Я не поеду к морю этим летом,
когда безбрежен зной, я не уеду
от этих стен, дверей, от этих трещин,
опутавших все жизни и мою.
В каком просторе, под каким окном
и на каком пустынном полустанке
я море потерял? Я повернулся
спиной к тому, что сызмальства любил,
а чуть поодаль длилась битва камня
и молний, зелени и белизны.
Так было — всё как будто так и было, —
за жизнью жизнь, а тот, кто умирает,
не ведает, что этот берег жизни,
что эта нота верхняя, и щедрость
ревущая, и блеск — вдали остались,
опали слепо за твоей спиной.
Зачем мне мёртвое, чужое море,
с печалью городов по берегам,
где волны не умеют убивать
и не навьючены басовой солью!
Мне море подавай моё — пальбу
стихии, осадившей берега,
неповторимое крушенье яшмы
и пену, где онемевает власть.
Я не поеду к морю этим летом —
я заключён, я заточён в тоннель,
где, словно узник, первобытным слухом
распознаю зелёный рёв, и гром,
и катаклизмы битого стекла,
шуршанье вечной соли и агоний.
Там Океан ревёт, Освободитель, —
на родине, заждавшейся меня.

© Перевод с испанского П. Грушко, 1977

  • 1  из   1