Затем оказывается, что Пробка на самом деле не такой уж психопат. Во время встречи с чистокровным арийцем с впалыми щеками, худым длинным телом и бесстрастным лицом выясняется, что капитан – агент подпольной организации, которая называется «Божьей молнией»: дань идее Гераклита о том, что Бог впервые проявился как сверкнувшая молния, сотворившая мир. «Лайф Этернал» вовсе не охотится на огромного белого кита (как убеждена его команда), а поставляет боеприпасы правительству в изгнании и «Божьей молнии». Уходя, впалощекий лидер говорит Пробке: «Помни: путь наверх – это путь вниз».
Между тем Безвратные Врата со скрипом распахнулись, и я начал улавливать сигналы из «реального» мира. То есть снова начал осознавать себя распорядителем манежа. В меня введена вся информация; энтропия и отрицательная энтропия дополняют друг друга, создавая страну чудес, и по мере того, как банки памяти выдают мне эту информацию, я ее обрабатываю, чтобы понять смысл событий.
Но, как Гарри Койн, я чувствую себя в свите мисс Портинари как-то неуверенно. Мне мерещатся призраки мертвых пиратов, и только отчасти это навеяно сюрреалистическими фресками на стенах каюты, выполненными в морском вкусе Хагбарда. В сущности, у Гарри, если выразиться его привычным языком, была такая крепкая жопа, что он мог бы срать кирпичами. Сейчас он легко признавал ровней длинноволосого хиппи Джорджа и даже его чернокожую подружку, но почему-то ему казалось неправильным признавать за старшую девочку-подростка. Пару дней назад я бы думал, как бы залезть к ней в трусы. А сейчас я думал над тем, как впустить ее в свою голову. Этот Хагбард с его зельем наверняка исказил все мои понятия о ценностях посильнее, чем что бы то ни было после тюрьмы Билокси.
И вот я уже каким-то образом слышу раскатистый голос преподобного Хилла много лет назад в Билокси. Он потрясает Библией и грохочет: «Не бывает отпущения грехов без крови! Не бывает отпущения грехов без крови, братья и сестры! Это говорит Святой Павел, и не забывайте об этом! Не бывает отпущения грехов без крови нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа. Аминь».
А Хагбард читает аналитическое заключение БАРДАКа о стратегии и тактике сражения над Атлантидой. Математическая часть БАРДАКа приходит к выводу, что все факты согласуются с допущением А и не согласуются с допущением Б. Хагбард скрежещет зубами: согласно допущению А, иллюминатские корабли-пауки управляются дистанционно, а согласно допущению Б, на их борту есть люди.
– Не верь тому, кто льном богат, он может быть ползучий гад.
– Готовы к уничтожению вражеских кораблей, – донесся до него голос Говарда.
– Ты отвел своих на безопасное расстояние?
– Конечно. Хватит колебаться. Сейчас не время быть гуманистом. (Допущение А: корабли-пауки иллюминатов управляются дистанционно.)
Море безжалостнее, чем земля. Иногда. (Ни один факт не согласуется с допущением Б.) Хагбард протянул смуглый палец, коснулся им белой кнопки на пульте управления и затем решительно на нее нажал.
– Вот и все, – сказал он.
Но на самом деле это было не все. В нездравом, но холодном уме он решил, что если он уже стал убийцей, финальный гамбит вполне может стать спасительной частью Демонстрации. Он отправил Джорджа к Дрейку (Боб, сейчас ты мертв, но неужели ты так никогда и не понял, хотя бы на мгновение, что я пытался тебе сказать? что пытался когда-то сказать тебе Юнг?), затем погибли двадцать четыре настоящих человека. А сейчас льется все больше крови, и он не уверен, что можно спасти хоть какую-то часть Демонстрации.
«Не бывает отпущения грехов без крови! Не бывает отпущения грехов без крови, братья и сестры… Не бывает отпущения грехов без крови нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа!»
