Такого Зимину видеть еще не доводилось. На желтоватом известняковом полу когда-то стоял деревянный саркофаг, ныне истлевший совершенно и слоем пыли покрывавший косточки детского скелета. В изголовье саркофага стояли три миниатюрных сосуда для питья, инкрустированные полосками золота.

Игральные кости в детских захоронениях Зимин встречал. Были они и здесь — лежали в полуистлевшем кожаном футлярчике. Но что он видел впервые — золотые игрушки! Фигурки оленя, пантеры и лошадки на колесиках так беспредельно хороши и так трогательно стерегли покой маленького хозяина, что на глаза навертывались слезы.

Когда очистили скелет малолетнего царевича от пыли истлевшего саркофага, он оказался усыпан золотыми бляшками — все, что осталось от парадной одежды. Шейные позвонки обвивало золотое украшение — гривна, — сделанное из множества тонких переплетенных проволочек. На безымянном пальчике золотой перстенек…

В боковой нише захоронены убитые слуги, все умершие неестественной смертью. Об этом говорила ужасная картина расположения скелетов в боковой нише: вывернутые руки, раскинутые ноги, судорожно сжатые пальцы. Очевидно, их бросили в могилу еще живыми, и агония продолжалась в уже замурованном склепе.

Из могильной ямы можно было спуститься еще в одно помещение, где находилась разная хозяйственная' утварь: кувшины, котлы для напутственной пищи, в которых лежали кости животных, крюк, ажурная жаровня.

Лагерь находился под впечатлением от находок. Такой археологической удачи больше не будет никогда! Это понимали все. Экспедиция в общем-то завершилась, хотя курган еще предстоит дообследовать и раскопать на снос. Сергей Матвеевич ужасно устал. Отпустив Надю домой, что сделал в нарушение правил, он взвалил на себя ее работу. Он неплохо с этой работой справлялся, но отнимала она много сил и уйму времени. Все материалы придется передавать в Эрмитаж. Он очень старался не подвести товарища и в лучшем виде сделать зарисовки и планы.

Как он жалел, что такие сенсационные находки случились без Нади! Он знал, она ужасно расстроится, и очень хорошо ее понимал. С другой стороны, Надю в последние годы стали одолевать сомнения в правильности того, что они делают. Археологи изучают жизнь скифов по погребальным памятникам, и разрушать курганы, или, как говорит Надя, «тревожить могилы», их удел. Но поскольку она стала воспринимать это как грех, может, и хорошо, что не видела «пальчика» с перстенечком и игрушечек в изголовье… Ему тоже на какой-то миг стало не по себе.

Но жизнь есть жизнь! Сегодня решили отпраздновать успех экспедиции — купить вина, горилки, ужин заменить шашлыком. Хотят люди веселья. Пусть погуляют! Главное — не болтали бы о находках.

Солнце последними косыми лучами освещало лагерь. Так непривычно было видеть горящий костер в это время суток, когда еще не стемнело. Это мужчины нажигали угли для шашлыка. Кастрюли с мясом, в связи с неожиданностью праздника, поставили куда потеплее, ближе к огню, чтобы мариновалось быстрее, ускоренным способом. Женщины колдовали над чем-то сообща, сидя за длинным обеденным столом и оживленно переговариваясь. В сторонке, готовясь к неожиданному празднику, две девушки мыли голову, поливая друг друга из высокого кувшина и весело повизгивая.

Румын ворошил короткие сухие поленья отобранной у Игоря палкой, многозначительно молчал, то и дело поглядывая на заходящее солнце. Игорь, чуть ошалевший от пережитых за день волнений, пытался расшевелить и разговорить его. Румын только вздыхал. Наконец, еще раз вскинув голову к небу, спросил:

— Игоряшка, ты очень жракать-то хочешь?

— Шашлычка бы поел с удовольствием. Ты как?

