В кабинете директора с утра было шумно. Я постучал, никто не ответил. Открыл дверь и чуть не рассмеялся.

Мадемуазель Рошетт кричала на Гордона, на его лице было скучающее выражение. Это он умеет. Имея дома жену, подобно Рошетт, и такую дочь, как Элена, не мудрено научиться отрешаться от постоянного пиления. Я прислушался к крику Рошетт.

- Ты не представляешь, насколько этот мальчишка дерзок! Он просто увез моего сына! И нагло заявил, что Калеб больше вообще не появится дома! Ты хоть понимаешь, что это значит, Гордон! Я заявлю на него в полицию! Он у меня сядет! Учитель! Ага! Может, он вообще мальчиков любит молоденьких!

Гордон хрюкнул, маскируя это кашлем. Присутствующая здесь же мадам Пьюси закатила глаза к потолку.

- Мадемуазель, я действительно люблю мальчиков, только конкретных… не своих учеников.

Она обернулась и гневно проговорила:

- Я засужу тебя! Ублюдок!

- Прошу не оскорблять меня, я родился в браке. По поводу того, что вы тут орали, и то, что я успел услышать… Я уже Вам говорил, Люсиль, не думайте, что я не смогу постоять за себя и отстоять интересы Калеба.

- Я его мать! – Закричала она.

- Не кричите. Я слышу прекрасно. Мать? Что такое мать?

Мадам Пьюси улыбнулась, Гордон сделал вид, что очень занят, разглядывая узор на чашке.

– Я расскажу Вам, Люсиль. Мать - это опора и поддержка, любовь и преданность, сила и тот уголок, куда можно всегда прийти с любой проблемой. Вы не мать. Вы просто женщина, родившая ребенка. Ребенка, который счастлив совершенно в другой семье и который ненавидит женщину, родившую его. Уж извините, Люсиль, но Калеб не будет с Вами жить.

- Если ты лишишь меня родительских прав, его отправят в приют! – Снова повысила она голос.

- Все лучше, чем с вами. Но я снова разочарую Вас, Люсиль, в приют Калеб не попадет. Он будет жить с человеком, который покажет ему любовь семьи и мир надежды.

- Как ты смеешь…

- Гордон, я хотел лишь сказать, что сегодня к десяти подойдет социальный работник со всеми бумагами на Калеба Рошетта. Ты, как директор школы, сможешь заверить документы, хотя, очевидно, что это не понадобится. Мы с Калебом подойдем к десяти.

Люсиль хотела меня обойти.

– И, Люсиль, если я не найду Калеба в школе или он не придет на встречу, я обещаю, что будет жарко.

Она вылетела за дверь.

- Джон, ты разошелся. – Улыбаясь, проговорил Гордон. – Но справиться с ней, пожалуй, сможешь только ты и Поль.

- Да, мы должны благодарить Вас, молодой человек. Я много раз пыталась поговорить с Калебом. Но он так боялся матери, что на контакт не шел вообще. Все больше бравады. – Печально закончила мадам Пьюси.

- А мне кажется, что мы все должны благодарить Себастьяна.

Они улыбнулись.

– Ладно, пойду, расписание перепишу, а то вечно опаздываю на свои же уроки или раньше прихожу.

Они вдвоем засмеялись. Попрощавшись до десяти, я пошел к доске расписания и выписал свои уроки. Самый загруженный день у меня вторник. Это было хорошо. Значит, вернувшись со свадьбы в понедельник, мне не нужно будет сильно напрягаться и переживать.

Я дописывал расписание на пятницу, когда на доске появилась тень. Я обернулся. Сзади стоял мужчина. Шатен с карими глазами, накачанный, из чего я сделал вывод, что он учитель физкультуры, да и одежда говорила об этом. А вот взгляд с меня не сводит, такой злой взгляд. Я уже успел чем-то обидеть физрука? Не помню. И на педсовете его не было, вроде. Такого бы я запомнил.

- Ты Вилсон?

Такой баритон, я даже заслушался. Ему бы петь, а не детей учить.

- Прошу прощения, но мы незнакомы, и я бы предпочел мсье Вилсон, если не трудно.

На лице мужчины отразилось понимание.

- Ладно, мсье Вилсон, у Вас сейчас есть урок или мы можем поговорить?

И о чем, интересно…

- Да, конечно, до конца этого урока я свободен.

- Тогда в учительскую, там сейчас никого нет.

Я кивнул и он сделал жест рукой, чтобы я прошел вперед. Мы в тишине дошли до кабинета и сели за стол. Он помолчал несколько минут, а потом сказал фразу, от которой мне захотелось упасть на пол и ржать.

- Тебе лучше уволиться.

Я смотрел на него и пытался сдержаться из последних сил.

- Простите, Вы не представились.

- Ты можешь звать меня Франсуа.

- Ага, Франсуа, прекрасно. Так чем вызвана Ваша просьба, Франсуа?

- А это не просьба, это совет.

Я улыбнулся.

- У меня тоже будет совет Вам. Если противник меньше и кажется слабее, это может быть всего лишь обман зрения. А еще противник может обладать той властью, которая Вам, Франсуа, недоступна. Простите, но у меня урок, а опаздывать я не люблю. Было приятно познакомиться.

- Ты не понял, я не шучу. Мне нужно, чтобы ты уволился и освободил место в штате… - Он встал.

Ну да, он возвышался надо мной, но мне, почему-то, совершенно не было страшно.

- Франсуа, я еще раз повторяю на чистейшем французском – нет, mon cher.

Он уже хотел что-то возразить, но прозвенел звонок с урока, и я, схватив ключи от класса, вылетел за дверь. Войдя в класс, я не выдержал и засмеялся. Боже, да это не школа, а какой-то серпентарий. Всем что-то нужно, но в то же время всем плевать на чужие проблемы. Как же они дышат одним воздухом?

К десяти часам в мой кабинет вошел хмурый Калеб. В глаза не смотрит и руки дрожат.

Я встал и подошел поближе.

- Калеб?

- Я думаю, не стоит… - И руки в карманы спрятал.

Я повернул его за подбородок к себе и чуть не выругался на немецком. Глаз снова был красный от лопнувших сосудов, и губа разбита. Он слизал капельку крови и, вдруг судорожно вздохнув, кинулся ко мне в объятия.

– Не могу больше… не хочу… устал. Устал от нее…

- Тише. – Я прижимал его к себе и гладил по голове.

А он все продолжал реветь.

Я присел на парту и притянул его сильнее.

- Прости.

- Все хорошо. Не извиняйся.

Я не могу понять ее, за что? За что она так с ним? Почему просто не отдала в приют, раз не нужен? Зачем издевается над психикой ребенка?