Ночь дышала звуками. Шепотом листвы, тихими вздохами далекого болота. Уханьем большого глазастого филина. Пока не послышался шорох шин. Машина, разгоняя мрак светом фар, вывернула во двор. Хлопнула дверца.

— Я посмотрю вокруг, — Скалли вытащила пистолет, сняла с предохранителя. Ущербная луна почти не давала света, фонарь Дана с собой не взяла, было темно, но глаза скоро привыкли.

Дана шла, осторожно ступая по мягкой и мокрой траве. Стало слышно, как орет какая-то сумасшедшая лягуха. «Весны не хватило бедняге…» — рассеянно подумала Скалли. Потом она прислушалась и поняла, что это не кваканье, а плач. Кто-то рыдал всего в нескольких десятках метров отсюда.

Дана, стараясь не шуметь, пошла на звук. В кустах, уткнувшись лицом в трухлявый замшелый пень, сидел Лайл Паркер. Посиневшая кожа была покрыта мурашками, губы дрожали. Он всхлипывал, слезы капали на мох, оставляя темно-зеленые мокрые пятнышки.

— Что случилось?

Дана спрятала пистолет и подбежала к Лайлу. Лайл крепче прижал локти к бокам, стал еще меньше и беззащитней.

— Почему ты голый? Как ты оказался в лесу?

Паркер не ответил, только повернул голову, затравленно глядя на Дану. Та замерла на секунду, а затем резко, без размаха, ударила Лайла по лицу. Звонкая пощечина привела парня в чувство, Паркер вздохнул и снова посмотрел на Скалли, уже осмысленно. И стыдливо прикрылся.

Труп лежал на веранде, около перевернутого кресла. В том, что осталось, с трудом можно было узнать Джима Паркера, да и вообще человека. Оставшиеся от одежды лохмотья были пропитаны кровью, выеденные глаза щерились в звездное небо.

— Он упал лицом вниз. Затем его перевернули. Видите эти осколки? Он упал на собственную чашку. Вот эти раны на ногах — явно нанесены когтями, — Чарли ткнул пальцем в разорванное до кости бедро.

— Я не видел таких когтей ни у одного животного, — с сомнением в голосе ответил Малдер. — Шериф, кажется, нам самое время поговорить. — Он развернулся к Скениту, надеясь, что тот ответит утвердительно.

— А что мне еще остается?

Из темноты появилась Скалли. Подхватив Лайла под руку, она практически тащила его — сам Паркер еле передвигал ноги.

— Малдер! Я отвезу Лайла в больницу. У него сильное переохлаждение, — сказала Скалли подбежавшему Малдеру. — Держи, он тяжелый.

Фокс довел парня до машины, отдал ему свой пиджак и вопросительно уставился на Скалли.

— После того как его осмотрят врачи, я собираюсь его допросить, — ответила Дана на незаданный вопрос.

Малдер вернулся к шерифу, который при свете полицейского фонарика рассматривал землю около трупа.

— Что вы скрываете? — Фокс продолжил незаконченный разговор.

— Я думал, все кончено. Скенит погасил фонарик, и они оказались в темноте.

— Кончено… — соглашаясь, повторил Малдер. — Вы поэтому не разрешили вскрывать тело Джо Змеиной Кожи? Вы надеялись, что после кремации все закончится? Что мы могли обнаружить?

— Я не могу сказать, — спокойно ответил шериф. — Но могу привести вас к человеку, который знает.

Клиника Гроув

Браудинг, штат Монтана

Четверг

Поздний вечер

Лайл, в теплой фланелевой пижаме, сидел на покрывале. Рядышком, на стуле, лежал полный комплект одежды — джинсы, футболка, свитер и нижнее белье. Под кроватью стояли ботинки.

— Мне стыдно говорить… — Паркер сидел, не глядя на Дану, которая стояла напротив. — После того, что произошло на похоронах, я нахлестался «бурбона». Что было потом — не помню. Вообще ничего. Хотя, наверное, я пошел на ранчо. Каждый раз, когда я надираюсь, я иду к отцу на ранчо, — Лайл облокотился на колени, взгляд его затуманился. — К диким животным. Точнее, к клеткам, где мы их держим. Брожу, поглядываю на зверей. Мне становится спокойней, все в голове укладывается по своим местам. Но это неважно… Моя мама начала собирать этих животных. Наверно, когда я прихожу туда, то вспоминаю и о ней тоже.

