– Это не клаустрофобия, – почти сердито перебила его Хани. – Это табачный дым. У меня на него аллергия. – И она с негодованием указала на Бен Рашида, который разглядывал обоих с очевидным удовольствием, – Скажите ему, чтобы он затушил свою сигару!

– Потуши свою сигару, Алекс, – повторил за ней принц Руби, чуть заметно дернув ртом.

– Как угодно, – вежливо отозвался его кузен и раздавил сигару в хрустальной пепельнице, стоящей на журнальном столике. – Что-нибудь еще?

Ланс Руби повернулся к Хани.

– Что-нибудь еще? – осведомился он.

Хани отрицательно покачала головой.

– Больше ничего, Алекс, – величественно сказал принц Руби брату. – Если миледи передумает, мы тебе сообщим.

– Вот и хорошо, – растягивая слова, отозвался Бен Рашид. – А теперь тащи-ка ее сюда, и давай взглянем на нее поближе.

– Прошу вас…

Принц Руби преувеличенно вежливо указал Хани на центр комнаты и, взяв ее за локоть, слегка подтолкнул в нужном направлении. Хани машинально сделала несколько шагов. Когда она оказалась прямо напротив кресла Бен Рашида, Ланс выпустил ее и, отступив в сторону, присел на валик широкого кожаного дивана.

Хани чувствовала себя, как чернокожая рабыня, выставленная на невольничьем аукционе. Оба брата рассматривали ее откровенно оценивающе, и в глазах обоих то и дело вспыхивали искорки бесстыдного восхищения. Из чистой самозащиты она ответила им вызывающим и дерзким взглядом, который, казалось, только позабавил принца и его кузена.

И принц Руби, и Бен Рашид были крепкими высокими мужчинами, подтянутыми и загорелыми. Оба были одеты в безукоризненные костюмы для вечерних приемов, но на этом сходство между ними заканчивалось. У Ланса были рыжевато-каштановые волосы и озорно поблескивающие голубые глаза, которые постоянно меняли цвет – от светло-василькового до темного ультрамарина. У Бен Рашида волосы были черными, как вороново крыло, а взгляд черных глаз был пристальным и цепким. Этот контраст сам по себе был достаточно резким, чтобы бросаться в глаза в первую очередь, но гораздо сильнее двоюродных братьев различало выражение лиц.

Лицо Ланса дышало такой живой радостью, дерзостью и неуемным любопытством, что Хани помимо своей воли почувствовала к нему расположение, граничащее с восхищением. Казалось, что он освещен изнутри каким-то живым, беспокойным пламенем, которое отражалось в его глазах и готово было в любой момент вырваться наружу. Выражение лица Бен Рашида было, напротив, непроницаемо-спокойным и слегка циничным, хотя оно и не производило отталкивающего или пугающего впечатления. Как бы там ни было, если за этим неподвижным, слегка мрачноватым фасадом и скрывалась порывистая, страстная натура, то Хани не в силах была ее разглядеть. Судя по всему, его внутренний темперамент проявлялся лишь в исключительных случаях, да и то только тогда, когда Бен Рашид сам этого хотел.

– Превосходно! – заметил Алекс, небрежно откидываясь на спинку кресла и без тени смущения разглядывая нижнюю часть тела Хани. – Просто превосходно. А какие ноги!.. Бросим жребий?

– Ничего не выйдет, – негромко возразил принц Руби, не отрывая глаз от Хани. – Она – моя. У меня уже сейчас внутри все горит! Пожалуй, тебе придется принести мэру мои извинения – сегодня вечером я буду очень занят.

Хани сердито нахмурилась.

– Если вы закончили рассматривать меня, то я, пожалуй, пойду. Я не собираюсь и дальше выступать перед вами в качестве куска первосортной говядины!

– Фу, какое вульгарное сравнение! – с притворным возмущением воскликнул принц Руби. – Хотя, должен признаться, кусочек-то – первый сорт. – Перехватив негодующий взгляд Хани, он сразу осекся. – Простите, что перебил вас. Прошу вас, продолжайте. О чем вы говорили?

– Я сказала, что мне пора идти, – заявила Хани, от души надеясь, что им не придет в голову передать ее в руки полиции.

