Одолела наконец Гребешкова 722-й пример и осторожненько, под крышкой парты, достала из конверта листок, в тетрадку его вложила. А незаметно прочитать, чтоб ни один чужой глаз не увидел, было уже делом техники.

«Мадмуазель Галина!

Сочту за честь видеть Вас среди гостей моего палаццо, расположенного по ул. Чкалова, 10. Там завтра, 10 марта, в 14.00, будет торжественно отмечен день рождения Вашего покорного слуги.

А. Костиков».

Альке было все же не безразлично, как соседка его отнесется к приглашению. Гребешкова слегка фыркнула, но без насмешки. Видимо, высокопарный стиль поразил ее. Что ж, все правильно. Алька специально написал так. Вроде бы и шутка, а по сути — всерьез. А писать таким стилем — легче легкого. Совсем недавно прочитал и «Трех мушкетеров», и «Графа Монтекристо». Ничего, видно, получилось.

Галка с благодарностью взглянула на него и загородила ладошкой рот.

— Спасибо. А еще девочек приглашаешь? — было первым ее вопросом.

Молодец Галка! Подсказала выход. Алька достал второй конверт, точно так же сунул его в Галкину половину парты.

— Котовой передашь. Ладно?

Галка одобрительно кивнула.

Тетя Кира и Шмаков

Вставать Альке не хотелось. Под ватным одеялом было тепло, уютно, а большая комната с тремя окнами за тюлевыми занавесками, черным пианино в углу и широкой тахтой, на которой он спал, за ночь выстудилась. С тахты Алька не мог разобрать, сколько показывает красный столбик градусника, что висит возле картины в золоченой раме. На картине — бушующее море, зеленые, в пене волны и маленький кораблик вдали. Как, должно быть, швыряет его на волнах, как гнутся под напором ветра мачты! Ветер. И за окном посвистывает ветер. Шальной, весенний, прохладный. Ветер и комнату выстудил. Вечером так тепло было, а сейчас, наверное, и пятнадцати градусов не наберется.

Не хочется вставать. К тому же рано еще. Высокие, чуть не с дверь ростом часы, за стеклом которых не спеша качается маятник, лишь недавно пробили семь. До того времени, когда начнут собираться гости, — целая вечность. Мальчишки, конечно, придут. Всех троих он сам предупредил. Лично.

Толику Белявкину, своему приятелю и другу, о дне рождения сказал в школе, во время переменки. Толик стоял возле горячей батареи, у окна, и читал журнал «Наука и жизнь» с красивой цветной вкладкой, на которой были изображены кольца Сатурна.

В первую минуту он даже не сообразил, что Алька приглашает его в гости, — до того, видно, увлекся.

— Проснись, проснись! — шутливо затормошил его Игорек. — Спустись на Землю со своего Сатурна. Алька приглашает нас на день рождения.

— К тебе приходить надо? — закрыв журнал, спросил Толик.

— Нет, на Луне справлять будем! — Редактор стенгазеты закатил глаза — смотрите, мол, люди: человек с другой планеты! — К нему пойдем, к нему! — Игорек потыкал пальцем в Алькину грудь. — Понял? Адрес не забыл? Улица Чкалова, десять. А твой дом — двадцать семь, по той же улице.

— Это я помню, — улыбнулся Толик.

— И о подарке помнишь? — спросил настырный Игорек. — В общем, так, астроном Коперник, готовь подарок — и смело на первой космической дуй в гости. Заходить за тобой или не надо?

— Сам приду… К двум часам, говоришь? — спросил он Альку.

— В четырнадцать ноль-ноль, — подтвердил завтрашний именинник.

Насчет себя Игорек Звонов так сказал Альке:

— Тебе, старик, повезло. Не должен бы я к тебе идти — тренировка как раз в 14.00. Ведь знаешь: королем пинг-понга мечтаю стать. Но не пойду сегодня на тренировку. Учти: тебя сильно уважаю, к тому же тренер уехал на соревнования. А без него какая работа? Самодеятельность.

Алька и Валерку Шмакова предупредил. Если бы не тетя Кира, он бы Валерку не стал приглашать. Хотя и рядом живут, а настоящей дружбы с ним не водил. Разные они с Валеркой.

