— Эррин поедет со мной, — ровно сказал Ролли.

Чувство благодарности и стыда затопили Эррин. Но стыда всё же было больше. «Это последний раз, когда я пасую перед ним, — пообещала она себе. — Самый последний».

Сборы заняли совсем немного времени, и уже скоро путники отправились в дорогу. С двойной ношей бослоходу было идти сложнее, но не настолько, чтобы он начал вызывать жалость. Сидя перед учителем, Эррин думала об этой странности: Ролли она воспринимала стариком, а Годдарда — мужчиной в расцвете. Хотя фактически это было не так. Под чёрным пальто особо не разглядеть фигуры, но разворот плеч узника и осанка даже близко не походили на слегка сгорбленную спину учителя. Чёткая линия подбородка и никакой дряблости кожи на шее, да и заломы на лице, которые при первой встрече девушка приняла за морщины, словно начинали разглаживаться. Это всё невольно наталкивало на разные мысли.

Раз заморозка в тюрьме остановила процесс старения, не значит ли это, что так же заморожен был и мозг? И что для Безумного Годдарда эти сто лет не были целым веком?

Потому что, если это правда, то для него всё это время просто не существовало. Он вышел тем же самым Годдардом, который был схвачен и осуждён. Не успев обдумать свои преступления, осознать и, возможно, раскаяться. А значит, рядом с ними на спине бослохода сейчас покачивался тот самый Безумный Годдард, что совсем недавно спалил подчистую город Виттег со всеми его жителями. И все надежды Эррин на его улучшившееся душевное состояние не имеют под собой вовсе никакой основы.

От этой мысли всё внутри заледенело, и даже приближающееся марево границы Слоев уже не так радовало, как должно бы.

Переход в Полуночный Слой

Стена, разделявшая Слои, по ощущениям, доставала до неба. Никто точно не знал, как высоко она простирается, потому что способов подняться в воздух у людей не было. Граница никогда не проходила по вершинам горы, максимум, через холм. Словно она не хотела, чтобы кто-то знал, что там, наверху.

Визуально она напоминала прозрачное желе или студень, что варят на Севере из костей животных. Днём через неё было видно очертания крупных лесных массивов и скал, а ночью в ясную погоду можно было даже разглядеть звёзды на другой стороне.

Стена отсекала Слой от Слоя и, по сути, являлась даже не просто границей — переходом. Никто не дал бы гарантии, что находящееся за полупрозрачной преградой и в самом деле было так близко, как виделось глазу. Переход волне мог как переносить на большие расстояния, а мог и вообще перебрасывать из мира в мир. Уж больно велика была разница не только климатическая, но и физическая. Слои ощущались по-разному всеми органами чувств: по-иному давил на плечи воздух, дышалось иначе, и особенно удивлялись каждый раз глаза. Краски природы словно были взяты из разных палитр, и очень непросто было сразу перестроится на новый лад. Даже солнце и обе луны ползли по небосводу по другой траектории.

Перемещаться через преграду самостоятельно могли лишь маги. Но в сопровождении последних и люди преодолевали этот путь без проблем. Вот только желающих обычно было маловато. Без крайней на то нужды никто не хотел добровольно окунаться в прозрачную стену.

Первым нырнул в переход Бертрам Ролли. Его приземистая фигура размылась и движения приобрели плавность, словно он пробирался с большим усилием.

Эррин перевела взгляд на Годдарда — вторым должен были идти он. Девушка не сомневалась, что тот сейчас опять устроит какое-нибудь представление, и была внутренне готова тащить узника через границу на парализаторе. Тем удивительней стало открытие, что ради разнообразия мужчина покладисто шагнул вперёд и скрылся в стене.

Она медлить тоже не стала. Задержала дыхание и последовала за своими спутниками. Переход напомнил желе и по ощущениям. Влажный, густой, покалывающий кожу мелкими магическими разрядами, он словно неохотно пропускал сквозь себя путников. Вдохнуть не получалось, и Эррин попыталась ускориться. Невольно пришла в голову мысль, что будь стена потолще, то не каждому бы хватило дыхания, чтобы её преодолеть.

