Проехали Счастливки, и, к своему удивлению, я обнаружил уже почти отстроившуюся деревню. Дома белели свежими бревнами, по узким улочкам бегала детвора, из дворов слышался лай собак. Если бы не моя память да не большой погост на пригорке, ничто бы не напоминало о трагедии, случившейся здесь совсем недавно.

Я перестал удивляться, когда Коллайн выяснил, что деревню заново отстроили переселенцы, пришедшие с юго-востока Империи. Место уж очень хорошее, сообщил он: широкие пойменные луга, близкий лес. Вообще-то они направлялись в другое место, в неделе пути к северу отсюда, но им предложили остаться здесь, и они согласились. Понять их можно: земля разработана, а чужое горе – оно и есть чужое, ведь что-то плохое может случиться с кем угодно, только не с нами. Да еще и добра осталось достаточно после прежних хозяев.

Очень удобно: только я заинтересовался здешними метаморфозами – тут же готов полный расклад, подготовленный Коллайном. Пока я сидел у костра, наслаждаясь своими любовными муками, он успел собрать столько информации, что не хватит времени все рассказать до самого перевала.

Кстати, мне стоит обратить внимание на свое поведение – что-то я совсем раскис, надеюсь, хоть со стороны это незаметно. Ничто не делает мужчину таким сильным и в то же время таким уязвимым, как любовь к женщине. Только что-то я у себя прибавления сил не замечаю – напротив, самому начинает казаться, что от моего взгляда даже вино может скиснуть. Подумаешь, увижу Янианну на неделю позже, пусть даже на две – и что теперь, вешаться?

На следующий день мы преодолели перевал, и темп нашего движения несколько увеличился. Не знаю, что так повлияло на герцога, хотя встречались мы с ним каждый вечер: перед ужином герцог имел обыкновение принимать всех у себя в шатре и выслушивать рапорты.

Сначала докладывали кирасиры, потом егеря, а затем следовала моя очередь. Люди здоровы, отставших нет, заболевших и захромавших лошадей тоже, докладывал я. Герцог выслушивал всех, задавал интересующие его вопросы, отдавал необходимые, по его мнению, распоряжения, и мы расходились на ужин. Блин, тоже мне рейд в глубоком тылу противника! Хотя может, я зря ерничаю – по крайней мере, все были в курсе того, что происходило каждый день.

Я часто отсылал несколько человек вперед – не для того, чтобы разведать обстановку, смысла в этом не было никакого. Обычно им хватало времени, чтобы выследить какую-нибудь дичь или поджидать нас на обочине с полной корзиной рыбы, выловленной сетями.

Вечерами от нашего лагеря доносился аромат готовящейся на вертеле свеженины или не менее аппетитный запах жареной рыбы, и солдаты герцога с завистью посматривали в нашу сторону, поедая жидкую кашу с солониной. Герцогу с окружением конечно же готовили отдельно, но столовался я со своими парнями, лишь изредка принимая приглашение на ужин в его шатре.

Но именно из нашего лагеря каждый вечер доносился звон стали: а чего время терять? Вон молодежи сколько – им тренировка нужна, да и остальным не помешает.

«Тяжело в учении – сдохнешь без мучения», – любил говаривать один мой старый знакомый.

Монтенер становился все ближе, уже и Майронские леса стали отступать от дороги все дальше, селений становилось все больше, а Коллайн все задумчивей.

Я решил сам вызвать его на разговор:

– Что случилось, дорогой Анри?

– Понимаешь, де Койн, скоро будет Монтенер… – Он еще помялся некоторое время, затем продолжил: – Говоря коротко, перед самым Монтенером будет поворот на дорогу, ведущую к селу на берегу Арны. Если переправиться через реку, то до моего имения останется всего три дня пути. И вот я думаю… – Он посмотрел на меня.

– И чего же здесь раздумывать? Вечером я договорюсь с герцогом, возьмешь с собой половину людей – и в добрый путь.

Желание Коллайна понятно: так долго мечтать о том, чтобы появиться в родовом имении снова хозяином, и проехать мимо, когда оно совсем рядом, всего в нескольких днях пути.

– Артуа, мне не нужно так много людей… – заговорил явно обрадованный Коллайн.