– Какой же в этом смысл? – удивился принц. – Ведь вы почти достигли цели, проявив незаурядную изобретательность, которая заслуживает всяческого поощрения. Ради вас я готов отказаться от официального приема, чтобы мы могли провести сегодняшний вечер в постели. – Он улыбнулся своей подкупающей озорной улыбкой. – А может быть, и завтрашний! – добавил он, в восторге тряся головой. – Какая же вы все-таки хитрая! Клеопатра – и та могла бы у вас поучиться.

– Клеопатра? – переспросила сбитая с толку Хани. "Боже мой, за кого они меня принимают?!" – пронеслось в ее голове.

– Она приказала закатать себя в ковер и таким образом проникла в приемную Цезаря, – терпеливо пояснил принц. – До сегодняшнего дня я считал это одним из самых выдающихся достижений женского ума. Похоже, эта древняя царица умела выходить из самых запутанных ситуаций при помощи того, что было у нее под рукой. Но вы ее превзошли! Правда, у них в Древнем Египте вряд ли были ресторанные тележки.

– Насколько я слышал, Клеопатра не только умело распоряжалась тем, что оказывалось у нее под рукой, но и заранее устраивала так, чтобы все необходимое у нее под рукой было, – заметил Бен Рашид, и его рот, неприятно скривился. – Девушки же вашего сорта, мисс… Как, кстати, вас зовут?

– Хани Уинстон.

Мужчины озадаченно переглянулись.

– Актриса? – спросил принц Руби.

– Нет, – сердито ответила Хани. Поистине, бывали такие минуты, когда она страстно ненавидела собст-венное имя. – Просто меня зовут так же, как и ее. Говорят, что, когда я родилась, моей матери показалось, будто мои волосы похожи по цвету на мед, а "хани" по-английски значит "мед".

– Я хорошо владею английским. Стало быть, вас можно называть Медок? – негромко заметил Ланс Руби. – Впрочем, должно быть, с тех пор вы заметно посветлели. Сейчас ваши волосы похожи на снег под лунным светом. Скажите, докуда они достанут, если распустить их?

– До середины спины, – машинально ответила Хани, глядя в его мягко мерцающие глаза, которые буквально гипнотизировали ее. Ей даже пришлось тряхнуть головой, чтобы наваждение рассеялось. – Какая в конце концов разница, короткие у меня волосы или длинные? – требовательно спросила она и едва не притопнула от гнева ногой.

– Мне нравятся длинные волосы, – невозмутимо пояснил Ланс Руби. – Они меня возбуждают.

– Я уверена, что такому человеку, как вы, не составляет труда удовлетворить любые свои желания, – язвительно заметила Хани и, не удержавшись, добавила:

– Я удивлена, что вы отказали этой вашей фигуристке…

Во взгляде принца промелькнуло удивление.

– Ах да! – спохватился он. – Вы же слышали часть нашей беседы. Надеюсь, мы не слишком вогнали вас в краску?

Он улыбнулся такой обаятельной улыбкой, что у Хани перехватило дыхание, и она очень рассердилась на себя за это.

– А как вам понравится подобное предложение? Изобретательно, не правда ли? Надеюсь, Эрика не обидится, если мы украдем у нее идею. С вами я готов на это пойти, и никакой мороз мне не помешает!

Хани мысленно сосчитала до десяти и, выпустив воздух, сказала медленно и членораздельно, тщательно выговаривая каждое слово:

– Нет, подобное предложение мне совсем не нравится. Я не собираюсь заниматься с вами сексом ни на льду, ни в постели, ни даже на вершине Эвереста, Я вообще не хочу заниматься сексом с вами! Я ясно выражаюсь?

К досаде Хани, Ланс абсолютно не был склонен принимать ее слова всерьез.

– Вершину Эвереста я вам не предлагал, – быстро ответил он, и на его губах заплясала озорная улыбка. – Но это совсем неплохая идея. Свежая и оригинальная… К тому же, разреженный горный воздух способен сделать эротическое переживание вдвое изысканнее. Нет, честное слово, об этом стоит подумать!

С этими словами принц повернулся к брату и спросил с неподдельным интересом в голосе:

– Ты много раз поднимался на самые высокие вершины, Алекс. Не знаешь, какая сейчас погода на Эвересте?

Бен Рашид задумчиво наклонил голову.

– Я думаю, не самая подходящая, – ответил он совершенно серьезно. – На твоем месте я бы подождал месяца полтора-два, пока погода станет более устойчивой.