Потянув Игоря в сторону, Румын заговорил горячо и быстро:

— Ты помнишь, что Сергей Матвеевич хотел центральное захоронение дообследовать? Представляешь, сколько там народу будет? Мы и не увидим толком ничего! Давай сейчас вдвоем туда спустимся! Ты, Игоряшка, и я! Только ты и я! — словно в горячке бормотал Румын. — Мы ж ничего плохого не делаем, Игоряшка! Возьмем фонарики, мастерки, обстучим там все стеночки. Вдруг нишу найдем, пока они шашлык кушать будут…

Игорь растерянно смотрел на Румына. С одной стороны, ужасно интересно и соблазнительно спуститься в камеру, когда рядом никого нет. С другой… как отец к этому отнесется? Может, не надо этого делать? Есть какие-то но, просто ни Румын, ни он сам этого сейчас не видят…

— Игоряшка! Мы с тобой когда-нибудь внукам рассказывать будем, как это… как с фонариком и мастерком… А вдруг тайник найдем? Ты же книжки читаешь! Сам знаешь, бывает такое в древних захоронениях. Ну как? Давай?

— Давай! — решился Игорь. — Ну что, в самом деле, плохого… а вдруг правда найдем…

Могильную яму прикрыли по распоряжению Зимина рубероидом, и, чтобы спуститься туда, пришлось завернуть его с одного края. Минут тридцать-сорок солнечный свет позволял кое-как ориентироваться в той части камеры, куда он проникал. Было нестерпимо жарко и душно. Обливаясь потом, Румын и Игорь простукивали рукояткой мастерка стены камеры, надеясь по звуку определить полость, если она там была, но стены молчали. За известковыми плитами был однородный грунт.

Первым не выдержал Румын:

— Слушай, Игоряшка! У меня уже в ушах стучит. Жарища какая! Это я не учел. Ну его к черту, этот тайник! Вылезаем?

Но Игорь вошел во вкус. К тому же отказываться от задуманного не в его характере. Он упрямый.

— Нет, Пашка. Так не пойдет! Жарко? Давай вылезем наверх, передохнем немного — и назад. Было из-за чего от шашлыка-то отказываться!

В боковой нише, куда они проникли после десятиминутного перерыва, жара лютовала еще сильнее и дышалось действительно тяжело. Держа фонарик в одной руке, мастерок в другой, они обходили камеру, простукивая каждую плиточку от пола до высоты вытянутой руки.

В какой-то момент Игорь увидел себя и Румына со стороны: в полной темноте два чудика в предобморочном состоянии… с мастерками в руках… Стоп! Или послышалось? Нет. Звук явно другой. Румын, которого Игорь сразу же позвал, подтвердил — другой! Направив фонарики на звучащую другой нотой часть стены, они стали изучать швы между плитами. Углом мастерка Румын хотел провести вдоль жгутика шва, но мастерок, как в масло, вошел в рыхлую, превратившуюся в труху глину. Румын отдернул руку и осветил фонариком лицо Игоря.

— Там что-то есть, — сказал он шепотом.

— Слушай, давай пометим плитку и оставим до завтра! — несмело предложил Игорь.

— Ага! Теперь ты в кусты! Ну хотя бы пару плиток вынем! Понятно будет — есть там тайник или нет.

— А если есть?

— Если есть — сразу Сергею Матвеевичу скажем…

Вынуть известковую плитку оказалось несложно. В то время как Румын вычищал сухую глину, Игорь поддерживал готовый выпасть кусок известняка, который легко подался наружу, и Игорь с трепетом принял его на руки, словно новорожденного. Вслед за отвалившейся плиткой выпала рукоять меча с остатком изъеденного коррозией лезвия.

Тайник!! Это все-таки тайник! Направленные в таинственную нишу лучи двух фонариков не оставляли никаких сомнений. В нише горизонтальными рядами лежали какие-то предметы, густо пересыпанные землей. Судя по плотности слоев, в нише рухнул свод, придавив все, что там находилось.

Не сговариваясь, Румын и Игорь осветили циферблаты наручных часов и переглянулись. Без четверти десять. Только сейчас Игорь понял — не нужно им было раскрывать этот тайник. Как теперь быть? Оставить его в таком виде нельзя. Значит, немедленно нужно приступать к расчистке ниши! И это на ночь глядя! В полной темноте!

— Да. Похоже, Паш, мы с тобой не правы.

В лагерь возвращались молча, с жадностью наполняя легкие прохладным воздухом. Игорь прижимал к груди обломок меча и думал о том, как сказать отцу…

Веселье у костра было в полном разгаре. Видимо, рассказывали что-то очень смешное, так как хохотали дружно и в полный голос. Народ постарше, среди них отец, собрался чуть поодаль. По громким голосам и усиленной жестикуляции было ясно, что выпили изрядно. Увидев сына, Зимин радостно просиял и протянул к нему руки: