Женщина взошла на борт в Лейре. Команда роптала, так как женщинам и рабам ступать на гернийские боевые галеры запрещалось. Но капитан твердо сказал, что она останется. Возможно, он приглядел ее для себя. Впрочем, она не отличалась привлекательностью , даже если учитывать неприхотливость вкуса моряков – высокая, плотная, широкоскулая, с глазами, прикрытыми тяжелыми веками, отчего цвет их разглядеть было невозможно. Она была одета для дальнего путешествия – в теплую куртку и фуфайку, кожаную юбку и низкие прочные сапоги с подковами. Но то, что она решилась путешествовать на боевой галере, одна – среди полутора сотен мужчин, свидетельствовало либо о большой тупости, либо о крайней развращенности, либо о полном равнодушии к собственной судьбе, а может, обо всем этом вместе. И ее могли бы сразу, несмотря на приказ капитана, без затей вышвырнуть за борт, если бы не произошли события, сразу заставившие всех забыть об ее присутствии.

Неизвестно, кто первым увидал Тиугдала, помощника капитана, уходившего в Лейру с поручением. Он бежал по берегу бухты и орал:

– Гахор! Гахор!

Это имя заставило всех насторожиться. Гахор был капитаном «Рарога», вместе с которым «Фаланг» Джерреда несколько дней назад потопил торговый караван из Нанны. Получивший пробоину в бою,"Фаланг" остался чиниться в ближайшей бухте Лейры, а весь захваченный груз погружен на «Рарог» и переправлен в Герне. Приз Гахор поклялся честно поделить с Джерредом. И вот теперь в Лейре стало известно, что Гахор нарушил клятву и, не став дожидаться прибытия «Фаланга» , отплыл в сторону Ируата.

После того, как Тиугдал сообщил все это капитану, никто на «Фаланге» не колебался ни мгновения. Все знают, как поступают с предателями. Ударил барабан, сперва – собирая гребцов к веслам, а затем – задавая им темп. Парус пополз вверх. Ветер был попутный, решимость велика, и вскорости «Фаланг» вырвался из бухты на юго-восток, по направлению к Ируату, дабы настичь врага до того, как он войдет в воды Нимра – клятвенно мирные воды.

Женщины в это время не было видно; то ли спряталась куда, то ли просто не попадалась на глаза – никому до нее не было дела.

Большинство мореплавателей предпочитало в своих странствиях по Внутренним морям придерживаться береговой линии. Но гернийцев никак нельзя было отнести к их числу. В отличие от многих других народов, приковывавших к веслам галер рабов и каторжников, по закону Герне гребцами могли быть только свободные люди. Моряки в случае необходимости брали в руки оружие, воины же, когда требовалось, присоединялись к гребцам, не брезгуя намозолить руки. Как же иначе в морях, где людям угрожают кракены, рыбодраконы, мантихоры, поющие туманы, и другие опасности, имена которых невозможно даже произнести? Этим законом гернийцы объясняли свои успехи на море – и были правы. Соперничать с Герне мог, безусловно, Нимр, далекие Лунные острова, и, отчасти, Димн, – последнего, впрочем, гернийцы не признавали, что само по себе служило косвенным подтверждением. И только. А ведь портов на Внутренних морях, как говорится, что блох на бездомной собаке. И гернийские корабли, пиратские и купеческие вместе, достигали их всех. Герне был сильным городом-государством, хотя процветающим – вряд ли: слишком суровы были обычаи.

Небо темнело, хотя далеко еще было до заката, и ветер усиливался. Все чаще бил барабан на корме, и гребцы, чьи спины не знали бича надсмотрщика, круче налегали на весла. Они шли за своим, и если бы кто-нибудь посмел им помешать – разобрались бы и без капитанского приказа. Сам капитан стоял у борта, оставив Тиугдала у рулевого весла. напряженно вглядываясь в ту сторону, где ожидал увидеть «Рарог». И он его увидел. Джерред хрипло завопил от радости, и начал отдавать приказы матросам и воинам.

