо в этой жизни мог принадлежать. Дьявол всегда сам по себе. — Ты не находишь, что кровь на светлом полу — это почти искусство?
Он проходится ладонью по открытой шее Мэллори, заставляя её вздрогнуть от неожиданности, скользит прикосновением по спине, обтянутой грубой тканью платья. Склоняется к её уху:
— Жаль, что ты не видела её лицо, когда этот нож оказался у неё в голове… — от вкрадчивого шепота пробирает дрожью. Мэллори сглатывает.
— Её хватятся за ужином. Что же теперь делать с трупом? Должна ли я сказать кому-нибудь? И убийца наверняка ещё в доме. Или…? — у неё миллион вопросов и ни одного ответа, мысли мечутся в голове. Она смотрит на лицо Коко, навеки застывшее в гримасе недоумения, на стеклянные, мертвые глаза. — Это ты сделал? — поворачивается к Лэнгдону и почти сталкивается с ним, будь они одного роста, уже врезались бы друг в друга носами. Он склоняет голову, изучая Мэллори, а потом смеется, негромко, но как-то совсем по-мальчишески:
— Гораздо интереснее заставлять людей творить ужасные вещи, чем делать их самому!
Мэллори моргает. Как давно она мечтала, что чертова Коко сдохнет и перестанет заставлять её делать всякие мерзкие вещи, перестанет звать её тупой и возвещать, что у неё руки из задницы растут, хотя сама не в состоянии даже собственное нижнее белье постирать! Её беспомощность, из-за которой Мэллори так её жалела, обратилась для неё самой адом на земле, и даже ядерная зима, с её радиацией, раком и каннибалами, кажется лучшей альтернативой.
Все доброе, разумное и светлое, остававшееся в Мэллори, погребено под обидой и бесконечным ощущением несправедливости происходящего — даже после Апокалипсиса, после Третьей Мировой Войны, она была вынуждена прислуживать Коко Сент-Пьер Вандербильт и выполнять её идиотские капризы. Она, видят высшие силы, старалась изо всех сил, чтобы оставаться хорошей, но попробуйте отнестись с добротой к тем, кто каждый день указывает тебе на твое место!
Любая доброта начнет увядать и превращаться в ничто. И Мэллори испытала это на себе.
Нет, Мэллори не думает, что кто-то здесь, в этом бункере, совершил ужасное преступление и может не остановиться, не жалеет Коко. Она думает, как спрятать труп? Что сказать остальным? Лэнгдон смотрит на неё со сдержанным интересом.
— Я бы хотел показать тебе, как она умерла… — произносит он негромко. — Хочешь увидеть?
— Откуда ты знаешь? — Мэллори делает шаг назад и вступает прямо в лужу крови. — Ох, черт!
— Не совсем черт, — Лэнгдон чуть усмехается, протягивает руку и кладет ладонь на её щеку. — И ты это знаешь. Закрой глаза.
Что-то внутри неё настороженно шепчет, что Майклу нельзя доверять: он умеет разговаривать со змеями и знает, что происходит во всем бункере, хотя здесь нигде нет видеокамер. И разве можно хоть на секунду довериться тому, кто рисует пентаграммы на полу собственной кровью? Он опасен, верещит подсознание, нужно бежать!
Он — чертов Дьявол.
Но тьма привлекательна, Мэллори знает. Она долго была на свету и не видела ничего, кроме света, но темные мысли всегда жили в ней, ждали своего часа, и теперь пути назад уже не существует. Она позволила им завладеть ею.
— Расслабься, — Лэнгдон склоняется к уху Мэллори. — Дай чужим воспоминаниям окутать тебя…
И она видит. Чувствует. Ощущает.
Перед смертью Коко было страшно, однако не потому, что её убивали медленно: просто перед ней возникла фигура человека, которого она уже и не думала видеть живым. Брок, чудом переживший радиацию, появился перед ней лично. Мэллори знает точно, что Вандербильт о бывшем парне и не вспоминала, даже имя его ни разу не произносила, хотя еще по пути в аэропорт клялась, что любит, и всегда будет любить.
Вранье. Одно сплошное вранье, как и её Инстаграм. Зато Мэллори уверена теперь, что если и было в Коко что-то не фальшивое, так это её эмоции перед смертью — все испытывают искренний, незамутненный страх, когда их подсознание ещё раньше, чем сознание, понимает, что the end is near. Мэллори будто своими глазами наблюдает, как Коко ещё пытается цепляться за свое с Броком прошлое, пытается давить на его эмоции, но получает нож прямо в лобешник, и, господи, какое это невероятное удовлетворение — видеть её, падающую на пол! Хотя радоваться чужой смерти — страшно. Нельзя.
Впрочем, гораздо страшнее, что Брок ещё где-то в бункере, и кто знает, что у него на уме? Мэллори вздрагивает. Вдруг он решит, что нужно убить и её, ведь именно она спаслась вместе с Коко на том самолете.
— Не бойся, — Майкл приподнимает её лицо за подбородок. — Я его нашел. Тебе ничего не грозит за то, что ты заняла его место.
— Ты его убил? — Мэллори едва дышит под чужими прикосновениями. Каждое слово Майкла Лэнгдона отравляет её, уродует, и она сама знает это, но уже не в силах остановиться, возвратить свою чистоту. Она запятнана Лэнгдоном навечно, заклеймена им, падает за ним во тьму, как падали ангелы, соблазненные Люцифером.
И ей почти не жаль.
— Не-е-ет, — тянет Майкл, и его теплое, пахнущее яблочным соком, дыхание обжигает её губы. — Я запер его наедине с его страхами. Разве так не лучше? Но, поверь, ты не хочешь этого видеть… — он продолжает оглаживать её лицо кончиками пальцев. — Пока что не хочешь.
— Человеческая жизнь для тебя совсем ничего не значит.
Мэллори то ли спрашивает, то ли утверждает, сдерживая внезапный порыв прижаться щекой к его ладони. Её разрывает между правильным и катастрофически ошибочным, между тьмой и светом, а Лэнгдон для неё весь — грехи и возмездие, искушение и искупление, желания и чувства, которые долго запираешь в душе, потому что они не-пра-виль-ны-е. Но они всё равно находят лазейку, туманом просачиваются, захватывают тебя, и пути обратно уже нет.