Вынырнув на другой стороне она с удовольствием набрала полную грудь воздуха.

Он был насыщенным, ароматным, почти густым. Печёные яблоки, специи и дым — вот чем пах для девушки Полуночный Слой.

Мужчины уже раздевались, ведь здесь было ощутимо теплее. Не настолько комфортно, как обычно бывает в Центральном, но уж точно лучше, чем на Севере. Под накидками Ролли ожидаемо обозначился синий университетский китель. В сторону Годдарда она старалась не глядеть, но и прятать глаза уж точно не годилось. Она не стеснительная девственница, что бы тот о ней ни думал. Максимально равнодушный взгляд в этот раз ей вполне удался. Им она и рассмотрела чёрную куртку и такую же чёрную, наглухо застёгнутую рубашку узника. И да, фигура под пальто оказалась очень даже не старческая.

Эррин скинула свою тёплую курточку, запихала её в дорожный рюкзак, и немного постояла в нерешительности, раздумывая, стоит ли избавиться ещё и от жилета.

— Давай, Рыжик, не стесняйся, — тягучий голос Годдарда раздался совсем рядом. — Разденься и покажи, чем наградила тебя природа. Глядишь, возьму тебя в свой гарем, после того как всё закончится.

— Ну раз ты настаиваешь. — Главной наградой Эррин был, конечно же её дар, им она и огладила зарвавшегося узника. Силы вложила совсем чуть-чуть, но и этого было достаточно, чтобы тот не сдержал стон.

Ролли покачал головой, но на мгновение показалась, что осуждает он её, а вовсе не безумного Годдарда. Может ли быть, что возвращающиеся совместные воспоминания заставляют учителя пересмотреть своё отношение к бывшему другу? И не скажется ли это на их общей миссии?

В любом случае, ей нужно будет в первую очередь начать отращивать самостоятельность. В делах, поступках и решениях. После столицы она останется с Годдардом один на один, и лишь от неё будет зависеть успех миссии. Если Зверь не будет снова уложен, то для всего мира станет уже слишком поздно. Если верить легенде, то поднявшийся Зверь первым делом пойдёт чесать спину об Ось мира, а та и так накренилась. Всё вокруг сдвинется, трещины будет не сдержать, а тени, что повалятся из них, заразят всё живое. И привычная реальность перестанет существовать.

Теоретически ни одного нормального человека дополнительно мотивировать не надо. Это тот самый случай, когда отсидеться в своей крепости не выйдет. Но Годдарда даже с натяжкой сложно назвать нормальным. Только начинало казаться, что он просто мужчина с дурным характером, как тот выкидывал что-то, что с кристальной ясностью говорило о капитальном нездоровье его головы.

Вот и теперь, на полпути к нормальной гостинице, ванной и сытному ужину он вдруг остановился как вкопанный и перестал реагировать на происходящее снаружи.

Эррин и Ролли не сразу заметили, что узника нет рядом.

А когда заметили, не знали, как реагировать. Он стоял, смотрел в пространство, но, похоже, ничего не видел. Его зрачки собрались в маленькие точки, отчего глаза ещё больше посветлели, вернув схожесть с ледышками. Ролли пытался говорить, трогал за плечо, потом тормошил. Но всё без толку. Эррин прикасаться с окаменевшему мужчине никакого желания не имела, поэтому просто стояла в сторонке, с тревогой наблюдая за происходящим.

Единственное, что они могли в этой ситуации сделать — это ждать. Если бы у них были хоть какие-то средства передвижения, то пусть бы сидел и смотрел в пустоту, животное может идти и само. Но беда была в том, что в Полуночном Слое никто ни на ком не ездил.

Здесь просто не существовало доступных средств для передвижения. Местные были исключительно свободолюбивыми существами, и, как гордо говорили они сами, «никто никого на своём горбу не повезёт, даже животные».

Здесь царили исключительно свободные нравы и вседозволенность, которая лишь слегка сдерживалась усилиями властей. Попытки запрещать выливались в беспорядки и бунты, поэтому единственно возможным способом управления Слоем оказалась легализация того, что во всём остальном мире было уголовно наказуемым.