Все получилось так, как предсказала Лиля: Олег с Гришей уехали, Лидия закрылась у себя, а Клара Ивановна ушла в главный корпус, злая как сто чертей: ей так и не удалось узнать, кто пытался забраться к ней в комнату. К счастью для Лили, она не поняла, что этот кто-то провел рядом с ней немало времени: ей показалось, что один из домашних попытался зайти и тут же убежал. Если бы она знала правду, то не поленилась бы нанять Сергея, чтобы он нашел негодяя.

Сергей шел рядом с девушкой, стараясь ступать неслышно, и Лиля только поражалась, как здорово у него получается. Этот большой мужчина, в два раза выше нее и во столько же раз тяжелее, двигался плавно, как ниндзя, и с поистине кошачьей грацией. Лиля подумала, что производит куда больше шума, чем он, хотя может пройти по дому с закрытыми глазами.

Они поднялись в ту часть мансарды, которую Клара Ивановна выделила Олегу под временную мастерскую, и она обвела рукой пространство:

– Вот. Пожалуйста.

Сергей пошел вдоль картин, прислоненных к стене, время от времени останавливаясь перед какой-нибудь из них. Пару раз он даже присел на корточки. Лилия подошла ближе, пытаясь понять, чем обусловлен его выбор, но не смогла.

Ей не нравились картины Олега. Она так и не научилась понимать их. Она бы, наверное, даже огорчилась, если бы Сергей выбрал одну из них в подарок своей жене, но он этого не сделал.

– Боюсь, это не то, что может ей понравиться, – сказал Бабкин, поднимаясь. – Она предпочитает другую цветовую гамму.

Сыщик подошел к столу, окинул вопросительным взглядом коробки с карточками:

– А это что такое?

– Это что-то вроде картотеки, – объяснила Лиля. – Олег любит, чтобы о каждой картине все было известно. Где, при каких обстоятельствах написана, размер холста… Много разных сведений. Ему даже важно, чтобы я указывала, в каком магазине куплены краски, которыми он пользовался. О кистях то же самое, конечно.

Сергей присвистнул:

– Вы шутите!

– Нет, правда-правда! Я придумала систему, по которой можно быстро найти любую понадобившуюся картину.

Ей не хотелось говорить, что эта система пригодилась всего два раза. И что Олег, с маниакальной точностью записывающий все, что касается его полотен, почти никогда не пересматривал их. Только если хотел проверить, не забросила ли жена свои обязанности.

– Можно посмотреть? – Сергей склонился над длинным ящиком, из которого торчали карточки.

– Конечно.

Лиля достала одну, показала ему, объяснила, как ориентироваться по кодам.

– Вы действительно сами это придумали? И записали?

Недоверие в его голосе вызвало улыбку на ее лице:

– Честное слово. А что?

– Это колоссальный объем. Но почему на бумаге, а не на компьютере?

– На компьютере тоже есть. Но Олег не доверяет технике, он предпочитает бумагу. Говорит, что бумага всех переживет. Может быть, он и прав…

Лиле вспомнилось кое-что, и она вытащила из кармана смятое письмо.

– Хотела вам кое-что показать… Смотрите – я нашла его в том самом шалаше, где мы с вами сегодня обедали. Оно было спрятано в коробке. Как вы думаете, сколько лет этому посланию?

Сергей бережно взял у нее листок, развернул и начал читать. Она видела, как меняется его лицо: сперва на нем отразилось изумление, которое сменилось узнаванием и, наконец, улыбкой.

– Это письмо написано двадцать лет назад, – без тени сомнений сообщил он. – В июне месяце.

– С чего вы взяли? Что, я не заметила числа?

Лиля внимательно осмотрела листок, но даты не нашла и подумала, что это и неудивительно: обычно влюбленные девушки не стремятся к точности в таких вопросах.

– Дело вовсе не в числе. Просто мне знаком автор.

Теперь настала ее очередь смотреть на него недоверчиво.

– Честное комсомольское! – поклялся Сергей. – Я знаю, кто написал письмо. Этому человеку, наверное, было бы забавно прочесть его сейчас, когда двадцать лет остались позади.

– Она, наверное, из Вязников! – сообразила Лиля. – Вы еще встретитесь с этой женщиной?

– Да, и не раз.