На «Рароге» тоже их заметили. Похоже, поначалу Гахор попытался маневрировать, перевести «Рарог» на другой галс, Но было поздно. И, хотя Гахор выставил лучников к бортам, ветер был против него. Джерред тоже велел своим стрелкам изготовиться. Но было ясно, что атакой лучников дело не кончится. Команда Гахора будет сражаться вдвойне ожесточенно, поэтому Джерред приказал готовиться к абордажному бою. Лучники «Рарога» все же дали нестройный залп, не причинивший на «Фаланге» заметного вреда. Однако следовало торопиться, пока защитники «Рарога» не успели прибегнуть к главному оружию – тяжелой баллисте, которая, как Джерреду было прекрасно известно, там имелась. На «Фаланге» тоже была такая, но, покуда не вернул добычу, Джерред стал бы топить «Рарог» в последнюю очередь. На «Фаланге» спешно убирали паруса и готовили абордажные крючья. Люди Гахора столпились на палубе – такие же высокие, беловолосые гернийцы с кожей, докрасна опаленной солнцем, как и те, что были на «Фаланге». И вооружены они были так же – саблями, тесаками, топорами на длинных рукоятках. Вскорости крючья и якоря ударили в борт «Рарога» и Джерред первым прыгнул на его палубу, вопя что-то о золоте и мести. Сопротивление было настолько отчаянным, что грозило обернуться наступлением. Ведь гернийцы никогда не сдаются без боя. Но и Джерред не собирался отступать. Между тем ветер не утихал, море было неспокойно, и Тиугдал, оставшийся на «Фаланге» поддерживать порядок, метался по палубе, бранясь самыми черными словами. Большинство гребцов присоединились к сражавшимся, и «Фаланг» был в значительной мере предоставлен своей судьбе. Команду Джерреда теснили к борту, хотя самого Гахора нигде не было видно – может быть, он уже погиб, может, этим и объяснялся разброд в действиях его людей: одни рубили канаты, сцеплявшие галеры, но несколько человек уже у спели перебраться на «Фаланг», и тут уж Тиугдал не мог оставаться в стороне. Он ринулся на нападавших, его сабля рубанула по занесенной руке с топором, кто-то вскочил ему на плечи, он вывернулся, багор подцепил саблю и вырвал ее из руки. Он отскочил, удерживая равновесие на кренящейся палубе.

И увидел женщину.

Она с равнодушным видом сидела возле мачты в тени спущенного паруса, словно происходящее кровопролитие до нее совершенно не касалось, и это выглядело дико среди всеобщего смятения.

Он рыкнул:

– Чего ты ждешь?

– Мне нужно в Нимр. И я поплыву на том корабле, который сможет туда добраться.

Безразличие это повергло его в бешенство, и он, не помня себя, бросился на нее, но женщина, не вставая, и даже не глядя, метко ударила его в живот ногой в подкованном сапоге, и он, споткнувшись, покатился по палубе к борту. Это его и спасло.

Людям с «Рарога» удалось перерубить концы, связывавшие их галеру с кораблем противника, однако не все. Потерявший управление, но лишенный возможности маневрировать, «Рарог» все еще был сцеплен с «Фалангом». Высокая волна приподняла его и безжалостно ударила о корму «Фаланга». Удар был так силен, что сломал мачту. Она рухнула, и, не откатись Тиугдал к борту, раздавила бы его в лепешку. «Фаланг» страшно накренился, те, кто еще оставались на ногах, попадали – одни, цепляясь за борта, другие прямо в воду. С грохотом рушились переборки. Волна хлынула в трюм. «Фаланг» быстро тонул, неотвратимо увлекая за собой «Рарог». Кто-то еще продолжал сражаться, но большинство уже рвалось к шлюпкам, хватаясь за снасти и обломки опалубки, или просто, ополоумев, прыгали в море. Вскорости на месте двух кораблей под чернеющим небом образовалась огромная воронка, втягивающая мачты, доски, сундуки, клочья парусины, людей, живых и мертвых, и прочие обломки крушения.

Тиугдал плыл несколько часов. Сколько – он не знал, однако солнце уже давно встало. Ветер утих, но надолго ли? Он был отличным пловцом, но его порядком оглушило при падении за борт, он также не сознавал, как сумел удержаться на воде. В темноте он не увидел, спасся ли кто-нибудь еще с «Фаланга» или утонули все. В любом случае, надеяться Тиугдал мог только на себя. Благодаря опыту, он приблизительно определил, в каком направлении может быть земля – но не расстояние. Оставалось надеяться, что берег не более чем в двух днях пути. Дня два он, возможно, продержится. Если его не сожрет какая-нибудь мерзость, вроде рыбодракона, или если снова не начнет штормить. А штормить начнет непременно – на это у него чутье было безошибочное, хоть ты мачтой бей его по голове…