– Вот тут я с тобой не соглашусь, и не уговаривай. Ты мне нужен живым и здоровым, Анри, так что или берешь половину, или… или тебе придется забрать всех. Кроме Прошки, конечно, без него ты перебьешься.

– Ровно половину не получится, – засмеялся Коллайн, – наши люди пополам не делятся.

– Отлично делятся, поскольку Прошка не в счет.

Договориться с герцогом удалось на удивление легко, и на следующий день мы с Коллайном расстались, поделив людей пополам. Анри обещал вернуться в столицу через пару недель, что устраивало нас обоих.

Монтенер являлся центром одноименной провинции и третьим городом Империи по величине и численности населения после самой столицы и Гроугента.

Город вольно раскинулся на берегу Арны и был крупным промышленным центром, разделяя это почетное звание со столицей, чему, несомненно, способствовало наличие крупных залежей каменного угля и железной руды, а также близость судоходной Арны. Ко всему этому можно добавить, что город располагался в географическом центре Империи и выделялся архитектурой зданий, чем-то похожей на готическую: острые устремленные в небо шпили, ажурные стрельчатые окна с многоцветными витражами…

Мы прибыли в Монтенер ближе к вечеру, но мои надежды отправиться в столицу на следующее же утро растаяли: нас пригласили на бал.

Он должен был состояться завтра во дворце наместника, герцога Монтейского, и, проигнорировав такое приглашение, можно было испортить с ним отношения. Я прибыл с визитом в составе свиты герцога Иллойского, и мне недвусмысленно дали понять, что будут рады видеть в доме завтра вечером. Исчезнуть без объяснений было бы невежливо, а пускаться в объяснения, что на завтра у меня другие планы… В любом случае будет похоже на оскорбление. Ничего, до столицы еще около двух недель пути – придется пожертвовать одним из дней отдыха, только и всего.

Дворец наместника не поражал размерами по сравнению с императорским дворцом, но роскошью мог с ним потягаться. И люди, собравшиеся в нем, отнюдь не выглядели провинциалами, в отличие от того же Тромера. Здесь тоже танцевали вальс, и даже был известен белый танец – новшество, которое привнес тоже я.

После пары бокалов знаменитого местного вина, имевшего яркий изумрудный цвет и здорово дурманящего голову, я нашел, что окружение герцога Иллойского состоит вовсе не из негодяев и льстецов. Мы весело общались, обсуждая перипетии нашего путешествия, когда я получил приглашение на тур вальса.

Это верх хамства – отказать даме, когда объявляют белый танец, и я принял приглашение, хотя меньше всего мне хотелось танцевать. Приглашение было от графини Ленойз, леди Виктории, которой я был представлен еще при первом визите в дом Вандереров. Однажды у нас даже чуть не случился роман, но тогда нам помешала дочь Вандерера, Элоиза. Потом все женщины мне стали неинтересны, потому что у меня появилась Янианна.

Несомненно, Виктория являлась королевой этого бала – и она знала это, но воспринимала все как само собой разумеющееся. Мы станцевали тур вальса, но отвязаться от Виктории оказалось не так просто. Выглядела она сногсшибательно – великолепная фигурка, затянутая в облегающее платье, огромные выразительные темно-карие глаза и копна темных волос в затейливой, очень идущей ей прическе. Своей улыбкой она, наверное, могла бы растопить сердце самого стойкого женоненавистника. Буквально несколько месяцев назад я был бы безумно рад, что такая дама ко мне неравнодушна. Но все это было тогда, а сейчас меня больше мучил вопрос, как бы тактично от нее избавиться.

Кроме всего прочего, однажды Янианна сделала мне замечание, что я уделяю графине слишком много внимания. На самом деле все было не так, в тот вечер у меня была похожая проблема. Мне и тогда, и сейчас льстило внимание столь эффектной дамы, но… Несмотря на то что я был лишен женской ласки столь продолжительное время, Виктория не вызывала у меня никаких чувств. Я в тактичных выражениях попытался объяснить ей, что у нас ничего не получится в ближайшие пару сотен лет, надеясь, что таким образом мне удастся избежать ее назойливого внимания. Не получилось. Вместо этого ей удалось добиться от меня приглашения на следующий тур. Причем обставила она все так, как будто это приглашение было целиком моей инициативой.