Она, не задумываясь, протянула ему письмо:

– Тогда отдайте ей, пожалуйста! Отдадите?

– Конечно. А вам не жалко?

– Но оно же не мое! – возразила девушка. – То есть было мое, пока отправитель оставался неизвестным, но после ваших слов превратилось в чужую корреспонденцию, пусть и неотправленную. Зачем же мне хранить у себя чужие письма? И тем более, перечитывать их?

– Логично.

Сергей сунул письмо в нагрудный карман рубахи и снова обернулся на картины.

– Скажите, – не смогла она удержать любопытства, – а вы не знаете случайно, как сложилась ее судьба? Я понимаю, что вопрос глупый… Извините…

– Случайно знаю, и не за что извиняться. Она вышла замуж за того, кому написала письмо.

– Да?! – Лиля обрадовалась. – Так это же замечательно! И жили они долго и счастливо и умерли в один день?

Сергей посмотрел на нее как-то странно, словно она сморозила несусветную глупость, и Лиля тотчас почувствовала, что выставила себя дурой. Господи, ну конечно! Конечно, они еще не умерли! Уж женщина-то точно, раз он разговаривал с ней раньше и собирается разговаривать вновь.

– Извините, – пробормотала она, и, чтобы перевести тему, спросила: – Вы точно решили насчет картин Олега?

– Боюсь, что да. Но можно мне на всякий случай сфотографировать парочку?

– Конечно, снимайте.

Сыщик немного пощелкал камерой телефона, и они спустились вниз. Бабкину пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой о притолоку, когда они вышли из дома.

– Хотите, я провожу вас на ужин, – предложила Лиля. – Все равно мне пока нечего делать.

Они пошли вниз по склону. Солнце уже зацепило нижним краем верхушки деревьев, и облака растеклись вокруг него, точно готовясь к приземлению.

– А где ваша безумная поэтесса? – спросил Сергей. – И ее доблестный братец с топором?

– Григорий уехал, как я вам и говорила, а Лидия – в доме. Творит. Думаете, почему я просила вас идти тише? Она могла поднять шум, даже позвать Клару Ивановну. Впрочем, и Гриша тоже…

– Чудесные у вас родственники, – не удержался Сергей, но тут же сам устыдился своих слов: уж кто-то, а Кувшинка была совершенно ни при чем.

– Не судите их строго, – попросила Лиля. – Они вынуждены жить с Кларой и подчиняться ее безумным требованиям.

– Вынуждены? – переспросил Бабкин. – Э, нет! Ничего подобного! Ваши творческие родственники выбрали из нескольких возможностей самую комфортную. Никто их ни к чему не принуждал.

– Они не могут сами себя содержать!

– Бросьте! Они что, инвалиды? Ваш Гриша даже работает, вы мне сами говорили, и зарплату получает. Просто зарплата у Клары Ивановны нравится им больше. К тому же она предоставляет им прекрасную возможность: не чувствовать себя ничем ей обязанными.

Сергей увидел по ее глазам, что Лиля не понимает его, и пояснил:

– Когда старый Гейдман выплачивал всей своей родне ежемесячное пособие, это была благотворительность в чистом виде. Он совершал доброе дело, ничего не требуя взамен. И я совершенно уверен, что от этого благодеяния все его иждивенцы, за исключением разве что Лидии, чувствовали себя весьма паршиво. Они никогда в жизни не отказались бы от его денег, но никому не приятно осознавать, что ты нахлебник. Вот если бы они отрабатывали – например, писали для него картины, ставили спектакли или сочиняли плохие стихи, тогда можно было бы представить все так, будто он – меценат, а они – творцы, собравшиеся под его крылом. Но ваш недобрый… кто он вам? дедушка?.. В общем, Гейдман не давал им шанса воспользоваться этим фиговым листком, чтобы прикрыть свой срам.

– А вы, оказывается, умеете пользоваться метафорами, – поддела его Лилия, как назло, после слов Бабкина вспомнившая, что прежде Олег никогда не признавался ей, что он получает деньги от мужа умершей матери. Олег рассказывал, что продает картины, плел о состоятельных клиентах, покупающих у него одно полотно за другим, и она только после смерти Гейдмана узнала, что все это – одно большое стыдливое вранье.