Я вступил в иллюминаты в 1951 году, когда Джо Маккарти стоял очень круто и повсюду искали заговоры. Наивный юнец (в то время я был второкурсником Нью-йоркского университета), я пытался «найти себя» и откликнулся на одно из тех розенкрейцерских объявлений, которые печатались в конце мужских журналов. Конечно, розенкрейцеры никакая не ширма в том простом смысле, который вкладывают в это слово берчевцы и прочие параноики. Только несколько человек в штаб-квартире ДМОРК[62] – агенты иллюминатов. Но они наудачу отбирают потенциальных кандидатов, и мы получаем почтовые отправления, слегка отличающиеся от тех, что посылаются обычным неофитам. Если мы хорошо себя зарекомендовываем, переписка становится более интересной, а затем устанавливается и личный контакт. Ну так вот, довольно скоро я дал полный обет, включая идиотский пункт о непосещении Неаполя, хотя это просто пережиток старой обиды Вейсгаупта, и меня приняли в иллюминаты-минервалы, дав имя Ринго Эригены. Поскольку я учился на юридическом, мне посоветовали делать карьеру в ФБР.
С Эйзенхауэром я встречался лишь однажды, на очень большом и пышном балу. Он отозвал в сторонку меня и еще одного агента.
– Не спускайте глаз с Мейми, – сказал он. – Как только она выпьет пять бокалов мартини или начнет цитировать Джона Уэйна, быстро уводите ее наверх.
С Кеннеди я даже не разговаривал, но Винифред (которого в Ордене знали как Скотуса Пифагора) частенько на него жаловался.
– Эта политика «Нового Рубежа» опасна, – брюзжал Винифред. – Парень думает, что он живет в киновестерне: раз-два – и негодяям не поздоровится. Лучше не давать ему слишком долго рулить.
Можете себе представить, как я расстроился, когда «далласское дело» начало проливать свет на всю картину. Понятно, я не знал, что делать: Винифред был моим единственным начальником в правительстве, который одновременно стоял выше меня в иллюминатах. Но у меня была масса догадок и подозрений насчет остальных, и я не осмелился бы утверждать, что, к примеру, Джон Эдгар Гувер не был одним из наших. Когда ЦРУ запустило этот пробный шар, у меня, как теперь говорят, начался параноидальный глюк. Возможно, это было совпадение (или синхронистичность), но не исключено, что меня прощупывал Орден, все глубже опутывая и обволакивая своими щупальцами.
(«Многие люди, занимаясь шпионажем, не знают, на кого работают, – сказал мне однажды Винифред голосом „рыцаря плаща и кинжала“, – особенно те, которые выполняют „мелкие поручения“. Допустим, мы находим франко-канадского сепаратиста в Монреале, который занимает пост, позволяющий в определенные периоды времени получать определенную информацию. Безусловно, мы никогда не попросим его работать на американскую разведку. Это для него, скорее всего, невозможно по идеологическим соображениям. Поэтому на него выходит другой, весьма убедительный франко-канадец, у которого есть „доказательства“, что он агент самого секретного из всех квебекских подпольных освободительных движений. Или, скажем, русские находят женщину в Найроби, которая вхожа в некоторые кабинеты, но при этом оказывается ярой антикоммунисткой и занимает проанглийскую позицию. Какой смысл пытаться прямо завербовать ее в КГБ, скажи мне? Нет, вербовщик должен иметь настоящий оксфордский акцент и убеждать ее, что она будет работать на английскую службу МИ-5. И так далее, – мечтательно закончил он, – и так далее…»)
Мой контакт в ЦРУ был действительно из ЦРУ, я в этом почти абсолютно уверен. По крайней мере, он знал пароли, демонстрировавшие, что он выполнял приказы Президента. Если это, конечно, что-то доказывает.
Внедриться в «Божью молнию» приказал мне сам Гувер. Впрочем, он выбрал не только меня; я был частью группы, перед которой он произнес вдохновенную, зажигательную речь. До сих пор помню его слова: «Пусть вас не обманут их американские флаги. Взгляните на эти стрелы молний, позаимствованные у нацистской Германии, и помните, что безбожные комми недалеко ушли от безбожных наци. И те, и другие против Свободного Предпринимательства». Естественно, став членом арлингтонского филиала «Божьей молнии», я быстро узнал, что Свободное Предпринимательство в их пантеоне уступало по значимости разве что Гераклиту. Вообще, Гувера и впрямь порой «перемыкало»: достаточно вспомнить его страхи насчет того, что Джон Диллинджер на самом деле остался жив и смеется над ним. Этот благоговейный страх заставил его ополчиться на Мелвина Первиса, того самого агента, который пристрелил Диллинджера в Чикаго, и выжить беднягу из Бюро. У кого хорошая память, наверняка помнит, что Первису пришлось зарабатывать на жизнь у фабриканта кукурузных хлопьев: он был номинальным главой «юных джи-менов»[63].