Алька догадывался, почему тетя про Валерку подсказала. Дело, конечно, не в нем, тут брат Валеркин замешан. Брат у него взрослый, Петром зовут. На заводе работает. Здоровенный этот Петр. В прошлом году сильным ветром забор у тети во дворе повалило. От угла до самой калитки. Метров семь. Петр пришел, поплевал на руки и весь забор поднял. Далее не верилось, что один человек может взгромоздить на место такую махину. Тогда же Петр Шмаков заменил подгнившие столбы и так укрепил забор, что никакой ураган теперь не страшен.

Тетя Кира все удивлялась, похаживала в синих брючках вдоль забора, трогала тонкими пальцами добротные, будто каменные, столбы и в который раз, улыбаясь, повторяла:

— Что бы я делала без такого соседа? Просто не представляю! Ты же, Петр, как мифический Антей.

Альке не очень нравился тон, каким тетя разговаривала с Валеркиным братом. И нечего нахваливать его. Ну, здоровый, а зачем Антеем называть? Платила бы деньги за работу, и до свидания!

Но Шмаков от денег отказывался. Ни в какую сначала не хотел брать:

— Да ты что, Кира! Я же из уважения к тебе. По-соседски. Человек ты хороший.

Альке почему-то не хотелось, чтобы тетя принимала такое уважение. И тетя Кира, как видно, боялась оставаться в долгу. Шмаков наконец сдался, спрятал деньги в карман и, подняв с земли топор, добавил:

— Будет в чем какая нужда — зови. Всегда помогу.

У Валеркиного брата в сарае, крытом железом, стоял мощный голубой «ИЖ» с коляской. Бывало, когда тети Кира выходила из своей калитки, Петр (он, видимо, специально поджидал ее) говорил, открывая тесовые, не скрипучие, на смазанных петлях ворота:

— Кира, привет! Если в город, то мигом доставлю. Хочешь — садись в коляску, хочешь — за моей спиной.

Иногда она соглашалась. Надевала на золотистые волосы желтый блестящий шлем и устраивалась сзади, на седле.

— За твоей железной спиной надежней, — шутила она.

Однажды, проводив взглядом скрывшийся за поворотом мотоцикл, Валерка понимающе подмигнул Альке:

— Втюрился мой братуха. А что, можно и втюриться. Дом у нее как дом. Сад, понятное дело, плевый. Не то что наш — на тридцать деревьев. Братуха — хозяин. На «Жигули» копит.

Несколько раз потом Алька порывался спросить тетю: правда ли, что она собирается замуж за Валеркиного брата? Да все не решался спросить. Нелегко про такое спрашивать. Кто знает — возьмет и рассердится. Иногда на неё находит — ни за что отругает. А тут дело такое — заковыристое, не мальчишеское, в общем, дело. Пусть сама думает. Не маленькая. Хоть тетя и не любит говорить о своих годах, но Алька-то знает: двадцать восемь исполнилось. Куда уж больше! Должность у нее важная — художник в театре. Спектакли оформляет, декорации всякие рисует. А с тех пор, как разошлась со своим мужем Вадимом — пил сильно, — года четыре прошло. Пора, конечно, и о другом муже подумать. Не век же одной жить. Так все соседки говорят. Если бы хотя ребенок был. Нет ребенка. Алька вместо сына сейчас.

Вообще-то Алька не стал бы от радости прыгать, если бы тетя Кира и Валеркин брат решили пожениться. Разумеется, «Жигули» — это вещь! Если к тому же малинового цвета. Ручки никелированные, два вентилятора в кабине. Но тогда что же получится? Они с Валеркой будут родня? Удовольствие ниже среднего. Все-таки лучше бы тете немного подождать с этим делом. Разве им вдвоем плохо живется? Она ему как мама. А через год отец приедет из своей Танзании. Может, тетя и дом этот продаст. И все вместе в Ленинград поедут. Эх, если бы отец и тетя Кира могли пожениться. Но говорят, нельзя: они брат и сестра.

Пока Алька, нежась под теплым одеялом, раздумывал обо всех этих серьезных вещах, с улицы вдруг раздался треск заводимого мотоцикла. Кажется, «ИЖ» Валеркиного брата. «Куда это он так рано, в воскресенье?» — подумал Алька. Открылась дверь, в комнату тихонько вошла тетя Кира. Уже одетая, даже причесанная. Увидела, что Алька лежит с открытыми глазами, подошла к нему, потрепала теплой рукой по щеке:

— Спи, спи, именинник. Поздравлять потом буду. Спи.