Скалли присела рядом на кровать, прекрасно понимая, что доверительная беседа — это лучший способ допроса. Лайл сидел, задумавшись о чем-то своем. Потом непонимающе пожал плечами:

— Как можно так нагрузиться? Убежать в лес, голышом… Вы, наверное, решили, что я спятил. Или представил себя диким зверем, — Лайл еще раз пожал плечами.

— Скажите, когда вы вернулись домой, вы говорили с отцом? — тихо спросила Скалли.

— Нет… Он очень злился за то, что я пошел на похороны. Я помню. Он сидел на крыльце, качался в кресле… Но я не помню разговора… Почему?.. Мы что, не разговаривали?

— Ваш отец умер… — так же тихо произнесла Скалли. — Мне очень жаль…

Паркер сидел, недоуменно моргая, затем ткнулся лицом в ладони.

— Кажется, его загрызло животное, но… Я подозреваю, что это убийство. Лайл, я недавно потеряла отца и знаю, как обессиливает…

— Вы думаете, — Лайл поднял взгляд, — это моя вина? Я пошел на похороны, разозлил их, и они убили моего отца?

— Не знаю, — ответила Скалли.

— Но если я — причина… Если я виноват… Я не могу даже… Как… — он смотрел на Дану, словно она могла дать ему ответ. — Со смертью я справлюсь, — Лайл вдруг заговорил быстро, словно пытаясь оправдаться. — Когда живешь на ранчо — оказываешься настолько близко к природе, что смерть ощущаешь как уход, растворение в окружающем тебя мире. Смерть — это не страшно. Но предательство, убийство! — Паркер посмотрел на свои руки, поднес их вплотную к лицу, всматриваясь в рисунок. — Мне кажется, что я своими руками…

Лайл виновато посмотрел на Скалли и заплакал.

Вигвам шамана стоял на самом краю поселка. Большинство индейцев уже давно переселились в нормальные, двух— и трехэтажные дома, но шаман оставался верен традициям. Скенит указал на вход, завешенный шкурой лося:

— Нам туда. Старого шамана зовут Иш. Он единственный, кто сможет рассказать вам то, что вы хотите узнать.

Малдер постоял в нерешительности, окинул взглядам свой костюм, наконец решился и откинул полог.

Шаман сидел на огромной шкуре гризли и курил трубку. Горький запах дикого табака заполнил все небольшое пространство вигвама.

— Иш, это Фокс Малдер, он хочет говорить с тобой. Он представитель закона, но сейчас он пришел как тот, кому небезразлична жизнь индейцев. Он хочет узнать, зачем Маниту снова появился в нашем городе.

Фокс огляделся. На закопченных деревянных опорах висели сушеные травы. Он с трудом узнал зверобой и мяту, пыльный веник которых висел прямо над костром. Сердоликовый амулет — фигурка свернувшегося полоза — покачивался в неровном свете пламени. Малдер кивнул шаману, тот указал ему и шерифу на большую кипу шкур, сваленных вдоль стены.

— Не знаю, зачем Маниту снова пришел в наш город. — Иш покачал головой. Затянулся и медленно выпустил струю дыма. Табачный дым смешался с дымом костра и вытек в дырку в крыше. — Я могу рассказать вам все, что знаю. Что-то я видел своими глазами, что-то рассказали люди, о чем-то пришлось догадываться. Но начинается мой рассказ — как предание, переданное старой скво маленькому внуку, еще не умеющему говорить, но уже любящему слушать.

Шаман подтянул ноги, уселся поудобнее и заговорил нараспев. Голос оказался неожиданно сильным и красивым. Малдер вдруг заметил, что его завораживает звучание и он почти не вслушивается в смысл фраз.

— Давным-давно, когда солнце светило ярче и добрый дух Вакантанка еще не покинул людей, родился на свет Лунный Волк. Он был могуч, и, как у любого могучего повелителя, у него были слуги. Эти слуги назывались Маниту.

Фокс стряхнул с себя оцепенение, посмотрел шаману в лицо. Старый индеец сидел неподвижно, морщинистое лицо было подернуто пеленой воспоминаний.

— Однажды я встретил Маниту, — продолжал Иш. — Я был совсем молод…

— В сорок шестом? Дело Уоркетса? — спросил Фокс.

Шаман поднес к губам трубку, посмотрел на Малдера.

— Ты не такой, как все, — медленно произнес он. — Ты открыт индейцам. У тебя даже имя наше. Лис. Тебя надо было назвать Бегущий Лис. Или Хитрый Лис.